ждал — что мы будем скучны для инопланетян.
Это их к нам отношение изматывает. Я сыт нашей компанией по горло. Если это будет продолжаться, я потеряю желание стрелять в тварей. Не знаю, как это скажется на моей карьере в морской пехоте. Мы, Мормоны, верим в воина-бога, воинов-ангелов, просто воинов, но во все этой гигантской среде обитания нет ни одного огненного меча. Что же делать?
Я знаю, что. Я заведу дружбу с кем-нибудь из местных. Должен быть кто-то в этом городе, кто захочет показать новому парню, как здесь хорошо.
— Здорово снова обрести свои тела, — сказала Арлин, сидя за чашкой H2O и тарелкой маленьких красных глазных яблок. Правда, это не были настоящие глазные яблоки. И они не были и по- настоящему красными.
— Неплохо, — согласился я. — Думаю, я сбросил несколько фунтов.
— Флай, в тебе не было лишних фунтов.
Я помотал головой.
— Наши каникулы на Гавайях прибавили мне веса.
— Не замечала, — ответила она веселым голосом. — Знаешь, Флай, я чувствую, будто нахожусь на каникулах.
Я тоже это чувствовал. Трудно было поверить, что мы находимся на инопланетной базе, Бог знает где. Мы сидели за столом, парящим в воздухе между нами. Мы не были в невесомости, но стол, похоже, был. Я никогда не сидел в более удобном кресле. Он изменял свою форму, подстраиваясь под каждое мое, даже самое легкое, движение. Мы приняли наши пилюли и теперь наслаждались самым лучшим обедом для людей, который только был здесь доступен. Одним единственным.
— Капитан Идальго не на каникулах, — заметил я. С ним случилась проблема. Странное существо, которое мы нарекли медботом, сообщило нам, что мозг и тело Идальго еще не пришли в гармонию, но обязательно придут. Когда мы спрашивали, как много времени уйдет у Идальго, чтобы снова встать на ноги, медбот начинал производить вычисления в воздухе. Честно сказать, я не был полностью уверен, что это была машина, но Арлин настаивала на обратном.
Арлин понимала кое-что, уносившее ее на километры вперед от вашего покорного слуги.
Она говорила, что в квантовой физике нет такого понятия, как абсолютное время. Есть лишь время, относительное к местонахождению и скорости наблюдателя.
Очень хотелось узнать, сколько времени уйдет у Идальго, чтобы снова присоединиться к нам. И не у кого было спросить, когда к Альберту вернется нормальное настроение.
Арлин, похоже, снова прочла мои мысли. А может быть, здесь у нее это действительно получалось.
— Альберт тоже не на каникулах.
— По крайней мере с ним все в порядке.
— Физически — да, но я никогда не видела его раньше в таком странном настроении.
— Он сказал мне, что медитирует.
Она мотнула головой.
— А мне он сказал, что пытается общаться.
— С этими существами это может быть одним и тем же. Мы можем потратить остаток наших жизней в попытке приспособиться и так этого и не добиться.
Я вспомнил возвращение в свое тело. Когда мы вновь обрели зрение, я увидел голые тела Арлин, Альберта и Идальго. Мы были не одни. Рядом были инопланетяне, но я на них никак не реагировал. Я даже не беспокоился о том, есть ли у чужих оружие или угрожают они нам каким-нибудь образом. В отличие от предыдущего путешествия сквозь Врата, во мне произошла перемена во взглядах на вещи. Я воспринимал голые тела своих товарищей совершенно по новому. Я понял, что изменения произошли больше оттого, где мы находились, чем из-за того, как мы прибыли.
Я не чувствовал влечения к Арлин. Я не оценивал тела двух других мужчин. Я не чувствовал никакого стеснения или конкуренции. Но я не был безразличен. Человеческое тело было мне любопытно, как если бы я видел его впервые. Я чувствовал то же самое и к инопланетянам, странные формы которых внезапно оказались не более странными, чем эти мясистые двуногие, называемые людьми.
Причудой момента был медбот, который и был всей приемной комиссией. Он был похож на живую вешалку в парикмахерской. Когда Идальго рухнул, ни один из нас не бросился к нему на помощь. Мы все еще пребывали в том странном состоянии, которое я могу описать только как «созерцание». В тот момент не существовало никакого боевого отряда морских пехотинцев.
Медбот водрузил на себя простертое тело Идальго, ничего не сообщив нам о его состоянии. Самым странным было то, что никто из нас об этом не спросил. Если бы комната наполнилась гигантскими пауками, наши указательные пальцы не спустили бы курка. У нас в принципе отсутствовали все стремления.
Постепенно мы вновь обретали себя. Это было как возвратиться в дом, который ты покинул в детстве, и заново изучать каждую комнату, только уже как взрослый. Сейчас этим домом были наши тела. Когда мы стали менее чужими к себе, инопланетяне начали казаться страннее.
У Арлин хватило мужества сделать первое движение. Жаль, но у нее ничего не вышло.
— Я всегда говорил, что ты самый храбрый человек, которого я знаю, Арлин. Пока я пялился на свой пуп, ты уже попыталась начать беседу с… другими.
— Что ж, ты всегда считал себя пупом земли, — ответила она. И уловив мое выражение лица, добавила: — Ты не расслышал, Флай? Ты слишком прожженный морпех, чтобы быть годным для другой роли.
Да, мы приходили в норму. Не было похоже, что мы находились где-то на этом галактическом Хилтоне, который они называли базой. Наверное, нам не нужно было жаловаться.
Мы были живы. Медбот это видел и отвечал на большинство наших вопросов, касающихся медицины. Были и вопросы, на которые он просто не мог ответить, по поводу где и что и кто и почему. Они были вне поля его компетенции. Но я обязательно найду кого-нибудь, кто расскажет нам, где мы находимся.
Медбот намеренно уклонился лишь от одного вопроса, когда Арлин спросила, как он научился такому ровному английскому. «Английский данного устройства не не кривой» — неуклюже ответил тот. Когда же он спросила прямо, как он научился говорить по-английски вообще, медбот ответил: «Секрет гильдии», и вновь вернулся к вопросам биологии! Их у нас тоже было много.
— Как тебе эта еда в сравнении с армейской? — спросил я Арлин, когда она попыталась проживать один из маленьких мячиков, которые казались мне похожими на глаза, а ей напоминали совсем другую часть человеческой анатомии.
— Холодной или горячей?
— Холодной, какую мы ели на Бове.
— Эта еда лучше.
— А горячей?
Она пожала плечами.
— Хуже. Но я не ругаю повара. Главное, что есть можно.
— Медбот сказал, что поставщик этого пиршества хочет с нами встретиться. И он не совсем повар; он скорее химик.
Она сделала очередной глоток воды. Мы оба весьма пристрастились к воде.
— Я встречусь с кем угодно, — сказала она, и я кивнул. Когда она обращалась к различным созданиям, окружавшим нас, с вопросом о нашем прибытии, они поворачивались к нам спинами — те, у кого были спины — и удалялись прочь. Поначалу я принимал это за пренебрежительное отношение. Но это было не так. Шоу закончилось. Они знали, чего хотят, и лучше нас понимали, что нужно делать.
— Как думаешь, повар — один из тех, кто послал нам сообщение?
— Боже, я так надеюсь на это!
Когда слышишь, как такая атеистка, как Арлин, призывает Бога, понимаешь, что она говорит от сердца. Я чувствовал то же самое. Что может быть бессмысленнее, чем пройти так много (и кто-нибудь из этих проклятых инопланетян скажет мне, насколько много, даже если придется действовать силой) и не найти на другом конце никого из тех, кто послал сигнал.
