Сообщества некоторых муравьев насчитывают всего какую-нибудь дюжину членов (например, упомянутые уже австралийские муравьи-бульдоги). Живут они все в примитивной вроде бы «пещере». В сообществе же муравьев-листорезов — миллионное население, а их подземные тоннели и шахты простираются в почве на сотни метров. Есть в тропиках муравьи-кочевники, которые обходятся вообще без всяких жилищ: вечные странники.
У некоторых муравьев (например, у листорезов) — разные касты рабочих и солдат. У других же никаких каст нет, а разделение труда осуществляется, как у пчел, по возрастному принципу. Таковы, например, всем нам известные рыжие лесные муравьи (Формика руфа). Их сложенные из разного «мусора» высокие муравейники попадаются в лесу чуть ли не на каждом шагу.
В такой колонии миллионы муравьев; ежедневно приносят они в свой дом килограмм всякой добычи (около 100 тысяч насекомых!). Этим лесному хозяйству полезны. Но разводят они, как пастухи коров, массу тлей — в этом их вред, который, однако, с пользой несравним: она много больше.
Оживленные трассы, дороги, тропинки причудливой сетью соединяют их побочные колонии с основным гнездом. В гнездах же, не как у пчел, не одна, а сотни и даже тысячи яйцекладущих маток, или «цариц». В отличие от пчел муравьи вида Формика руфа на зиму корм не запасают и ничего зимой не едят. Сбившись в плотный ком в нижних этажах муравейника, в глубоком сне проводят они все морозные месяцы года.
Прежние опыты показали, что самка лесного рыжего муравья (Формика руфа) сама не в состоянии основать новое гнездо. Эксперименты последних лет это мнение опровергают. Случается, правда не часто, что после брачного полета она оказывается далеко от всяких муравейников, где могла бы быть «адаптирована» (что это такое, скажем после). Тогда (отломав прежде крылья) она сама роет в земле неглубокую норку, которая заканчивается небольшой камерой. Вход в норку затыкает земляной пробкой. И там, в подземелье, в полной изоляции от мира откладывает яйца. Из норы на поиски пищи не выходит, ничего не ест, не пьет и все откладывает и откладывает яйца. Чем же поддерживает свою жизнь? Запасами в своем теле питательных веществ, особенно в мускулатуре отслуживших крыльев. Ест и яйца, самой же отложенные. Но не все, конечно, а только часть их. Из оставшихся несъеденных выводятся рабочие муравьи. Но порой проходит года два, прежде чем рабочих муравьев родится в достаточном количестве, чтобы они могли взять на себя все заботы по постройке дома и поискам пропитания (надо сказать, что муравьи, не в пример пчелам, живут долго: самки — до 20 лет, «рабочие» — до 10).
Однако чаще основание новых колоний муравьев происходит иначе.
Когда в начале лета крылатые самки рыжих муравьев в обществе крылатых же самцов покидают родной дом, судьба представляет случаю решить, каким из трех возможных путей потечет их дальнейшая жизнь. После роения оплодотворенная самка может опуститься поблизости от старого муравейника и будет снова принята в родной дом. Ее «определят» в какие-нибудь периферийные отделения государства, где она заведет свою «семью». А когда муравьям станет слишком тесно в этом муравейнике, часть из них со своей самкой переселится на новое место и положит начало новой колонии.
После брачного полета матка может попасть и в чужое гнездо, но тоже рыжих муравьев. Она и там найдет радушный прием.
Возможен и третий вариант: самка улетит далеко от материнского гнезда и не найдет поселений родственных ей муравьев. Тогда ищет она муравейники темно-бурого лесного муравья и «стучится» у входа.
Темно-бурые муравьи охотно принимают маток рыжих лесных муравьев, особенно когда у них самих нет оплодотворенных самок. Они ухаживают за гостьей, кормят ее, чистят, бережно уносят снесенные яйца в «детские» комнаты и там продолжают о них свои заботы.
Если в этом же муравейнике есть своя яйцекладущая самка, то возникает так называемая смешанная колония, в которой мирно уживаются и ведут общее хозяйство муравьи двух разных видов — рыжие и темно-бурые, потомки местной и принятой в семью самки. Если же у темно-бурых муравьев нет своей самки (бывает, что ее загрызает самка-гостья), то из яиц, за которыми они ухаживают, выводятся только рыжие муравьи. Число их с каждым днем растет, а муравьи-хозяева постепенно вымирают. Рыжие муравьи перестраивают гнездо по своему вкусу и вскоре остаются единственными его обитателями.
Принимать в дом чужих маток в обычае у многих муравьев. Они особенно гостеприимны, когда в гнезде нет своих плодовитых самок (и такие случаи нередки).
В этом биологический смысл «круговой поруки» муравьев, ведь без самки колония все равно погибнет, но, прежде чем пробьет роковой для нее час, обреченная община воспитает целое поколение соседей; возможно, и они когда-нибудь помогут их собратьям.
Конечно, муравьи не строят никаких планов. Поступая столь «разумно», они не рассуждают, не знают, для чего кормят чужую матку, не подозревая даже, что она чужая. Инстинкт, безотчетное врожденное чувство, заставляет их поступать так, как они это делают. Другая схема поведения просто не «предусмотрена» в их наследственности.
Но даже и «предусмотренная» схема достаточно сложна. Ученые долго еще будут спорить, какими путями шла эволюция муравьев, развивших у себя эти редкие качества. Но факт остается фактом. Можно привести длинный список видов муравьев, самки которых регулярно поселяются в чужих муравейниках. Эти же муравьи в свою очередь дают приют чужеродным маткам. Энтомологами придуман даже особый термин для обозначения столь странного явления — адопция, то есть «усыновление».
Молодых маток черного древесного муравья принимают в свой дом тенелюбивые лазиусы. А их колонии в свою очередь возникают на месте поселений бурого садового муравья, которые дают приют их самке-родоначальнице. И вот какое складывается впечатление: муравьи оказывают товарищескую помощь не по принципу, так сказать, «двусторонней связи» (я — тебе, ты — мне). Они принимают в гнездо самок совсем не тех видов, которые в свое время оказали гостеприимство их прародительнице, а тех, что «усыновляют» маток другого, ведущего сходный образ жизни вида. Вероятно, где-нибудь этот круг взаимной выручки в конце концов замыкается, и если мы не можем сейчас назвать все его звенья, то, очевидно, только потому, что еще не изучили их. (Некоторые из них, наверное, даже сейчас прерваны, так как виды, представляющие их, по какой-либо причине уже вымерли или инстинкты их изменились.)
Но некоторую преемственность «эстафеты дружбы», как можно было бы назвать эту удивительную взаимопомощь, можно наметить уже сейчас.
И что интересно: не всегда муравьи, принявшие чужую самку, потом уступают место ее потомству. Бывает и так: муравьи чужого племени, которых выкормили в своем гнезде приютившие их мать соседи, когда окрепнут, выселяются вместе со всем своим «скарбом и домочадцами» — яйцами, куколками и личинками — на новое место и создают рядом собственную колонию. А муравьи-воспитатели продолжают жить своей жизнью.
Однако вернемся к тому абзацу этой главы, где мы оставили муравьев бездумно спящими все месяцы зимы. Весна пришла… И муравьи зашевелились… И. Халифман описывает изумительный механизм пробуждения муравьев. Вначале просыпаются «разведчики». Они верхние на клумбе (последними, значит, заснули осенью, замуровав выход из камеры). Вот они пробираются наверх, греются на солнышке, а когда панцири у них раскалятся, спешат вниз и таким образом приносят частичку тепла своим спящим товарищам. Те, почуяв тепло, тоже начинают шевелиться, события ускоряются.
И начинается день и целое лето охотничьих подвигов и трудовых свершений. Гнездо все более обретает запутанность, сложность, непонятность, неразборчивость, неповторимость и, однако… черты воплощенного типового проекта. Да, да, при всей неразберихе магистралей, тоннелей, камер каждый муравейник все-таки типичная постройка определенного вида.
Вокруг пня, от которого через несколько лет мало что останется, возведен муравейный город формики руфа — рыжего лесного муравья. Мать-основательница в глубине, в подземной тьме, исправно несет яйца (некоторые исследователи утверждают, что ее плодоносность может достигать 7 миллионов
