— Посмотрим, — ответил я, и мы пошли вместе к дому.
О марке я ему не стал напоминать, потому что идея перебраться в спецшколу занимала меня все больше. Я был уверен, что мама обрадуется: во-первых, с деньгами станет полегче, а во-вторых, спецшкола — это уже почти профессия.
Но мама забеспокоилась.
— А далеко это? — спросила она тревожно.
В объявлении ничего об этом не было написано.
— Да где-нибудь под Москвой, — ответил я наугад.
— И что ж, ты все время там жить будешь? — допытывалась она. — А как же я тут одна?
— Ну мама, ну что ты, на самом — деле! Бесплатное питание, санаторный режим. Чего еще — надо?
— Не отпущу я тебя, — сказала она решительно. — Без зимнего пальто… старое-то ты уже совсем износил… Не отпущу!
Но я уже наверняка знал, что отпустит. Когда мама начинает говорить решительно, это значит, что она почти уже согласна.
— Зима еще не скоро, — ответил я. — А кроме того, попытка — не пытка. Надо еще поступить.
— Не примут тебя, — сказала мама со вздохом. — Ты же у меня отстающий.
— Чего там гадать? Сейчас пойду и позвоню. И все узнаю.
— Так вечер уже!
— Ничего, попробую.
Не слушая, что мама кричит мне вдогонку, я побежал на улицу. Позвонил из телефона-автомата — и сразу меня соединили.
— Прием заявлений кончается завтра, — ответил мне мужской голос. Приезжайте лучше сейчас. Документов никаких не надо. Приемных экзаменов у нас нет. Только собеседование. Деньги на проезд имеются?
— Нет, — ответил я растерянно.
— Хорошо. Подошлем машину. Назовите адрес.
Я назвал.
— Будем через пятнадцать минут.
И в трубке загудел сигнал отбоя.
— Чудеса! — сказала мама, когда я вернулся. — Так быстро все… А ты не фантазируешь, случайно?
Я настолько был сам удивлен, что не стал ничего ей доказывать.
И действительно, через пятнадцать минут во дворе коротко прогудела машина. Я выглянул в окно: у нашего подъезда стояла новая коричневая «Волга», шофер, опустив боковое стекло, разговаривал с ребятами.
— Ну, мама, я пошел.
Мама хотела заплакать, но сдержалась.
— Ступай, сынок. Ох, не примут тебя, не примут…
Ребята смотрели на меня во все глаза.
— Куда это тебя?
— В спецшколу, — ответил я, берясь за ручку дверцы.
— Ну дела! Что это за школа такая?
— Закрытая, особая.
Я сел на заднее сиденье. Шофер обернулся ко мне, посмотрел строго.
— Много разговариваете, молодой человек, — сказал он. — Сначала поступить надо. А то может быть, зря бензин жжем.
Я смутился и ничего не ответил.
2
Машина въехала во двор большого девятиэтажного дома и остановилась возле каменного крыльца: несколько ступенек и железные перила. Невзрачная дверь с белой табличкой «Прием». Прием чего? Стеклотары? Белья? Непонятно.
Я слегка оробел. Посмотрел на шофера, но он, не обращая на меня внимания, рылся у себя в карманах. Пробормотав: «Спасибо», — я вышел из машины и поднялся на крыльцо.
За дверью оказался небольшой тамбур, а за ним — комнатушка без окон. Под потолком на проводе горела голая электрическая лампочка, за столом сидел загорелый молодой парень в темно-синей спортивной куртке. У него было лицо честного футбольного тренера.
— Добрый вечер, — сказал я, подошел и сел на стул.
— Добрый вечер. — Парень улыбнулся, протянул мне через стол руку и назвался: — Дроздов.
— Очень приятно, — сказал я и вспотел от смущения.
— Фамилия, имя?
— Андрей Гольцов.
— Поздновато явились. Гольцов. Ну, да ладно. В каком классе учитесь?.. Так, в восьмом. А два года сидели в котором? В шестом? Говорите яснее. В шестом. — Он сделал пометку на лежащем перед ним листе бумаги. Я готов был поклясться, что увидел на этом листе свою фамилию, напечатанную на машинке. По какой причине сидели?
Я замялся. Сказать «неспособный к учению» — сам себе навредишь. «Учителя заедались» — неправда. «Не хотел учиться» — хуже того. Я подумал и ляпнул:
— Болел.
Дроздов прищурился, посмотрел на меня с усмешкой:
— Вот как? Чем?
Разговор принимал неприятный оборот. В голове у меня замельтешило: «Энцефалитом? Эхинококком?»
— Гипертонией.
Лицо у Дроздова стало совсем хитренькое: знаем мы эту гипертонию.
— Ничего, — сказал он, — вылечим. — Посидел, помолчал. — Как вы полагаете, Гольцов, вы обыкновенный человек?
Такого вопроса я, естественно, не ожидал.
— Нормальный, — ответил я и пожал плечами.
— Нет, я не о том. Я имею в виду: вы как все или нет?
Я покачал головой:
— Нет.
Дроздов удовлетворенно откинулся к спинке стула.
— А почему нет?
Вот пристал, подумал я. А я-то боялся, что по алгебре будут спрашивать.
— Мне кажется, я способный, — промямлил я и покраснел.
— К чему? — вежливо поинтересовался Дроздов.
— Ну… учиться способный.
— Этого маловато, — огорчился Дроздов.
Я тоже расстроился. В самом деле, к чему я способный? Да ни к чему. Баклуши бить.
— У каждого человека должны быть особые, присущие только ему способности, — участливо глядя на меня, сказал Дроздов. — Постарайтесь припомнить.
Я молчал.
— Вы очень уверенно сказали, что вы не такой, как все. Это впечатляет. Но на чем вы основываетесь?
