Михаэль Шумахер – номер один

сцепления – является основным в выборе покрышек, которые шинная компания привозит на гонку. Bridgestone, поставщики Ferrari, заявили, что им также не было известно о перекладке покрытия, но Уэббер тем не менее заподозрил неладное. Это дало бы Bridgestone небольшую фору в начале гонки, а все команды на Michelin вынуждены бы были играть в догонялки. «Я бы удивился, если бы Ferrari не знала об изменениях в покрытии трассы еще за несколько недель до Гран-при, — смеется Уэббер. — Вы хотите сказать, что в Италии могут переложить асфальт, a Ferrari об этом не узнает? Michelin приезжает со своим составом и бах! Это мелочь, но в тоже время это имеет значение. Ловко? Находчиво? Возможно. Но разве это честно?»

Тема протежирования очень щекотлива в нашем спорте, для Ferrari в частности. Нет сомнений, что исторически команда всегда выступала на стороне руководящих органов, поддерживая их в крупных решениях. И никогда не боялась делать то, что в ее интересах, а не в интересах спорта в целом. Тем более что последние годы Шумахера в Ferrari совпали с политической и коммерческой борьбой за власть в кулуарах между производителями, с одной стороны, и руководящими органами и Берни Экклстоуном – с другой. Производители были намерены, объединив силы и пользуясь своим влиянием, изменить весь механизм управления. Они считали, что Экклстоун должен дать командам больший процент прибыли и что руководящий орган должен быть прозрачнее в своих методах управления. Изначально Ferrari заняла в этом споре сторону промышленников.

Они сформировали орган под названием Grand Prix World Championship и угрожали организовать свою собственную гоночную серию параллельно Ф-1, если их требования не будут удовлетворены. Битва была продолжительной, и одним из ключевых ее этапов стал момент, когда Ferrari отделилась от промышленников и в одностороннем порядке присоединилась к Экклстоуну и FIA в январе 2005 года. Команда получила сто миллионов долларов в качестве «благодарности». Как объяснял Жан Тодт, Ferrari пришлось сделать то, что было в ее интересах. Этот шаг разделил команды на два лагеря: Ferrari на одной стороне, а все остальные – на другой. Это был решающий момент. В Ferrari, как самой старой и самой узнаваемой команде в этом спорте, нуждались обе стороны для того, чтобы соревнования были зрелищными. Зацепив итальянскую «конюшню», Экклстоун и Мосли усилили свою хватку на Формуле-1, и промышленники потеряли возможность организовать отдельную гоночную серию.

Команды-конкуренты давно подозревали, что Ferrari и FIA состоят в особых взаимоотношениях. В конце 1990-х годов, когда Ferrari и Шумахер изо всех сил пытались оказать сопротивление доминирующей команде McLaren-Mercedes, англо-немецкая команда заподозрила, что Ferrari безнаказанно использует нелегальную противобуксовочную систему и аэродинамические приспособления. Правдивость их заявлений так и не была доказана, но в прессе долго ходили слухи на эту тему. Конкуренты итальянской команды полагают, что многие решения FIA во время эры Жана Тодта в Ferrari были приняты в пользу итальянской «конюшни».

Опровергают этот довод значительные изменения в правилах, которые застали Ferrari врасплох в 2003 и 2005 годах. И конечно, крупные наказания за приказы команды Ferrari в Австрии в 2002 году и неблагоразумный поступок Шумахера в Монако в 2006 году.

Росс Браун смеется над предположением, что FIA вступила в сговор с Ferrari:

«Всегда шутили, что FIA нужно расшифровывать как «Международная помощь Ferrarb, но сами подумайте – все изменения в правилах, которые произошли за последние несколько лет, нам только навредили. Введение в 2005 году правила одного комплекта покрышек на всю гонку было худшим, что могло с нами случиться. Если вы вспомните 2004 год, у нас были агрессивные покрышки и стратегии. В Маньи-Кур мы провели гонку с четырьмя пит-стопами. Bridgestone был просто не предназначен для того, чтобы пройти всю дистанцию гонки.

Наша машина и покрышки оказались совершенно неконкурентоспособными в 2005 году, и это было в большей степени из-за изменений в регламенте».

Уэббер, возможно, стал меньше уважать Шумахера, осознав, какими методами тот действует, но австралиец все еще благоговеет перед господством Михаэля и его неограниченной властью в Формуле-1. Кажется, Уэббер убежден, что инцидент в Монако был предумышленным:

«То, что он создал в Ferrari, было просто чудом. Он полный фанатик контроля, он контролирует все. Он похож в этом на Лэнса Армстронга. Оба невероятно умны и выискивают любой способ, чтобы получить преимущество. Передачи переключаются в его голове, как в квалификации Монако в 2006 году. Он провалил второй сектор, поэтому заблокировал трассу в последнем повороте. Многим гонщикам могло прийти в голову подобное, но они бы не стали этого делать.

Мы завершили прогревочные круги, и Михаэль знал, что мы сейчас на быстром круге. Знал, что его поул промежуточный и он может в итоге оказаться пятым на стартовом поле, если не улучшит время на три десятых секунды. Его круг был недостаточно быстрым. Я был быстрее, Кими шел быстро, Алонсо вообще шел на поул. Михаэль знал, что ему предстоит, и не приходится сомневаться в том, что именно он сделал. Он ушел с траектории, но облажался. Он же у нас всегда думает о команде, поэтому не хотел повредить машину – думал о своих ребятках. Но подобное непросто провернуть без сучка без задоринки.

Когда вы в самом центре борьбы, вы иногда хватаете через край. Я первым признаю это. Это случается в спорте, это адреналин, все непредсказуемо. Если бы гонки были сплошь профессиональны и предсказуемы, их бы не смотрели. Вспомните Зидана в финалах чемпионатов мира и так далее. Многие великие спортсмены иногда совершают такие поступки… разочаровывающие. Шумахер сделал достаточно, чтобы мое мнение о нем в корне изменилось. И при этом я, вероятно, не знаю и пяти процентов того, что происходило на самом деле.

Не поймите меня неправильно. Я большой поклонник спорта, и здесь нет никакой зависти. Михаэль провел много невероятных гонок, и было здорово гоняться с ним. Но я разочарован.

Я защищал его так долго, как было возможно; люди пытались вернуть меня на землю, а я все защищал его.

Помню, как однажды я толкал речь в автобусе в Сильверстоуне на тестах, и тут едет Михаэль на своей Ferrari. Ребята говорят: «А, вон Шумахер, что за фанатик» – и все такое прочее, а я: «Нет, послушайте, этот парень проезжает по сотне кругов в день, это и делает его таким уникальным. Вы должны отдать ему должное».

Под конец он все же рисковал по-крупному. У него семья, вокруг него выстроена целая система безопасности, но у него все же случались крупные аварии, как тогда, в Монце, когда у него возникли проблемы с покрышкой [инцидент на скорости 354 км/ч во время тестов в 2004 году]. И то, как он отдавал себя делу до конца, поразительно. Он особенный гонщик».

Шумахер выстраивал отношения с другими гонщиками в той мере, которая удовлетворяла его целям, но друзей среди них у него было мало, особенно в последние годы. В начале карьеры относительно близкими товарищами Михаэля были Йос Ферстаппен и Жан Алези.

Шумахер первым признает, что он непростой человек и с ним нелегко поладить.

«Я должен признать, что меня трудно по-настоящему узнать. Это требует времени. Я с огромным трудом открываюсь, способен на это только с близкими людьми, и я определенно закрытый человек, может, даже холодный. Я не буду делать вид, что кто-то – мой лучший друг, если это не так на самом деле. Я склонен к здравому скептицизму – это мое обычное отношение. Очевидно, эта черта укрепилась в связи с определенными событиями в моей жизни. Формула-1, разумеется, тоже наложила на меня свой отпечаток. Двоякая ситуация получилась: с одной стороны, я одинок, а с другой – сотни журналистов обо мне пишут, делают репортажи. Конечно, не каждый мог лично познакомиться со мной – со временем у меня появлялось все больше дел в течение гоночного уикэнда, и меня стало почти невозможно поймать».

Через некоторое время после ухода Шумахера из гонок в 2006 году, его друг Жан Тодт рассказал о характере Михаэля и трудностях, с которыми тот сталкивался во враждебно настроенной среде Формулы-1. «Даже если Михаэль научился становиться пуленепробиваемым, чтобы защититься от нападок формулического сообщества, он по-прежнему остается чувствительным молодым человеком, который придает огромное значение мнению окружающих… Его еще в детстве отправили в самое сердце джунглей, и он научился не открываться без необходимости. Его так называемое высокомерие – всего лишь защитный механизм».