— Четырнадцатый дом? Постой-постой. Его хозяин — Абдурашид Зарипов, он же дудаевец. Был ранен, в Панкисси лечился. Полтора года с тех пор прошло. Вернулся, значит. Не боится?
— Возможно, хочет сдать оружие. По амнистии.
— Может быть. Иначе побоялся бы. Поужинаю и пойду.
Несколько раз жена пыталась возобновить разговор о неожиданном приглашении, но Керим отмахивался:
— Из воды каймак не получится, сколько ее не сбивай. Вот схожу — тогда всё и узнаем.
Отужинав, Керим пристегнул к ремню кобуру с пистолетом и вышел из дома. Уже совсем стемнело. Осмотревшись, пошагал в ту часть города, где были частные дома, огороженные заборами. Уверенно остановился возле нужной калитки, постучал кольцом о медную пластину под ним. Калитка тут же приоткрылась, и высунувшаяся головка мальчишки вполне строго спросила:
— Никого с вами, почтеннейший, нет?
— Меня пригласили, я пришел.
— Входите.
По дорожке, окаймленной живой изгородью из роз и пионов, прошли к террасе. На ней никого не было. Мальчик указал на дверь в мужскую половину:
— Вам сюда. Входите.
Нуралиев был удивлен таким явным негостеприимством. Пожав плечами, спросил:
— Разве в доме нет хозяина?
— Он ждет вас. Входите.
Вновь пожав плечами и хмыкнув, Керим все же вошел в дом. На секунду зажмурился, ослепленный ярким светом. Никто, однако, не встретил его и здесь. Только спустя некоторое время раздался голос откуда-то из глубины помещения:
— Проходи, Керим, сюда.
Прошел туда, откуда донеслось приглашение. Комната была убрана в восточном стиле. На стенах и на полу — ковры, в нишах — стопы подушек и одеял. Поверх квадратного столика в центре комнаты — достархан. Рядом возлежал хозяин, Зарипов. Даже не пошевелившись, уставился на Керима неподвижным холодным взглядом.
— Устраивайся на подушках. Сейчас принесут чай со сладостями. За чаем и поговорим.
— Я ужинал.
— Поэтому я и предлагаю только чай.
Тот же мальчик, который встречал Керима, внес на подносе пузатый, в ярких маках, чайник с такими же, пылающими маками, пиалами. В хрустальных вазочках — виноградный сахар, халва, изюм, инжир, курага. Мальчик молча переставил все это с подноса на столик и так же молча удалился.
Хозяин разлил чай по пиалам. Отхлебнули, воздав хвалу Аллаху. Молча сделали еще по несколько глотков, и только тогда хозяин заговорил.
— Волей Аллаха в Чечню прибыл Хасан, которого шейх назначил горным амиром.
— Ты хочешь сказать мне, где он укрылся?
— Не уподобляйся женщине, сначала дослушай. Ты не понял. Хасан — горный амир! Волей Аллаха никому не должно быть известно место его пребывания. Кроме посвященных.
— Ты — из них?
— Да. Я допущен к нему, приближен. И если ты думаешь, что я изменю ему, то ты заблуждаешься.
— Зачем же тогда ты меня звал? Я, как тебе давно известно, против джихада. Я, как и мои родители, считаю, что Чечне без России не жить. Мы станем придатком Саудов, на горло наступят Англия и Америка, а им кроме нашей нефти ничего больше не нужно. И еще, чтобы наши кинжалы были нацелены на Россию.
— Ты вот вспомнил о родителях. Но они дали тебе имя Керим, одно из имен Аллаха — Священный. Не Абдукерим — раб Священного. Сделать подобное твои родители могли только по предопределению Аллаха, который направляет поступки людей по своей воле. Тебе предопределена роль священного борца с гяурами и отступившими от прямого пути.
— Твой горный амир ошибается, возлагая на меня надежду. Я, как и мои родители, за полную терпимость ко всем религиям, и это не противоречит Корану. Он призывал на борьбу с многобожниками, и только с ними. Я за то, чтобы мы жили с русскими как братья. В единой семье.
— Я повторяю: Аллах устами горного амира предопределил тебе занять не последнее место в джихаде.
— Нет и еще раз нет! Одно могу пообещать: о нашей встрече я никому не доложу. Я честно поведу борьбу с тобой и твоим амиром. Тебе лучше всего покинуть наш город, иначе ты, в конце концов, окажешься за решеткой.
— Ты, упрямец, намерен идти против воли Аллаха? Но ты не сможешь этого сделать!
— Странно. О какой воле ты говоришь? Если ты, Абдурашид, раб Великого, то я не раб. Я волен в своих поступках и своих решениях.
— Нет! — резко прервал Керима Абдурашид. — Отныне ты будешь действовать по воле горного амира, имя которого Хасан. Иначе…
— Мне уже много угрожали и не один раз покушались на меня. Аллах ограждал меня, ибо мои поступки праведны.
— Тебя никто пальцем не тронет. Никто не тронет пальцем и твоих родителей. Твоя дочь тоже не подвергнется обиде. Но она, приехав в аул на каникулы, пока останется там. Ее жизнь и жизнь твоих родителей в твоих руках. Думай.
— Твой горный амир Хасан переступает и Коран, и Шариат.
— По воле Аллаха. Джихад, дорогой Керим, джихад. Я повторяю: благополучие и жизнь твоих родителей и дочери в твоих руках. Как и твоя собственная, и твоей жены. На раздумье тебе — сутки. Условия такие: меня устроишь в свою контору. Ну, допустим, шофером. Чтобы не было подозрений, когда мы станем общаться. Ты находишь друзей джихада, о каждом из которых я буду знать, — чтобы не случилось предательства. Подполье не должно, как говорят русские, дать осечки в нужное время. Завтра в ночь я отправлюсь к горному амиру. Я должен буду передать ему твое слово.
Последовало долгое молчание. Наконец, Керим ответил:
— Видимо, ты прав, Абдурашид: Аллах предопределил мой путь. Не нужно ждать завтрашнего дня. Передай: я согласен.
Недалеко от входа в региональное погрануправление столпились женщины. Подъехавший генерал Протасов почувствовал на себе их молчаливые взгляды. Сразу же за дверью генерала встретил дежурный офицер, доложил:
— Обстановка на границе стабильная. Чрезвычайных происшествий не случилось. Признаков нарушения границы ни на одной заставе не обнаружено.
— А что за толпа перед управлением?
— Не знаю. Я высылал к собравшимся моего помощника, но он не смог ничего выяснить.
— Странно. Держите под контролем. О любых изменениях докладывайте мне немедленно.
— Есть.
Генерал прошел в свой кабинет, позвонил:
— Зайди.
Сделал второй звонок и так же коротко распорядился.
Вошли два полковника — его заместители, поздоровались и заняли привычные места за приставным столиком.
— Управились кадры со списками убитых и раненых? С адресами их родителей?
— Никак нет, — ответил один из замов. — С минуту на минуту ждем данные из отряда.
— Плохо! Через пятнадцать минут списки должны лежать у меня на столе. Ясно?
— Так точно!
— Исполняйте!
