Души вел он к одному:
Так, когда восходит Солнце,
Звезды тонут все в заре,
И, покинув Раджагригу,
Пятигорный этот град,
Он пошел с учениками,
Верных тысяча с ним шла.
Он пошел с толпой великой
До Нигантхи до горы,
Что вблизи Капилавасту,
Там к решенью он пришел.
Он замыслил благородно
Приготовить светлый дар,
Приготовить дар молельный
Для родителя-царя.
А учитель и советник
Должных выслали людей
И направо, и налево,
Чтобы Будду увидать.
Вскоре Будда был увиден,
Точно высмотрен был путь,
Тотчас вестники вернулись
С этой вестью во дворец.
«Бывший долго так в отлучке,
Чтобы светоч обрести,—
Получивши озаренье,
К нам царевич держит путь».
Царь обрадован был вестью,
И с блестящей свитой он,
Окруженный всею знатью,
Вышел сына повстречать.
И, неспешно приближаясь,
Будду издали узрел,
Красота его сверкала,
В ней удвоенный был блеск,
В средоточии великой
Кругом сомкнутой толпы
Был он словно вышний Брама
На превышней высоте.
Царь покинул колесницу
И с достоинством пошел,
Сердцем мысля и тревожась,
Так ли делает он все.
Красоту родного видя,
В тайне сердца ликовал,
Все же слов, достойных мига,
Не нашли его уста.
И о том он также думал:
«Я в слепой еще толпе,
Сын же мой великий Риши,—
Как мне с ним заговорить?»
Также думал он, как долго,
Как давно уж он желал
Этой встречи, что случилась
Неожиданно теперь.
Сын его меж тем, приблизясь,
Сел, молчание храня,
В совершенство облеченный,
Не меняяся в лице.
Так мгновенья истекали,
И один перед другим,
Хоронили чувства оба,
И с тоской подумал царь:
«Как он делает печальным
И безрадостным меня,
Сердце ждавшее — пустыня,
Был родник — и где родник?
Я похож на человека,
Что давно искал воды,
И ручей увидел светлый,
Подошел — и нет ручья.
Так теперь я вижу сына,
Те же, прежние, черты,
Но душой как отчужден он,
В лике, весь он, как взнесен!
Сердце он явить не хочет,
Чувства спрятал он свои,
Он сидит как не сидит там,
Пред иссохшим я руслом».
Отдаленно так сидели,
Мысли билися в уме,
Их глаза вполне встречались,
В сердце ж радость не зажглась.
Так смотрели друг на друга,
Как мы смотрим на портрет,
О далеком вспоминая,
Чью лишь тень здесь видит взор.
Мыслил царь: «О ты, который
Должен был бы быть царем,
Мог бы целым царством править,
Молишь пищи тут и там!
Что за радость в этой жизни?
В ней какая ж красота?
Тверд и прям, как Златогорье,
Весь как солнечный восход,
Царь быков, в походке твердой,
И бестрепетный, как лев,—
Но лишен почета мира,
Просишь милостыню ты!»