впечатление, что Колесник в это время думает о чем-то своем, что отвлекает его от сути того, что он читал. Я внимательно слушал его, но причину такого поведения понять не мог.
На одном из совещаний я спросил об этом у сидевшего рядом со мной старшего лейтенанта Сашу Тимченко. Александр, отмахнувшись от меня, сказал лишь, что неизвестно, как бы я себя ощущал, если бы мне довелось пережить то, что пережил в годы войны Колесник. Такой ответ, естественно, заинтриговал меня еще больше, поэтому уже после совещания я подошел к замполиту моей роты Олегу Кривопалову и задал тот же вопрос. Олег, в отличие от Александра, довольно подробно рассказал о том, что отца и мать нашего начальника штаба, партизанивших с самого начала Великой Отечественной войны в лесах Полтавщины, по доносу предателя арестовали фашисты и 7 ноября 1941 года расстреляли на глазах у всех жителей той деревни, в которой жила семья Колесников. Казнь родителей видел и маленький Вася, которому тогда еще не исполнилось и шести лет. После испытанного нервного потрясения он стал сильно заикаться. Данный недостаток ему удалось преодолеть усиленными тренировками и то лишь к окончанию Орджоникидзевского суворовского военного училища. Именно поэтому, заключил Кривопалов, Василий Васильевич до сих пор испытывает определенные трудности, когда приходится выступать перед личным составом на собраниях и совещаниях или читать вслух какие-либо тексты. Все в части об этом знают и фактически не замечают некоторых шероховатостей в речи Колесника. Кстати, данные обстоятельства биографии Василия Васильевича, особенно стремление и упорство, с которым он добивался исправления имевшихся в его речи недостатков, по словам Олега, способствовали повышению его авторитета у личного состава бригады.
После рассказа Олега Кривопалова я также проникся особым чувством уважения к Колеснику, так как понимал, что не всякий человек выдержит и переживет выпавшие в детстве на его долю столь серьезные испытания. Вызывало уважение также и то, что он, закончив суворовское военное и офицерское училища, а также Военную академию имени М. В. Фрунзе, всю жизнь служил в спецназе. Начиная с 1956 года, когда, например, я, как говорят, еще под стол пешком ходил, Василий Васильевич прошел путь от простого командира группы, какими большинство из нас были в 1974 году, до начальника штаба 15 отдельной бригады специального назначения. Как я уже говорил, все, что удалось тогда узнать о нашем начальнике штаба, не могло не вызывать чувства гордости за него и невольно заставляло еще больше работать над собой, чтобы хоть в чем-то походить на Колесника.
Новые впечатления, навалившиеся на нас, молодых лейтенантов, в первый период службы в бригаде, не оставили каких-то других ярких, хорошо запомнившихся эпизодов, связанных с Колесником, так как в то время в силу разного должностного положения он от нас был достаточно далеко. Однако периодически встречаться с ним все-таки приходилось.
Помнится, в феврале 1975 года в Чимкентской области бригада проводила учения отделений спецназ. Я выполнял обязанности посредника в первом отделении моей группы, командиром которого был сержант Петров. Действуя ночью в районе разведки, отделению необходимо было скрытно пересечь довольно широкую асфальтированную дорогу, по которой часто проходили машины и автобусы. Конечно, в тех мирных условиях, в которых проходили учения, обычных автомашин и рейсовых автобусов нам опасаться было нечего. На учениях разведчикам, как известно, бояться надо в основном своих офицеров, выступающих за противника, а это, как правило, офицеры штаба и командование бригады, которые курсируют в районах действий разведгрупп на легковых и грузовых машинах и, изображая силы контрразведывательных органов «противника», выявляют те группы спецназ, которые пренебрегают мерами конспирации. Однако ночью в свете фар, в основном с дальним светом, разведчикам было трудно определить, какие автомашины, — «противника» или обычные гражданские, — проходят мимо того места, где на обочине дороги залегло отделение Петрова, изготовившееся по его команде моментальным броском пересечь шоссе, когда на нем никого не будет.
Так мы пролежали на снегу очень долго и стали замерзать, но машины все шли и шли. Посоветовавшись с Петровым, мы пришли к выводу, что всех машин нам все равно не переждать. В этой связи, чтобы максимально снизить вероятность попадания в поле зрения «противника», решили пересечь дорогу после того, как по ней пройдет рейсовый автобус, который явно не может быть нашим. Когда мы увидели фары и очертания очередного рейсового автобуса, Петров подал команду приготовиться и по прохождении автобусом того места, где мы залегли, по сигналу перебежать через дорогу. Однако как только разведчики привстали и изготовились к броску, мы заметили, что за автобусом идет военный УАЗ-469, которого в свете фар автобуса было совершенно не видно. Петров, моментально оценив обстановку, дал команду группе на отход. За то время, пока УАЗик останавливался, и из него выходили пассажиры, мы успели отбежать от дороги метров на 30 и залечь.
В свете проходивших по дороге машин нам хорошо было видно, что из УАЗа вышел подполковник В. В. Колесник и начальник оперативно-разведывательного отделения (ОРО). До нас донеслись обрывки их разговора, из которого можно было понять, что Колесник заметил разведчиков у дороги и в связи с тем, что они, по его словам, не могли далеко уйти, предложил отловить кого-нибудь из них. Он говорил с таким жаром, что мы были уверены в необходимости срочно уносить ноги, чтобы, к своему стыду и презрению сослуживцев, не попасть в руки «противника», в качестве которого выступал сам начальник штаба бригады. Из тона беседы можно было понять, что Колесник прямо сейчас ринется в темноту и обязательно кого- нибудь выловит. Мы-то знали, что сделать это будет нелегко, невзирая на то, что за плечами у разведчиков не менее 30 килограммов различного снаряжения. Все были готовы по команде Петрова, сорвавшись со своих мест, не жалея сил, уходить из опасного района. Однако пока Колесник со своим собеседником решали, что им делать, мы замерли, никто не шевелился и ждали лишь окончательного результата, будучи готовыми к любому развитию событий.
В конце концов, послышался звук заведенного мотора УАЗика. При этом, несмотря на то, что наш «противник» сел в машину и уехал, разведчики длительное время не шевелились. Когда группа собралась на пункте сбора, на месте не оказалось лишь сержанта Петрова. Нам пришлось долго искать его. Позже Петров рассказал, что отбежать подальше от дороги он не успел, так как изначально находился на ее обочине, а УАЗ «противника» остановился в пяти метрах от того места, где он затаился. Петров заявил, что он слышал все, что говорили офицеры, и даже ощущал запах дыма папирос «Беломорканал», которые курил Колесник. По его мнению, если бы начальник штаба был один, то он бы обязательно ринулся на наши поиски и группе было бы несдобровать. Лишь начальник ОРО отговорил его от этого контрразведывательного мероприятия.
Один из бойцов выразил сомнение в том, что начальнику штаба бригады надо заниматься изображением недремлющего ока контрразведки «противника» и нагонять страх на своих подчиненных. Однако все дружно начали ему возражать, выразив общее мнение, которое сводилось к тому, что будь на месте начальника штаба бригады кто-то другой, он бы сейчас сидел в теплом кунге, а не мотался бы по степям Казахстана в поисках нерадивых подчиненных.
Уже потом, когда я шагал вместе с группой по району разведки и наблюдал за тем, как руководит своим подразделением сержант Петров и как его бойцы выполняют поставленные перед ними задачи, подумал о том, что не только офицеры, но даже солдаты прекрасно понимают и по достоинству оценивают командирские и человеческие качества Колесника. Надо очень здорово любить дело, которому служишь, любить его как Василий Васильевич и добросовестно относиться к нему, чтобы не сидеть в тепле, лишь заслушивая доклады о ходе учения, а, невзирая на свое высокое положение, «гонять» подчиненных по сопкам по принципу: «На то и щука в реке, чтобы карась не дремал».
Сразу же после этих учений я уехал в отпуск, а вернувшись в Чирчик, узнал, что командира бригады полковника Р. П. Мосолова перевели на вышестоящую должность в штаб Среднеазиатского военного округа, а на его место назначили Колесника. Конечно, после Мосолова Василию Васильевичу командовать бригадой, особенно на начальном этапе, было непросто. Ведь Роберт Павлович был единственным в части фронтовиком, который всю войну прошел в войсковой разведке, лично добыл не один десяток «языков» и не раз смотрел смерти в глаза. За время войны и после нее он получил четыре ордена «Красной Звезды», орден «Отечественной войны» и медаль «За отвагу». Все это само по себе придавало ему особый статус в бригаде, где офицеры и солдаты прекрасно понимали, что значит действовать и успешно выполнять разведывательные и диверсионные задачи в тылу противника. Кроме того, Мосолов стоял у истоков создания в СССР войск специального назначения и, последовательно пройдя необходимые служебные должности, в результате был назначен командиром бригады спецназ.
