дома. Ее тетя и дядя уехали в город и не вернутся до темноты. Если она поторопится, то сможет тайком искупаться в озере и успеет сделать всю домашнюю работу до их возвращения.
Желание искупаться в прохладной, чистой воде было сильнее, чем страх перед наказанием, возможным, если ее поймают. Бриана сбросила туфли и чулки и легко побежала через поле. Озеро принадлежало к числу ее любимых мест. Расположенное недалеко от холма, который разделял землю ее дяди и лес, оно было окружено зарослями дикой ежевики. Высокие кусты укрывали от солнца даже в самые жаркие дни.
Девушка почти уже добежала до озера, когда ее внимание привлек мужской голос, звучащий неподалеку. Ведомая любопытством, она направилась на этот звук вдоль мерцающей воды в сторону холма. Достигнув его гребня, Бриана внезапно остановилась, увидев небольшую группу людей, руки и ноги которых сковывали кандалы. Они рубили деревья у подножия холма. Стараясь остаться незамеченной, девушка спряталась за высокий дуб. Двое мужчин верхом на лошадях, вооруженные винтовками, выкрикивали приказы людям в кандалах и хлестали кнутом тех, кто недостаточно быстро их выполнял.
Чтобы лучше рассмотреть, что происходит у основания холма, Бриана осторожно спустилась по его склону. Там работала дорожная бригада. Все мужчины в ней были молодыми, двадцати-тридцати лет. Их обнаженные до пояса тела блестели от пота. Бриана знала, что должна возвращаться домой немедленно, что это место было не для девушки. Ее лицо и уши краснели от отвратительных слов, которыми двое мужчин на лошадях осыпали заключенных. Она почувствовала приступ тошноты, когда у одного из заключенных от удара охранника потекла кровь.
Но Бриана стояла, будто вросла в землю. Раньше она никогда не видела осужденных, никогда не видела мужчину без рубахи. Медленным и пристальным взглядом она обводила цепочку закованных в кандалы людей, пока не остановилась на последнем парне. Он был выше остальных, с прямыми черными волосами, кожей медного цвета и сердитыми черными глазами. Длинный красный след от удара кнутом пересекал его грудь.
У Брианы перехватило дыхание, когда она поняла, что он был индейцем. Она никогда раньше не видела индейцев — и теперь не могла отвести от него взгляда. На нем были штаны из оленьей кожи, отделанные по швам бахромой, и мокасины. Его руки были длинными, бицепсы наливались, когда он взмахивал и ударял топором по огромной сосне. Его движения были грациозными, полными силы. Девушка, как завороженная, смотрела на ритмичную игру мускулов его рук, спины и плеч, не в состоянии сделать ни шага. Она вздрогнула, словно боль внезапно пронзила ее нежное тело, когда человек на коне стеганул кнутом по широкой спине индейца. Он рассек спину до крови, но индеец не издал ни звука, только глаза его запылали огнем.
Бриана просидела там около получаса, не в силах оторвать взгляд от индейца. Двое на конях хлестали его плетью чаще, чем других заключенных, и без конца ругали за то, что он якобы слишком медленно работает, называли ленивым никчемным индейцем, даже если он работал так усердно и быстро, как никто из остальных мужчин.
Прошло еще минут двадцать, и заключенным разрешили сделать перерыв на обед. Бриану захлестнула жалость, когда надсмотрщик отказал индейцу в пище и воде. Казалось, индеец не реагирует на дурное обращение с ним. Он молча присел на корточки, стал разглядывать склон, покрытый деревьями. Его лицо было бесстрастным, но в глазах затаилась бессильная ярость.
Сердце Брианы отчаянно заколотилось в груди, когда их глаза встретились. Вскочив на ноги, она стремительно побежала вверх по холму, по направлению к дому.
Дядя завел разговор о строительной бригаде за обедом в тот же вечер. Преподобный Джексон обедал с ними, как он обычно делал это раз в неделю. Пригласили за обеденный стол и Бриану, чтобы она побыла в обществе священника, который всегда находил для нее доброе слово, теплую улыбку, словно знал, как сильно она нуждается в этом.
— Вы слышали о новой дороге, которую строят между Джефферсоном и нами? — спросил дядя Генри преподобного Джексона. — Это миль тридцать.
— Действительно? — вопросом ответил священник.
Генри Бьюдайн кивнул.
Мэтью Джексон нахмурился:
— Скажите, как они собираются пробраться сквозь хребет Ридж?
— Просто взорвут его, — ответил Генри Бьюдайн. — Строительство дороги займет порядочно времени, конечно. Сначала им придется прорубить себе путь через эти деревья, потом уже разровнять землю.
Гарриет Бьюдайн метнула строгий взгляд в сторону Брианы.
— Сядь, девочка, — резко сделала она замечание.
Бриана быстро села, ее щеки вспыхнули, стали ярко-розовыми. Тетя Гарриет всегда докучала ей, когда они были не одни, старалась показать ее с плохой стороны, обращая внимание окружающих на то, как она держит вилку, как пользуется салфеткой.
— Они сделают эту дорогу значительно быстрее, если у них будет больше людей в бригаде, — продолжал Генри Бьюдайн. — А сейчас их там всего пять человек, а работы — для двадцати.
— Лично я не имею никакого желания находиться так близко от этих презренных людей, — кисло заметила Гарриет Бьюдайн. — Они все подонки и мерзавцы.
— Мы все дети Бога, и все находимся в его власти, несмотря на обстоятельства, — сказал спокойно Мэтью Джексон.
— Да, конечно, — быстро отреагировала Гарриет Бьюдайн. — Мне жаль бедных несчастных людей, но вы должны признать, что это еще одна причина для беспокойства, особенно когда у нас есть впечатлительная молодая девушка, и с этим надо считаться.
Мэтью Джексон кивнул и перевел взгляд на Бриану. Очень милая девушка. Несмотря на то, что Гарриет Бьюдайн не разрешала Бриане надевать приличную одежду или укладывать волосы более изящно, лицо девушки выражало спокойную красоту и женственность, которые обещали стать еще сильнее, когда она созреет. Священник провел много бессонных ночей, размышляя о ее природной красоте и грации, и много раз по утрам стоял он на коленях, вымаливая прощение за свои плотские мысли.
Гарриет. Бьюдайн встала.
— Идемте, джентльмены, — сказала она, положив салфетку на стол. — Пройдемте в гостиную для чая. Бриана, убери со стола и позаботься о посуде.
— Да, мэм, — ответила Бриана тоном, граничащим с дерзостью.
Гарриет Бьюдайн стрельнула в девушку злобным взглядом. Бриана становилась в последнее время чрезвычайно наглой. Может, уже наступила пора очередной раз высечь ее, чего она вполне заслуживала, напомнить о ее месте в их доме?
Лицо девушки побледнело, когда она увидела зловещее выражение в тусклых зеленых глазах своей тетки. Это был взгляд, который она уже видела, которого боялась, потому что знала — будет выпорота, если не придержит свой язык. О, как она ненавидела все это! Если бы только у нее было мужество сбежать. Но у нее не было денег, не было друзей, и ей некуда было идти. Но когда-нибудь, она поклялась, когда-нибудь она сбежит от своей тетки. Пожалуйста, Господи, молилась она, пусть это наступит скорее.
— Глава 3 —
Шункаха Люта сидел, прислонившись спиной к дереву, руки его были скованы за спиной наручниками, кандалы на его ногах и ногах его соседа были соединены цепью. Единственный звук раздавался в ночи — мужской храп. Но сам он уснуть не мог. Его мысли были тревожными. Он беспокоился за свой народ. Уже стоял июль, Месяц Вишневой Зрелой Луны, месяц, когда семь племен народа Лакота встречались у Черных Холмов для ежегодной церемонии Солнечного Танца. Он уже не был в вигвамах своего народа шесть месяцев.
После того, как его ранили и поймали двое рабочих, он попал в дом к белому человеку, владельцу
