Бескрылый ангел

если за плечами у нашего Ангела вовсе не горб, а сложенные крылья.

Марк всегда очень болезненно воспринимал любой намек на этот свой, пожалуй, единственный физический недостаток, но на этот раз с легкостью простил другу его беспечную бестактность — только опустил глаза.

— Что это? — Андрей поспешил перевести разговор на другую тему и взял с журнального столика маленькую книгу в голубом переплете, распахнул ее наугад. — «…И ученики, увидевши Его идущего по морю, встревожились и говорили: это призрак; и от страха вскричали. Но Иисус тотчас заговорил с ними и сказал: ободритесь, это Я, не бойтесь.

Петр сказал Ему в ответ: Господи! Если это Ты, повели мне прийти к Тебе по воде.

Он же сказал: иди. И вышед из лодки, Петр пошел по воде, чтобы подойти к Иисусу.

Но, видя сильный ветер, испугался и, начав утопать, закричал:

„Господи! Спаси меня.“

Иисус тотчас простер руку, поддержал его и говорил ему: маловерный! Зачем ты усомнился?

И когда вошли они в лодку, ветер утих».

Это ты читаешь?

— Да, а почему тебя это удивляет?

— Да нет, это меня совсем не удивляет! Не собрался ли ты, Ангел, в монастырь?

— Ты угадал! Как раз туда я и собрался, — пошутил Марк.

— Какие-то у вас сегодня разговоры… Ангелы, монастырь… — Никита оторвался от салата, снял со стены гитару и, развалившись на диване, стал наигрывать простую, грустную и приятную мелодию. Приятен был и его низкий сильный голос:

Ты устало идешь навстречу мне,
Отражаясь в весенних лужах.
Мы так долго мечтали о весне,
Но теперь нам уже не нужен
Сумасшедший апрель.
Его капризы так нелепы.
Как привыкли мы к белой земле,
Как привыкли мы к белой земле,
Как боится, боится зима,
Зима умереть.

Твои мысли печальней, чем луна,
И грязней весеннего снега.
Скоро в заспанный город придет весна,
И напомнит тебе обо мне
Сумасшедший апрель.
Его капризы так нелепы.
Как привыкли мы к белой земле,
Как привыкли мы к белой земле,
Как боится, боится зима,
Зима умереть.

Андрей задумчиво потягивал вино:

— Чья это песня?

— Моя.

— Твоя? — удивился Андрей. — Ты никогда раньше не говорил, что сочиняешь песни.

— А я никогда их и не сочинял, — согласился Никита. — Это первая. Как-то сама собой получилась.

В дверях появилась Мария с высоким тортом в руках, на котором горели девятнадцать свечей:

— С днем рождения, Марк!

Аккуратно поставила на столик мерцающее кремовое великолепие.

— Теперь загадай желание и задуй свечи.

Марк набрал в легкие побольше воздуха и наклонился над тортом. Свечи гасли одна за другой.

— Ну давай, давай, еще!.. — подбадривал Андрей.

Но три огонька по-прежнему упрямо горели среди кремовых роз.

Глава 9 Дама под Вуалью

— Наверное, они думают, у меня очень много свободного времени!

Вебер был взбешен. Мало того, что заболели две танцовщицы, прошло уже полчаса с начала репетиции, а Кристина и Вячеслав все не появлялись.

Наконец тяжелые деревянные двери распахнулись, и в огромный темный зал без окон вместе с весенней свежестью впорхнула Кристина в светлых джинсах и пестром свитере. Длинные темно-ореховые волосы свободно спадали на спину. Зеленые глаза радостно сияли.

— Когда я научу тебя не опаздывать? — проворчал Вебер.

— Даже не пытайся, папа. Проще научить обезьяну летать. Представляешь, какой получится номер?

Девушка состроила нагло-капризную гримаску и рассмеялась.

— Иди переодеваться, — и Вебер снова с раздражением набрал номер Вячеслава Софонова. Опять напрасно! Но вот в открытые двери вошел улыбающийся Вячеслав. Эдуард же был мрачнее тучи, и улыбка напарника только разозлила его.

— Я звонил тебе пять раз. Думал уже, что-то случилось.

— Ах, да! Я отключил телефон, — отозвался Вячеслав и загадочно добавил. — Чтобы не мешал…

— Не мешал — чему?

— Это не имеет отношения к делу. У меня для тебя сюрприз.

— Сюрприз? Какой еще сюрприз? — все еще недовольно, но уже с любопытством поинтересовался Эдуард.

— Я пришел не один.

— А с кем же?

— С девушкой.

— С девушкой?!! Это и есть твой сюрприз?! — от негодования Вебер едва не подпрыгнул на стуле. Даже он, Эдуард Вебер, не доходил до такой наглости. — Значит, я жду его здесь целый час!..

— Тридцать пять минут, — примирительным тоном поправил Вячеслав.

— Надо готовиться к открытию летнего сезона, а он в это время…

— У меня родилась гениальная идея, — многозначительно прищурился Вячеслав.

— Долго же ты рожал ее. Целых тридцать пять минут…

Вячеслав подошел к дверям: