стали здороваться и даже обращаться со всяким мелким коммунальным сотрудничеством. И Фима благополучно получил диплом и был распределен на завод с окладом восемьсот рублей.
Но так и оставался, разумеется, маленьким затурканным евреем.
2. Открытие
Сначала появились стиляги. Сначала — в очень небольшом количестве.
Пиджаки они носили короткие, а брюки — легендарно узкие. Рубашки пестрые, а туфли — на толстой подошве. И стриглись под французскую польку, оставляя спереди кок; а лучших мужских парикмахерских было две: одна — в «Астории», а другая — на Желябова, рядом с Невским.
В милиции им норовили — обычно не сами милиционеры, а патриотичные народные дружинники — брюки распарывать, а коки состригать, о чем составлять акт и направлять его в деканат или на работу. Пресса рассматривала одевающихся так молодых людей как агентов ползучего империализма:
Затем прошел исторический ХХ съезд партии, была объявлена оттепель и чуть ли не свобода, и страху в жизни стало куда поменьше, а надежд и оптимизма куда побольше.
А еще через год состоялся впервые в Союзе Международный фестиваль молодежи и студентов, наперли толпы молодых со всего мира, и после этого (мы отслеживаем сейчас только одно из следствий, которое и вплетено нитью в нашу историю) стиляг стало хоть пруд пруди: представители прогрессивной молодежи западных, южных и восточных стран покидали гостеприимную Советскую Россию в туфлях на босу ноги, запахивая пиджачки на голых, без рубашек, грудях: гардероб оставался на память о дружбе и взаимопонимании их московским и ленинградским приятелям.
Стукачей участвовало в празднестве уж не меньше, чем иностранцев, и дружили только самые безоглядные и храбрые, — кроме специально выделенных для дружбы, разумеется, и проинструктированных, как именно надо дружить.
Фиму с его рожей никто дружить не уполномочивал; он и не дружил — опасался: дурак, что ли. Но глядя, как переходят на тела земляков шикарные и тонные шмотки, все крутил он и обдумывал одну нехитрую мыслишку.
Он эту мыслишку не один, уж надо полагать, обдумывал, но именно он, похоже, подошел к ней первый со всей еврейской глубиной и основательностью. Потому что на второй день фестиваля сообщил маме, что ему надо поговорить с хорошим старым адвокатом, какой, вроде, был среди ее знакомых.
— Что случилось? — испугалась мама.
— Ничего не случилось, — твердо заверил Фима.
— Так зачем тебе адвокат? — побледнела мама.
— Чтоб и впредь ничего не случилось, — твердо заверил сын.
Адвокат, разумеется, тоже был еврей, и принимал Фиму в такой же комнатушке коммуналки. Фима развязал испеченный мамой пирог, размял папиросу и посмотрел на адвоката.
— Розочка, сходи в булочную, — попросил адвокат жену.
— Так какие же у вас неприятности? — спросил он. — Слушаю.
— Слушайте внимательно, — сказал Фима, — и если можно, тут же забывайте. Никаких неприятностей нет и быть никогда не должно. Может ли иностранец подарить мне галстук?
— За красивые глаза? — поинтересовался адвокат.
— В знак дружбы, — серьезно сказал Фима.
— У вас есть друг-иностранец? Кто? Где вы его взяли — на улице?
— На улице, — сказал Фима.
— И каким образом?
— Он спросил, как пройти к памятнику Ленину у Финляндского вокзала.
— И что же?
— Я его проводил к святыне нашего города и рассказал о приезде Ленина в апреле 17 года.
Адвокат укусил пирог, с удовольствием пожевал, запил чаем и посмотрел на Фиму.
— Он снял галстук прямо с шеи? — спросил он.
— Я долго отказывался, но он обиделся, а я не хочу, чтобы иностранцы обижались на ленинградцев, — ответил Фима.
Адвокат кивнул.
— Хорошо, — сказал он. — Иностранец может подарить вам галстук.
— Я так и думал, — сказал Фима. — А рубашку он тоже может мне подарить?
— Он тоже снял ее с себя под памятником Ленину?
— Нет. Он попросил проводить его обратно до гостиницы.
— Он боялся заблудиться?
— Совершенно верно.
Адвокат подумал.
— А на каком языке вы говорили? — торжествующе выкрикнул он.
— На английском, — слегка удивился Фима.
— А откуда это вы знаете английский?!
— Как откуда? — еще больше удивился Фима. — Я учил его восемь лет: шесть в школе и два в институте. Я советский инженер с высшим образованием. Советское образование — лучшее в мире! Я был отличником.
— Да, — согласился адвокат, — это правда… Советское образование лучшее в мире.
— Еще он подарил мне пиджак и туфли, — добавил Фима.
— За что?! — поразился адвокат.
— А я подарил ему свой пиджак и свои туфли.
— Зачем?!
— Ему нравятся наши товары.
— Так почему он не купил?!
— У него кончились деньги.
— Почему кончились?
— Он был накануне в ресторане.
— В каком? — быстро воткнулся вопрос.
— На «Крыше» в «Европейской», — так же быстро последовал ответ.
— А больше денег у него не было?
— Я должен был попросить его показать мне бумажник? или счет в банке?
Адвокат доел кусок и облизал пальцы.
— Хорошо, молодой человек, — одобрительно признал он. — Он может подарить вам галстук, рубашку, пиджак и туфли.
— Носки и плащ, — добавил Фима. — Он сказал, что жена купила ему носки не того размера, а плащ дал мне надеть, потому что пошел дождь; дома я выгладил его и хотел вернуть, но он уже уехал.
— Что еще? — спросил адвокат.
— Две пары чулок и французское белье для моей мамы.
— Зайдите в субботу, — сказал адвокат. — Я должен изучить этот вопрос так, чтоб не было сомнений.
