— И такой гвалт! — говорит моя другая бабушка.
Дядя Петя — старший брат бабушки. Он только раз в год выбирается. С дочками.
Все Коняевы. Дядя Саша, тетя Надя, Коля, Шурка, тетя Рита. Дядя Ваня с тетей Тасей — без Неро.
Соня — Анина подруга.
Тетя Катя — дочка генерал-губернатора. Она меня научила играть в пьяницу.
Дядя Володя — колобок. Суфлер из театра.
Тетя Капа — военный врач.
И, канешно, все наши.
Я мечусь как угорелый. Из кухни в комнату. Из комнаты в кухню.
На столе — дедушкин сервиз. И бабушкины припасы.
Вчера мы с Аней выучивали стихи.
После чая я влезаю на стул и читаю с чувством, с толком, с расстановкой:
Это такая веселая история. Про мальчика Сноготка. Он ходит в лес за дровами. С отцом. И водит лошадку. А я с папой никуда не хожу. Потому что его все нет и нет. Он в командировке.
Гости радуются и хлопают.
Тетя Рита сказала, что я — вылитый дед.
А дедушка висит вон там, на стене. В роли Хлестакова.
Бабушка тоже играла в театре, когда была совсем молодая. Это мне тетя Галя сказала, под большим секретом. Там она и дедушку подцепила.
А женились они в церкви у «Ильи Обыденного».
Бабушка туда ездит. На трамвае. И меня берет. Потихоньку.
В церкви дают кусочек хлеба. С вином.
Свечки горят, как на елке. Кругом картинки. Поют тихонечко.
Я уже ложусь спать. А гости всё разговаривают и разговаривают. О чем? — Я не знаю.
Бабушка собирается к дедушке.
— С немцами так и так воевать.
— А из кролика лучше всего заливное.
Всем весело.
Во сне я держу лошадку. Под уздцы. И мы идем за дровишками. С папой.
А бабушка печет пироги. С капустой. Мои любимые.
А кто у нас на Земле главный?
Я расту вверх.
Каждый месяц мы с бабушкой отмечаем на двери. Сбоку. Карандашом.
Я становлюсь затылком. А бабушка отмечает.
Понятно?
Расту я каждый день. Но лучше я расту ночью. Сразу это не видно. Поэтому мы следим за ростом с бабушкой — один раз в месяц. По карандашу можно узнать, сколько месяцев уже прошло.
Отмечать мы начали, когда папу забрали в командировку. Если посчитать по пальцам, скоро получится целый год. Целый год пролетает незаметно.
Но если посмотреть на дверь в большую комнату, видно просто невооруженным глазом, как проходит время, — говорит моя мамина бабушка.
И еще бабушка мне велит запоминать случаи из жизни. Каждый день что-нибудь происходит.
Перед сном надо крепко зажмуриться и вспомнить, что было днем. А если вспомнить нечего, значит, день пропал. Получается, что половина дней у нас проходит совсем зря. И бабушка, и мама, и все дяди, и все тети ждут. Что-то вот-вот случится. И я тоже жду.
Но ничего такого пока не случается. Разные пустяки. Засыпаешь — даже вспомнить нечего. Одна скукота.
Вчера в Сокольниках Мишка повел меня на задний двор. Там у нас лучше тайны сохраняются. Взрослые голубей гоняют. А мы в этом подвале прячемся, когда в прятки играем.
Тут Мишка мне и говорит:
— Кто у нас самый главный?
Я думал сначала, он про наш двор спрашивает.
У нас в Сокольниках Валик главный. Знаю. Ребята стыкались. Но Мишка интересуется — вообще! Тут я соображаю:
— Сталин. Самый главный у нас товарищ Сталин.
Мишка даже плюнул. На пол. Вот так.
— Фигня! Не трепись, если не знаешь. Самый главный у нас — Чапай!
Я ему говорю по-взрослому:
— Сталин кого хочешь в тюрьму посадит.
А Мишка губы зажал и как зашипит от злости:
— А Чапай — как саблей махнет, как махнет — так и нет твоего Сталина!
Я прямо не знал, что сказать. Мишка еще вчера про Чапая кино смотрел. А я в кино не был. Меня в кино одного не пускают. Бабушке некогда. А дедушка вообще кино не любит.
Вечером я у папиного деда все-таки допытался, кто такой этот Чапай. Оказывается, его белые зарубили. Но если его зарубили, значит, Чапай мертвый? А мертвый разве может быть самый главный?
— Деда, а деда, кто больше? Чапай или Сталин?
— Фуй! — закричал дедушка. — Не смей даже говорить такие вещи.
И пожаловался бабушке.
А бабушка тоже расстроилась и сказала:
