карликов. В одной русской сказке рассказывается о мифических кузнецах, кующих мечи. Кузнецы эти калят железо и бьют его молотами. Удар — и готов солдат с мечом и саблей, хоть сейчас на битву!
У северных народов существовало предание, в котором так повествовалось о сотворении земли: господь (Перун) создал землю, но нечистый дух взрыл ее, нагромоздив высокие горы и разверзнув непроходимые пропасти. Тогда господь ударил молотком о камень и создал свое воинство. С тех пор между воинами началась великая война.
Это предание можно считать аналогом греческого мифа о Язоне, вспахавшем поле медными быками, которых сделал Вулкан — римский бог разрушительного и очистительного пламени. Эти быки извергали из ноздрей и ртов пламя. Затем Язон посеял зубы дракона, и из них выросли воины, но, поражая друг друга, они все до единого погибли.
Смысл предания становится ясным, если принять во внимание, что, по древним представлениям многих народов, громовые тучи уподоблялись быкам и коровам, а молнии — острым зубам дракона.
Другой греческий миф представляет воинственную Афину, рождающуюся из головы Зевса, т. е. грозовую тучу, в полном вооружении. Согласно одним мифам, Гефест[147] или Прометей[148] разрубили топором голову Зевса, по другой версии, было расколото облако — и появилась на свет богиня с молниеносным копьем в руке.
Параллельно с этими мифами существовало у славян предание о Перуновой палице, позднее оно, правда, уже в применении к новому вооружению, породило народные рассказы о чудесном ружье, стреляющем без промаха.
Древние славяне всегда усматривали в атмосферных явлениях картины ожесточенной борьбы и видели в них пророческие знамения грядущих войн, побед и поражений. Светлые столбы, видимые во время сильных морозов около солнца, крестьяне считали предвестием войны. Кровавый цвет зари и преломленных в облаках солнечных лучей наводил на мысль о проливаемых потоках крови. Под влиянием подобных ассоциаций воздушных гроз с обыкновенными битвами люди начали спускать богов с высокого неба на землю. Теперь боги стали принимать участие в людских распрях и собственным оружием помогать своим поклонникам против чуждых им иноверцев, которые не приносили им ни жертв, ни молений. В христианскую эпоху мысль о содействии древних богов успехам войны была перенесена на ангелов святых и святых угодников (Георгия Победоносца, Бориса и Глеба, Александра Невского).
Называя тучи горами, небесные светила — серебром и золотом, разящую молнию — палицей и молотом, древний человек невольно пришел к созданию мифологических сказаний, в которых бог- громовник (Перун) и грозовые духи (великаны и карлики) отождествлялись с рудокопами и кузнецами. Своими острыми палицами они роют облачные горы и извлекают оттуда небесные сокровища; молотами бьют они по скалам и камням-тучам как по твердым наковальням и изготавливают для богов золотые и серебряные украшения и оружие. Например, в «Ведах» рассказывается о том, как искусный кузнец- художник и духи молний ковали могучему Индре золотую палицу, стрелы и громовой молот. У греков таким кузнецом-художником был бог Гефест, у славян гроза также изображалась как кузнечная работа, а Перун бил дьявола кузнечным молотом.
В народных поверьях молния часто уподоблялась извивающейся змее, что послужило основой для возникновения мифологических сказаний о молнии-биче, ударами которой бог-громовник казнит демонов туч. В гимнах «Вед» Индра, нагоняя Вритру, бичует его огненной плетью с тысячью остроконечных узловатых хвостов. Кругом сыплются искры, а в ударах плети-бича слышатся раскаты грома. Западные славяне усматривали в грозе божество, преследующее черта синим бичом.
«Синий» — древнейший эпитет молнии, блеск которой отождествляется с синими огоньками, перебегающими по красным углям догорающего костра. В «Слове о полку Игореве» встречается выражение «трепещут синии мълнии» — синее пламя считалось священным. Размахивая бичом, бог-громовник вступал в брачный союз с землей, рассыпал по ней семя дождя и давал урожаи.
Вот откуда пошел обычай: во время свадьбы дружка, который обязан охранять молодых людей от нечистой силы, враждебной плодородию, сопровождает свои заклятия хлопаньем бича. Тот же смысл имел и более поздний обычай стрельбы из ружей во время свадебного поезда.
Наряду с поэтическими картинами, изображающими войну небесной грозой, «Слово о полку Игореве» сравнивает битву и с молотьбой хлеба, и с ковкой металлов: «На Немизе снопы стелют головами, молотят чепи харалужными, на тоце живот кладут, веют душу от тела»; «Той бо Олег мечем крамолу коваше и стрелы по земле сеяше».
Впечатление, производимое раскатами грома, стуком кузнечных молотов, молотильных цепов, и мысль о наносимых ударах, соединяясь в этих различных представлениях, сблизили их между собой и породили целый ряд мифологических сказаний.
Перун — Илья Пророк — Илья Муромец. В русских песнях, сказках и преданиях часто встречается имя Ильи Муромца, якобы совершавшего различные богатырские подвиги. И хотя Илья Муромец известен как лицо историческое (он жил около 1188 г.), тем не менее в народном эпосе ему приписываются черты более древние, принадлежащие к области мифологических представлений о боге- громовнике Перуне.
В христианскую эпоху верование в Перуна, в его воинственные атрибуты, а также сказания о его битвах с демонами были перенесены на Илью Пророка. Илья Муромец, сходный с Ильей Пророком по имени и, согласно древним представлениям, святостью своей жизни, а возможно, и воинскими доблестями, слился в единый образ, и там, где, по преданию, конь Ильи Муромца выбивал копытом источники ключевой воды, народ ставил часовню во имя Ильи Пророка. Крестьяне объясняли громовые раскаты поездкой по небу Ильи Муромца на шести жеребцах. Похождения Ильи Муромца с богатырем Святогором полностью принадлежат к области древнейших мифов о Перуне.
Тридцать лет от самого рождения просидел Илья Муромец сиднем, не двигаясь с места. Но вот по божьему велению приходили два калика перехожие,[149] становились под окошечко косящатое и просили милостыни. И говорил им Илья: «Нищие братья! Взойдите ко мне во храмину: есть у нас всего много, а подать вам некому». И отвечали ему калики перехожие: «Встань-ка сам!» «Сижу сиднем я тридцать лет, а вставать не встану — нет у меня ни рук, ни ног», — говорит Илья. И продолжают калики перехожие снова: «Встань-ка сам!» Илья сидит, силу пробует, а в ответ держит речь: «Встал бы я, и сила есть, да нет ног!» И говорят ему калики перехожие в третий раз: «Встань-ка сам!» Илья сидит, силу пробует: тронет ногу — нога поднимается, посередь пола становится. Встает Илья, поднимается. И говорят ему калики перехожие: «Сходи-ка за пивом, да напой нас». И взял Илья братину великую, пошел в подвалы глубокие, налил братину пивом крепким и поднес каликам перехожим, и каждый раз калики перехожие говорили: «Выпей сам». Хватил Илья братину, только и видели пиво. И спросили Илью калики перехожие: «Как велика сила твоя?» И молвил Илья: «Кабы был столб от земли до неба, я перевернул бы всю землю!»
В народных сказаниях богатырь, собирающийся на битву со змеем — демоническим представителем зимних облаков и туманов, должен трижды испить «живой» («сильной») воды, и только тогда он получал силу поднять меч-кладенец. Пиво, которое пил Илья Муромец, — старинная метафора дождя. Окованный зимней стужей, богатырь-громовник сидит сиднем без движения (не заявляя о себе грозой), пока не напьется «живой» воды, т. е. пока весеннее тепло не разобьет ледяных оков и не превратит снежные тучи в дождевые. Только тогда зарождается в нем сила, и он уже может поднять молниеносный меч и направить его против темных демонов. Наделенный богатырской крепостью, Илья Муромец отправляется на свершение богатырских подвигов.
Как имя Перуна было заменено именем исторического героя Ильи Муромца, так и миф о борьбе его с демоническими существами — великанами и змеями был перенесен на битвы самого раннего периода существования русской государственности, когда общественный строй Руси еще не окреп. Внутри ее границ,
