— Поясни.
— Ну уж нет. Это твои проблемы, не мои.
Она легко соскользнула с высокого табурета и, не дожидаясь Андрея, направилась к лестнице. Двигалась она с грацией балетной танцовщицы, и Гумилев заподозрил, что Син совсем не так пьяна, как хочет казаться.
Догнал он ее на лестнице.
— Ты притворяешься.
— Все притворяются.
— Кто ты на самом деле?
— Корректор.
Андрей опешил.
— Ты работаешь в издательстве?
— Нет, конечно.
На втором этаже они свернули в хорошо знакомый Гумилеву коридор — где-то впереди их должен был встретить охранник в белой косоворотке.
— Тогда что же ты корректируешь?
— Реальность.
«Все-таки она пьяна, — решил Андрей. — И сейчас ей кажется, что она изрекает полные потаенного смысла истины».
— Это не так просто, как ты думаешь, — продолжала Син. — Корректировать реальность — все равно что придавать форму мрамору голыми руками, без инструментов. К счастью, существует область мелких погрешностей, где можно кое-что менять.
— Правда? — вежливо спросил Гумилев. Мысли его заняты были тем, как максимально достойно выйти из ситуации с охранником. Если их сейчас завернут обратно, он будет выглядеть не только идиотом, который повелся на треп пьяной девушки, но еще и лузером, не умеющим поставить на место прислугу.
— Кстати, мы с тобой сейчас находимся в такой области, — добавила Син.
На это он не успел ответить. Из-за угла появился давешний улыбчивый парень, загородивший своими широкими плечами проход.
— Опять заблудились, милостивый государь? — ласково спросил он. — Ежели хотите с сударыней уединиться, то апартаменты для гостей в восточном флигеле, я вам покажу.
«Что ты себе позволяешь, хам», — хотел было сказать Гумилев, на которого успела подействовать старорежимная обстановка в поместье Беленина, но Син его опередила.
— Аляска, — сказала она, делая рукой жест, каким отгоняют надоедливую кошку. — А ну брысь!
Слова эти произвели на охранника магическое действие. Он тут же прижался спиной к стене, освободив путь. Вид он при этом имел в точности такой, какой предписывался нижестоящим чинам знаменитым указом Петра Первого, — лихой и придурковатый.
— Пойдем, — Син потянула удивленного Гумилева за рукав, — время уходит.
Они прошли еще метров двадцать. Коридор заканчивался стеклянной французской дверью, выходившей на крытую террасу. На террасе никого не было, только рой мотыльков кружился над оранжевыми китайскими фонариками.
— Мы пришли, — сказала Син, открывая дверь и выходя на террасу.
Гумилев последовал за ней. На него сразу же пахнуло свежестью вечернего сада. Син подошла к краю террасы и остановилась, опершись на деревянную балюстраду. Ее черные волосы загадочно блестели в свете китайских фонарей.
— Син… — позвал Гумилев.
Она не обернулась. Он обхватил ее за плечи, развернул к себе и стал целовать.
Губы у нее были мягкие и очень горячие.
Сначала она не отвечала ему — только позволяла себя целовать. Андрею и этого было довольно, он млел, как подросток, впервые оказавшийся с предметом своей страсти в темном парадном. Он не понимал, что с ним творится, но и не хотел этого понимать. После возвращения из Арктики у него не было женщин, и даже не потому, что за каждым его шагом наблюдала бесстрастная Катарина, — просто не возникало желания. А сейчас желание вдруг возникло, и было оно настолько сильным, что Гумилев не мог ему сопротивляться.
Спустя вечность Син уперлась ладошками ему в грудь и отстранилась.
— От тебя пахнет корицей, — сказала она.
— Ты не любишь корицу? — тяжело дыша, спросил Андрей.
Несколько мгновений она не отвечала, и это были очень длинные мгновения.
— Наоборот, — ответила Син наконец. — Я от нее тащусь.
И поцеловала его сама. Ее поцелуй был долгим, жарким, опасным. Обжигающим, как пряности любимого ею Востока.
— Я хочу тебя, — хрипло сказал Гумилев, когда они оторвались друг от друга.
— Я знаю. Но это невозможно. Мой друг убьет тебя.
— Это не так просто сделать.
Син грустно покачала головой.
— Ему это проще, чем тебе выкурить сигарету.
— Да кто же он такой? Ты сказала, он из Сингапура?
— У тебя хорошая память.
В саду трещали кузнечики. Ночной мотылек вился вокруг китайского фонарика, безуспешно пытаясь проникнуть сквозь промасленную бумагу к источнику благословенного света.
— Где он? — Гумилев вдруг почувствовал, что близок к разгадке тайны, которая не давала ему покоя уже три года. Сингапур, загадочный индус… — Ты сказала, что он где-то здесь.
— Он ждет в кабинете хозяина. — Син кивнула на выходившее на дальнюю сторону террасы окно. — Я же тебе говорила — у них назначена встреча.
Андрей посмотрел на окно. Из-за неплотно задернутых голубых штор пробивался приглушенный свет.
«Это безумие, — сказал он себе. — Этого просто не может быть. Мало ли народу живет в Сингапуре? Почему это обязательно должен быть тот самый тип, что предупредил меня о попытке похищения Маруси и Евы?»
— Не стоит тебе с ним связываться, — мягко сказала Син.
Ее голос смел все его сомнения, словно карточный домик.
— Жди меня здесь, — бросил он. — Я сейчас вернусь.
Он пересек террасу и осторожно заглянул в окно. Сквозь щель в шторах был хорошо виден кабинет Беленина — с массивным рабочим столом без каких-либо признаков компьютера, но с антикварным набором письменных принадлежностей, огромной плазменной панелью на стене и головой белого медведя над дверью. Светильники в виде факелов, укрепленные по обе стороны от стола, бросали янтарные блики на высокое чиппендейловское кресло, в котором читал газету человек в темном костюме. Он был в кабинете один — судя по всему, встреча с хозяином дома то ли уже состоялась, то ли еще не началась.
Гумилев, ожидавший после слов Син увидеть какого-нибудь терминатора, чуть не присвистнул от разочарования. Человек в кресле был невысок и худощав. Пальцы, державшие газету, были длинными и изящными, как у пианиста. Женщинам такие должны нравиться, автоматически отметил Гумилев.
Внезапно в кабинете замурлыкал сигнал мобильного телефона. Человек в кресле отложил газету и достал мобильник. Свет электрических факелов озарил его смуглое азиатское лицо.
Гумилев вздрогнул и отшатнулся от окна.
Он узнал этого человека.
Согласно распространенному мнению, для европейца все китайцы на одно лицо. Это, конечно, не так. Достаточно обладать хорошей зрительной памятью, и вы никогда не спутаете одного китайца с другим.
У Гумилева была прекрасная память на лица, тем более что этого человека он в последний раз видел
