таким же образом».
Оценивая ретроспективно, обе миссии ближайшего помощника Буша, судя по всему, были восприняты китайскими лидерами как одобрительные и признательные жесты уважения, не имеющие, однако, большого значения. Для китайских либералов, даже внутри Коммунистической партии, они были свидетельством безразличного отношения к их делам.
Но Китай не был Восточной Европой, где события имели свою внутреннюю силу и свою динамику. Здесь они вызывали далеко идущие изменения, которые ни Буш, ни Горбачев не могли контролировать. После поразительного успеха «Солидарности» в Польше в середине 1989 года разделение Германии становилось все более невыносимым. Происходивший процесс разрушения коммунистических режимов привел к падению Берлинской стены и твердо поставил воссоединение в повестку дня. Стратегическая задача Горбачева состояла в том, чтобы сдержать распад советского блока и не допустить его пагубного влияния на все еще функционировавшую советскую систему. В конечном счете ему не удалось воспрепятствовать этому, но до этого момента будущее Германии оставалось центральной проблемой. Оно было главной темой на исторической встрече Буша и Горбачева в декабре 1989 года, проводившейся на двух военных кораблях вблизи Мальты. Состоявшаяся всего лишь через несколько недель после падения Берлинской стены, встреча началась в плохо замаскированной атмосфере капитуляции советского лидера в центральном спорном вопросе холодной войны в Европе — о будущем Германии.
Это был звездный час Буша. Здесь было не только официально оформлено советское согласие на признание политических переворотов в Восточной Европе, но и приведен в действие процесс консультаций, который в течение года привел к воссоединению Германии практически целиком на условиях Запада. На встрече в Белом доме 31 мая Горбачев полностью согласился как с воссоединением Германии, так и с продолжением ее членства в НАТО. Взамен он получил серию выражающих добрые намерения предложений, подчеркивающих конструктивную роль Советского Союза в формировании системы глобального сотрудничества, которая должна была заменить разделение на два лагеря времен холодной войны. Была предложена и финансовая помощь советской экономике. Во всем этом была заложена идея, что новый мировой порядок будет иметь в основе сотрудничество ведущих держав. Советский Союз отказывался от своей империи за пределами собственных границ, но по-прежнему рассматривался в качестве одного из главных глобальных игроков.
Невозможно переоценить значение мирного воссоединения Германии в октябре 1990 года, последовавшего за этой встреч ей. Осуществленное годом раньше разрушение Берлинской стены, казалось, сделало воссоединение неизбежным, но только при том условии, что в дальнейшем на это не будет отрицательной советской реакции. Советская армия все еще оставалась в Восточной Германии, и пока восточногерманский режим находился в состоянии деморализации и замешательства от явного согласия на все это Горбачева: изменение настроения в Кремле (или просто смена кремлевского руководства) могло бы развязать руки советским противникам. Однако распад навязанных Восточной Европе просоветских режимов, произошедший за несколько месяцев до этого, делал для Кремля гораздо более трудным решиться прибегнуть к насилию — и возможно, вплоть до кровопролития — в отношении гражданского населения Германии, пусть даже только в Берлине. Восточная Германия стала изолированным советским аванпостом.
Именно мужество движения «Солидарность» в Польше, его воодушевляющее влияние на другие страны Восточной Европы создали стратегическую изоляцию восточногерманского режима. Таким образом, поляки не только освободили себя; они ускорили воссоединение Германии, поставив Горбачева перед трудным выбором. Для советского парода лучшим выходом стало вступить в переговоры о таком устройстве, которое давало бы возможность стабилизировать ситуацию, превращая в то же время Советский Союз в равного партнера Соединенных Штатов в процессе формирования «нового мирового порядка». Для Горбачева это было как раз то, что в наибольшей степени отвечало его собственной склонности, которую Буш искусно использовал в ходе переговоров на Мальте, а позднее и в Вашингтоне.
Действия Буша заслуживают высочайшей похвалы. Он уговаривал, заверял, льстил, прибегал в мягкой форме к угрозам в беседах со своим советским партнером. Он должен был соблазнить Горбачева, рисуя ему картины глобального партнерства и одновременно поощряя его согласиться с распадом советской империи в Европе. В то же время Бушу было необходимо убедить своих британских и французских союзников в том, что Германия не создаст угрозы их интересам, и ради этого принуждая канцлера Западной Германии признать линию Одер Нейссе (до того времени защищаемую только Советским Союзом) в качестве западной границы вновь освобожденной Полыни.
Воссоединение Германии в конце 90-х годов влекло за собой важный сдвиг в самом центре европейской политики, а вследствие этого также и в системе глобального геополитического равновесия. Буш не только добивался согласия Горбачева на воссоединение, но и (вместе с канцлером Западной Германии Гельмутом Колем, обещавшим это согласие экономически подсластить) убеждал его в том, что объединенная Германия с ее 80-миллионным населением должна будет обладать свободой выбора в вопросах политики и национальной безопасности. Это означало ее членство в НАТО и в Европейском сообществе (которое в скором времени станет Европейским Союзом). С уходом из Германии и демонтажом коммунизма в Восточной Европе (которую вскоре будут называть Центральной Европой) большинство советских выгод от Второй мировой войны становились утраченными.
Более того, воссоединенная и снова обретшая уверенность r себе Германия создавала дополнительный стимул для нового порыва европейской интеграции, а спустя недолгое время и для расширения НАТО. Вряд ли можно было сомневаться в том, что Европа, включающая возрождающуюся Германию с сильным американским присутствием, скоро охватит и прежнюю Восточную Европу. Неясным и тревожным было одно: останется ли процесс приспособления к этой новой реальности столь же удивительно мирным, учитывая нарастающие волнения в Советском Союзе. Эта неуверенность усиливала возраставшее внутреннее напряжение в послетитовской Югославии, которая, как и Советский Союз, была многонациональным государством с доминирующим положением одной этнической общины.
Вот в таком контексте понятие «новый мировой порядок» стало для Буша средством поиска традиционной стабильности. Предотвращение распада Советского Союза или Югославии стало приоритетной задачей для администрации Буша, о чем она была не склонна заявлять публично. Позднее Буш в собственном отчете об итогах своего президентства отрекся от своих усилий сохранить Советский Союз.
Недооценив потенциал насилия в Югославии и переоценив жизнеспособность ее федеральной системы, сохранявшейся только благодаря уже ушедшему из жизни маршалу Тито, администрация Буша была застигнута врасплох эскалацией кризиса в Югославии. Неспособность Югославии пересмотреть полномочия центрального правительства стала причиной лобового столкновения между доминирующей Сербской Республикой и двумя ключевыми членами федерации — Хорватией и Словенией. Их декларации независимости в июне 1991 года вызвали быстрое сербское вторжение, приведшее к длительной и кровавой войне.
Эти события усилили страх администрации Буша по поводу того, что Горбачев утратит контроль за процессом распада советского блока и что его перестройка может перейти в насилие в самом Советском Союзе. Возможно, самым существенным было то, что Буш недооценил подлинную глубину проявлений антирусского национализма со стороны других этнических групп в условиях расшатанного государства и поддался соблазну считать Советский Союз синонимом России.
(Представления о том, что Советский Союз сумел сформировать советскую нацию, особенно закрепились среди бюрократии Государственного департамента. В качестве помощника президента в конце 70-х годов, глубоко убежденного в том, что многонациональный характер Российской империи был ее ахиллесовой пятой, я предложил скромную закрытую программу, направленную на поддержку стремлений к независимости со стороны нерусских национальностей Советского Союза. В ответ ведущие эксперты Госдепа по советским делам убедили государственного секретаря в том, что в действительности «советская нация» как мультиэтническое множество, подобное Америке, стала уже фактом и что такая программа была бы контрпродуктивной. Программа все-таки стала осуществляться.)
Ошибочные представления администрации на этот счет нашли свое отражение в стяжавшей дурную славу речи президента Буша, с которой он выступил в августе 1991 года в столице Украины и которую
