руководить крупным хозяйством. Но перед стихией растерялся.
Увидев все это, поспешил преградить путь огню к бензохранилищу, велев выплеснуть на стерню три или четыре цистерны воды и убрать вокруг бензобаков солому. А вот чем заняться дальше, как помочь беде, толком не знал и, чувствуя свое бессилие, испытывал прилив какой-то неосознанной злости.
— Пожарных вызвали? — спросил я у председателя.
— Так точно, — по-военному отрапортовал он.
— Давайте еще людей… Нужно мобилизовать все емкости для подвоза воды…
— Уже выехали с соседних сел, — выдохнул председатель. — А также все молоковозы, бензовозы мобилизованы…
Он стоял, глядя на меня испуганными глазами, которые красноречиво вопрошали: «А что еще предпринять?»
Больше мне нечего было сказать. А между тем стелющиеся под ветром едва заметные в лучах яркого солнца зловещие язычки пламени продолжали ползти по буртам, угрожая уничтожением огромных ценностей.
Виноватым выглядел и Павел Лукич. За многие годы работы он усвоил, что начальство людей поднимет, решит нужные вопросы.
Старый шофер любил вспоминать о том, как однажды, возвращаясь из командировки, мы случайно столкнулись с вооруженными грабителями и вышли из этой схватки победителями.
Дело было поздним зимним вечером. Проезжая по безлюдной проселочной дороге, невдалеке от животноводческой фермы услышали два выстрела. Остановив машину и оставив в ней Павла Лукича, я пошел к ферме по заснеженному полю. Ночь была лунной, и вокруг все довольно хорошо просматривалось. У двери тамбура, пристроенного к ферме, заметил двух парней, к которым присоединился и третий, вышедший из помещения. По мере моего приближения (я был в форме) один из них бросился бежать к стоявшей поблизости полуторке. Тут что-то неладное. На манер того, как можно было бы выхватить из кармана пистолет (если бы он был у меня), извлек связку ключей и гаркнул что было мочи:
— Стой, стрелять буду!
Бежавший остановился, не поворачиваясь, присел от страха на корточки и обхватил руками голову. Тут я увидел в руках у тех, которые остались стоять у тамбура, ружье и обрез… Продолжая уверенно шагать, крикнул в сторону своей «Волги»:
— Оружие к бою!
Хотя у Павла Лукича, как и у меня, не было тогда при себе никакого оружия.
— Бросай свои цацки, а то перестреляем вас, как куропаток! — приказал растерявшимся парням. Видимо, на них подействовала разыгранная мной инсценировка, уверенность и железо в голосе, потому что ружье и обрез они тут же бросили к своим ногам.
Это было уже совсем неплохо. Снова рявкнул во всю силу своих легких, стараясь тем самым подавить возможные проявления сопротивления со стороны незнакомцев:
— Лицом к стене!
Властный окрик возымел действие, и парни тут же повернулись ко мне спиной. При этом сначала один из них, а потом другой подняли вверх руки. Не мешкая, я завладел одноствольным ружьем и двуствольным обрезом. Тут же проверил, как они заряжены. Далее было уже легче. Двое из задержанных оказались опасными преступниками из соседней области. Вооружившись обрезом, они подговорили знакомого шофера, который сумел взять из гаража полуторку, толком не зная о замышляемом. Преступники напали на ферму. Дежурный скотник, у которого было ружье, сделал предупредительный выстрел. Тогда один из незваных гостей пальнул по работнику фермы и ранил его. Завладев ружьем, они закрыли истекающего кровью человека в подсобном помещении, намереваясь приступить к забою свиней, и вот тогда то и заметили, что из остановившейся «Волги» в сторону фермы направился какой-то человек. Различив форменное обмундирование, шофер бросился было наутек, но сдрейфил от предупредительного окрика и остановился. Потом, как уже известно, были обезоружены и его повелители.
Насмерть перепуганный шофер оказался неплохим парнем, и мы отправили с ним в больницу раненого колхозника, двум другим надежно связали руки, после чего отвезли преступников в милицию.
Этот давнишний случай остался в памяти Павла Лукича, и тот иногда рассказывал о смелости начальника.
И вот теперь этот самый начальник вроде как бы опростоволосился.
Вскоре на пожаре еще прибавилось народу, и почти беспрерывно к буртам зерна подкатывали автомашины с водой, но огонь сбить не удавалось. Точнее говоря, на политых участках пламя исчезало, но через некоторое время на том же месте вновь появлялся дымок, а затем и огонь. И вот тогда-то прибыла пожарная машина: одна-единственная и с боевым расчетом в количестве трех (!) человек. Когда командир расчета, молодой худощавый лейтенант, как положено по уставу, доложил мне о прибытии и спросил разрешения приступить к тушению пожара, я сквозь зубы процедил:
— Что ж вы тут втроем сделаете?
— Как? — не понял меня лейтенант. И весело ответил: — Щас все потушим!
— Ну-ну, — глянул я исподлобья на прыткого пожарного.
— Бросьте вы с ведрами толочь зерно! — Это, не дожидаясь указаний своего командира, сказал колхозникам прибывший на пожарной машине сержант. — А ну все слезайте с буртов!.. Да потихоньку, потихоньку! Не губите добро!
— Ты што?! — бросился к сержанту председатель колхоза.
— Слушай сюда! — крикнул ему лейтенант. — Слушай сюда, — уже более спокойно повторил он, когда колхозное начальство с недоумением уставилось на лейтенанта. — Убери всех до одного с буртов. Отбери мне двадцать человек с лопатами, построй их здесь! — лейтенант указал пальцем на то место, где следовало построить людей. — А остальные пусть идут домой, понятно? И зазря грязь не разводите: три машины с водой оставь, остальные тоже пусть убираются отсюда, — неторопливо потребовал лейтенант.
Его уверенный, спокойный тон, будто речь шла о самых обыденных делах, сразу как-то охладил толпу.
Построив два десятка людей, лейтенант, не спеша, стал их инструктировать:
— Осторожненько с боков залезьте на бурты и там, где горит или дымится, сгребайте лопатой до самого низу. Понятно? Ни боже мой не наступайте туда, где дымится, чтоб не утопить огонь вовнутрь. Понятно?
— Давай, друг, скорей, — торопил его председатель колхоза.
— Даю, — невозмутимо откликнулся лейтенант и продолжал свой инструктаж: — Кому что непонятно, подымите руки…
Всем все было понятно, и лейтенант велел сержанту развести по буртам людей; сам же он направился к пожарной машине, извлек из-под сиденья резиновые сапоги, присел на ступеньку, переобулся, надев их вместо хромовых, и пошел к горящему зерну. Потом он ходил вдоль буртов, давая какие-то указания, делая замечания, подсказывая что-то орудующим лопатами людям. Максимум через полчаса бурты были аккуратно очищены от горевшего зерна. Вглубь огонь пробраться еще не успел, и потери были незначительные. Тлевшее зерно залили водой, и пожара как ни бывало.
— Ну молодец! Ну артист! — восхищался председатель колхоза.
Пока люди счищали с себя пыль и грязь, забрасывали в кузов грузовика лопаты и ведра, сворачивали шланги, лейтенант переобулся опять в хромовые сапоги и самым что ни на есть обыденным тоном, каким Павел Лукич просит меня подписать путевой лист, козырнув, обратился ко мне:
— Товарищ полковник, разрешите ехать?
— Спасибо, лейтенант! — пожал я ему руку.
В ответ он кивнул, спасибо, мол, и вам, тут же забрался в кабину пожарной машины, в которой уже сидел его боевой расчет, и умчался…
БИОГРАФИЯ МУЖЕСТВА
