33 лучших дыхательных упражнения из всех методик и практик

— Понимаю, господа, ваше недоумение. Но гора Кайлас полна загадок, ответы на которые таятся вне пределов нашего сознания. Одна из таких загадок и связана с пещерой. Вход в нее появляется только тогда, когда он — вход — этого хочет. Специальный поиск не даст результатов. Другое дело, если она возьмет да и впустит того, кто ее совсем не ищет. Такой уж у нее характер с давних времен.

— Не верю, — хмуро пробурчал Петрович. — Вот возьму сейчас карту и пойду искать эту пещеру. И никуда она от меня не денется, даже не мечтайте.

— Сейчас, — заметил монах, — время уже позднее. Пока мы были здесь, уже стемнело, в наших пещерах время летит быстрее, чем снаружи.

— Ой, а где же мы будем ночевать? — забеспокоилась Настя.

— На этот счет не волнуйтесь, — сказал монах, — ночевать всем нам придется здесь, в пещере. Я останусь с вами до утра, ибо отвечаю за вашу безопасность во вверенной мне пещере.

Что делать, если боишься уснуть

После этого монах осветил факелом нишу, которую прежде никто из нас не замечал. Все мы вошли в нее и увидели некое подобие спальни, в которой были устроены кровати, застеленные свежим бельем. Мы поужинали припасами и стали располагаться на ночлег. И тут мною стало овладевать беспокойство. Вспомнился кошмарный сон прошлой ночи. Конечно, теперь он был отодвинут на периферию сознания благодаря прекрасному стихотворению Василия Дмитриевича Лебелянского, однако не покидал страх: вдруг сегодня возьмет да и приснится мне что-то похожее на мой сон прошлой ночи? Неужели это не даст мне уснуть? Я стал волноваться и решил, что уместнее всего обратиться за помощью к всезнающему Мишелю Мессингу, с которым я тотчас же и поделился своей бедой. Мессинг ответил со знанием дела:

— Дорогой Рушель, вы понимаете не хуже меня, что на всякую хворь непременно найдется лекарство. А забота ваша человечеству давно известна, потому и обойти ее стороной человечество не могло. И если вы, Рушель, думаете, что и здесь намерен я обратиться к гению Василия Дмитриевича Лебелянского, то ошибаетесь: та проблема, что вас мучит, гораздо древнее, чем вчерашняя. Испокон веков человек боялся мира снов. Доходило до того, что человек, напуганный ночными кошмарами, доведенный буквально до отчаяния, просто не ложился спать, тем самым обрекая себя на истощение и гибель.

Слово «гибель» не могло на меня не подействовать. Я ждал, когда Мишель продолжит свою речь. Долго ждать не пришлось:

— И все же человек не был бы человеком, если бы не придумал еще в глубокой древности словесного заклятия от кошмарных снов. Надо наизусть произнести вслух этот текст. На ваше счастье, Рушель, я помню его наизусть. Вы послушаете — и всю ночь вам будет сниться только доброе и хорошее. Начнем!

Мишель произнес заключительное слово своего спича с такой патетикой и так громко, что все, кто находился в пещере, посмотрели на нас. В итоге вся экспедиция, включая монаха, стала слушать тот старинный текст, который вообще-то предназначался только мне. Вот он:

«Туман окутал долину, и можно идти туда, куда раньше идти было нельзя. Это хорошо, потому что там, в тех местах, куда нельзя было идти, пока не было тумана, и скрывается та настоящая музыка, которой так не хватало в наших краях. Но вот пришел туман. Стало печальнее от этого, но стало и легче, потому что только теперь появилась возможность слиться со сферами былого ощущения бабочек, летящих над усталой от зноя травой. Ветер прогонит туман, однако до того момента, когда случится это, мы успеем в полной мере приобщиться к великому, к тайне музыки, идущей вслед за легкокрылой бабочкой в ту сторону, куда уже направилась Луна, не знающая покоя в эти мутные и сахарные ночи, какие и бывают только тогда, когда, кажется, никакой музыки уже не будет. Будут только звуки падающего хлопьями снега и карканье ворон возле самой крыши. Но нет — свет приходит, и красками своими вливается в старую песню, слова которой давным-давно позабыты, помнится только нежная и в то же время нервная мелодия. Да и то мелодию эту напеть может не всякий, а только тот, кто обладает способностью к толкованию грядущего если и не потому, как летят птицы, то хотя бы потому, как ложится первый после зимы мох на деревья. Прожитое же само толкует себя без всякой помощи. И человек, стоящий возле прошлого и зовущий это прошлое, еще может понять сущность тумана во всей глубине его и со всеми теми мыслями, которые так стремительно улетали в будущее, что догнать их могла только стрела, выпущенная из лука, такая стрела, которую изготовили на правом берегу реки, а наконечник для нее — на левом берегу. Лучнику, которому предстояло эту стрелу выпустить, нужно было за два дня до этого выйти на рассвете в сторону леса, там спеть три раза песню о рыбаке и светящейся благодати, нисходящей на странника, бредущего берегом Северного моря. А дальше наступает час, от которого убежать невозможно, возможно только навсегда в этом часе остаться и забыться. Однако и это дано немногим в нашем мире. Кротость прячется за серым туманом. В кротости — знак звенящий. Только тому, кто пройдет все сферы этого знака, даны будут ветки сирени и кориандра, лепестки нарцисса и гладиолуса, семена пшеницы и ячменя. Потому музыка слышна только за озером, а свет виден только там, где его ждут и где могут еще противопоставить гроздьям уставшего за прошедший век тумана».

Выслушав этот чудесный текст, я уснул почти сразу же. Снилось мне, будто я иду по бескрайнему зеленому лугу, над которым кружат бабочки. От рощицы, что виднеется справа над рекой, слышится пение птиц — такое дивное, что весь век только бы и слушать это волшебное пение. Запах цветов легок и мягок. А жизнь во всем мире только начинается.

И никогда не закончится она — эта чудесная жизнь среди цветов и трав, пения птиц и ярких крыльев бабочек. Воздух над лугом — тихий и прозрачный, легкий и немного печальный.

Плакал ли я во сне? Да, не скрываясь и не таясь, скажу, что я плакал, но слезы эти были чистыми и радостными. Наконец, я взлетел. И мой полет был сладостным и долгим.

Пещера № 3

Исчезновение Петровича

Но в мире не бывает ничего бесконечного — полет мой был прерван криком Леонида:

— Рушель! Вставай скорей! Петрович, наш Петрович исчез!

И был это уже не сон. Я вскочил и вслед за Леонидом и уже проснувшимся Мессингом ринулся к выходу из пещеры. Когда мы добежали до обрыва, на котором вся в слезах стояла Настя, Леонид рассказал мне, Мишелю Мессингу и подоспевшему монаху следующее:

— Мы с Настей встали ранним утром, только еще всходило солнце. Еще с вечера мы условились, что утром придем на это самое место, чтобы встретить вместе рассвет. Мы встали на край обрыва, откуда так хорошо видно восходящее дневное светило…

Леонид замолчал, его переполняли эмоции, что было очевидно не только по тому, что стал срываться голос моего друга, но и по тому, как глаза его увлажнились. Кажется, он готов был заплакать. Тогда на помощь пришла Настя:

— Мы с Леонидом держались за руки, вместе постигая красоту этого мира, вместе дышали этим воздухом, нам было так хорошо, так радостно и так тепло! Мир вокруг нас и мир внутри нас были прекрасны! И вот тут-то мы оба и услышали, как нас окликнули. Мы оглянулись одновременно и увидели, как к нам приближался Петрович. Он улыбался и махал нам рукой. Леонид помахал в ответ…

— Да, — продолжил Леонид, — я помахал в ответ. И Петрович крикнул, что ему пришла в голову