Она приподняла пластиковый пакет с торговым знаком универмага.
— Конечно. А что? Сегодня начинаются занятия в школе для клоунов?
Он с трудом сдержал улыбку. Принял пакет и ответил:
— Они только на тебе выглядят клоунскими. На мне они совершенно нормально смотрятся.
Она пожала плечами:
— Если считать, что красные ботинки на мужчине — это нормально.
На этот раз он все-таки улыбнулся, несмотря на все свои усилия.
— После тех вещей, которые я видел на тебе, не тебе бы говорить.
Она уперла руки в бока.
— Имей в виду, что в Чикаго я на острие моды. И кстати, об этом, — она оглядела себя, — это нормально для того, что мы будем делать?
У Роба заныло сердце — потому что, конечно же, его глаза последовали за ее взглядом. Вниз по облегающей футболочке и крошечной юбочке.
— Обувь хорошая, — пробормотал он. — А вот юбка может оказаться слишком короткой.
Не успели эти слова сорваться с его губ, как он уже готов был дать самому себе оплеуху.
— Не беспокойся, — разуверила она Роба, и в следующую секунду потрясла его тем, что повернулась и задрала подол своей юбочки — чтобы продемонстрировать оказавшиеся под ней шорты.
Однако вид ее шорт нисколько не умерил его беспокойства, а лишь еще больше возбудил его. Что за черт! Ведь на секунду ему показалось, что она собирается перед ним заголиться, и хотя это оказалось не так, чертовы шорты все равно обтягивали ее попку слишком туго и заставляли его слишком много думать о ее теле.
— Видишь? — заявила она. — Там шорты. Так что я одета практично, верно?
Вот черт!
Приходилось только радоваться, что прокат ее, похоже, интересовал больше, чем он сам. Стоя на месте, она осмотрелась.
— Так вот она, знаменитая лодочная станция, — проговорила она с удовольствием, но в тоже время немного грустно.
Он решил не замечать грусти: они уже об этом говорили. Сейчас его задача настолько загрузить ее работой, чтобы она решила, что с нее хватит.
— Заходи внутрь, — пригласил он и первым прошел через старую, деревянную дверь, которую он прошлой осенью по просьбе Милли выкрасил в красный цвет.
Внутри все было довольно скромно: письменный стол, несколько стеллажей, табурет у окошка, где расплачивались клиенты. Открыв другую дверь, они попали на крытую часть причала, где над единственным местом для швартовки была подвешена моторная лодка для рыбалки, а на пустом складе еще недавно находилась пара каноэ, нуждавшихся в ремонте.
— Ого! — сказала она, разглядывая старинные некрашеные деревянные балки. — Деревенский стиль? Круто!
Наверное, в Чикаго таких заведений не было. Поддавшись порыву, он указал ей на пустое птичье гнездо в углу:
— Видишь? Прошлым летом у нас был домашний крапивничек с детишками. Милли вся издергалась: боялась, что из-за вибрации гнездо упадет.
Эбби посмотрела на него:
— Но все птички выжили?
Он кивнул, но подумал: «С каких это пор я сам начинаю разговор и добровольно что-то говорю этой особе, от которой хочу избавиться?» А потом с огромным трудом оторвал от нее взгляд, потому что на нее уж очень приятно было смотреть, особенно в неярком свете крытого причала.
— Она тоже была у Милли? — спросила она, указывая на небольшую лодку.
— Нет, — ответил Роб. — Это имущество властей, на случай чрезвычайных ситуаций на озере. А так моторкам там плавать не разрешено.
Она энергично кивнула в знак понимания и тут же задала новый вопрос:
— А их бывает много? Чрезвычайных ситуаций?
Он покачал головой.
— Милли рассказывала, что подросток выпал из каноэ пятнадцать лет назад, и его пришлось спасать. А вообще полицейская лодка — это просто мера предосторожности.
На какое-то мгновение воцарилось молчание.
— Ну, пора браться за работу! — объявил он.
— Есть, капитан! — откликнулась она, выпрямляясь и отдавая ему честь.
Он в притворном раздражении проворчал:
— Пошли уж, комик!
После этого Роб просветил свою помощницу насчет того, как надо правильно мыть каноэ, а потом из уличного крана наполнил водой ведра, которые приготовил заранее. Он поручил Эбби мыть корпус снаружи, а когда она заканчивала очередное каноэ, он его переворачивал и отмывал изнутри.
Работа была не слишком изнурительной, но и легкой ее назвать было нельзя, если учесть количество каноэ: около двадцати пяти. Он все ждал, когда она начнет ныть, но, точно также как накануне на прогулке, она этого не делала. И к его немалому удивлению, мытье каноэ давалось ей легче, чем пеший туризм. В основном он был сосредоточен на своей работе, но время от времени поглядывал в ее сторону. Тонкие прядки волос выбились у нее из хвоста и завитками падали ей на лицо, но она только сдувала их со лба или заправляла за уши. Вода иногда выплескивалась на ее юбку-шорты, и он заметил несколько полосок грязи на одной стройной ножке, но она все равно не ворчала, не скулила и не выглядела несчастной, хотя иногда казалась немного усталой.
Вот черт! Ей удалось даже внушить ему восхищение. Робу не хотелось в этом себе признаваться, но это было так.
— До чего прекрасный день! — неожиданно сказала она, опускаясь на колени на дощатый настил и окуная желтую губку в ведро, а потом ее выжимая. — По утрам могло бы быть и потеплее, да и ночью тоже, но дни здесь просто чудесные.
— Не беспокойся, по утрам и ночью скоро станет теплее. — Конечно, едва он успел это сказать, как сразу же понял, что это прозвучало так, будто он думает, что она этого времени здесь дождется. — Но, наверное, ты уже на днях уедешь в Чикаго?
Она прервала работу и посмотрела на него. Ее лицо выражало доброжелательность — и любопытство.
— Тебе почему-то хочется от меня избавиться, Роб Коултер?
«Да, потому что при каждой нашей встрече мне хочется сорвать с тебя всю одежду». Его бесшабашному «я» вдруг захотелось сказать эти слова вслух — просто чтобы посмотреть, как она на это будет реагировать.
Но он был достаточно сильным, чтобы справиться с подобным импульсом. Он способен ей противостоять! Прошлый год прошел достаточно хорошо, но сейчас это его решение о воздержании получает первую серьезную проверку — и ему надо ее пройти.
Он попытался изобразить легкую улыбку.
— Я просто… не очень общительный человек. Мне нравится быть одному.
— Мне говорили.
От неожиданности он моргнул и переспросил:
— Говорили? Когда?
— Когда я только приехала в город и начала спрашивать, кому принадлежит прокат.
Он молча кивнул. Он не вполне осознавал, что заработал себе репутацию отшельника, но его это устраивало. Пусть ему не слишком нравится, когда о нем вообще говорят, но, наверное, в городке вроде Лосиного Ручья этого избежать невозможно.
— В общем, извини, что я порчу тебе имидж, — сказала Линдси, но поскольку она продолжала улыбаться, то у Роба не создалось впечатления, будто она действительно о чем-то сожалеет. И — вот черт! — может быть (по крайней мере, в эту минуту), он сам, честно говоря, об этом не слишком жалел.
