всего формы массового сознания — такие, как «образ чувств и мыслей», широко распространенные и вульгаризированные религиозные представления, коллективную память, отношение к природе, восприятие времени и т. п. Это именно те вопросы, которые обходили стороной представители традиционной историографии.
Обращение Блока к проблемам общественной психологии, таким образом, Непосредственно связано с пристальным его интересом к социальной истории, к анализу общественных структур, неотъемлемым параметром которых он считал формы сознания и мировосприятия, присущие входившим в них людям. То, что принято называть субъективным планом исторической жизни, включается в план объективного функционирования общества: общественное сознание во всех его формах рассматривается в качестве одной из детерминант человеческого поведения и, следовательно, приобретает значение для понимания жизни социального целого и его частей.
В конечном счете преобразование исторического знания, намеченное Блоком и Февром, было направлено на преодоление разобщенности социальных наук, на объединение всех отраслей истории вокруг общей цели. Из частной гуманитарной дисциплины, одной из многих, занимающихся человеком, историческому знанию надлежит превратиться во всеобъемлющую науку об общественном человеке. Для этого историки должны сотрудничать с географами и экономистами, социологами, этнографами и психологами, искусствоведами, лингвистами и историками литературы, историками науки и техники и статистиками. Необходимо изучать историю с самых разных точек зрения, и прежде всего с точки зрения экономической и социальной, с тем чтобы получить широкий синтез.
Блоку и Февру виделась история, которая не числилась бы по разряду «изящной словесности» (belles lettres), а могла бы по праву называться наукой (science)[95]. Продолжатель дела Февра и Блока — крупный современный историк Фернан Бродель — повторил по существу ту же мысль: «Я настаиваю: могут быть различные истории, но лишь одна-единственная — научная история»[96].
Историю прошлого, подчеркивали Блок и Февр, невозможно отрывать от современности, ибо современность только и может дать верный взгляд на прошлое — не в том, разумеется, смысле, что историк подтягивает минувшие эпохи к своему времени и модернизирует их (напротив, Блок неустанно предостерегал против опасности переноса понятий, применяемых в новое время, на другие общества и периоды), а в том, что именно современность ставит перед историком проблемы, подлежащие изучению, и открывает его взору историческую перспективу во всей глубине. Пониманием этой связи настоящего и прошедшего подлинный историк отличается от антиквара.
Таковы принципы, провозглашенные Блоком и Февром на страницах журнала «Анналы», основанного ими в 1929 г. Уже при зарождении журнала они выразили намерение бороться «против разграничений и замкнутости, которые разделяют, искажают, изолируют историю», обособляя отдельные периоды и специальные исторические дисциплины[97]. С этих пор и вплоть до начала II мировой войны Блок постоянно сочетал интенсивную исследовательскую и преподавательскую деятельность с руководством журналом. В «Анналах» им было опубликовано немало статей и огромное число рецензий, обзоров, редакционных заметок и других материалов, которые при необычайном разнообразии сюжетов объединены мыслью редактора-ученого, неуклонно и целеустремленно осуществлявшего свои планы. Людей, лично знавших Блока, покоряли его энергия, богатство идеями, которыми он щедро делился с коллегами и учениками, готовность помочь другим, его способность одновременно охватить прошлое и современность. «Анналы», по выражению одного историка, были мастерской Блока, в широкие окна которой он охотно позволял заглянуть [98].
«Анналы» — любимое детище Блока и Февра, трибуна, с которой их голоса были слышны особенно отчетливо. Поддерживая в историографии все новое, отвечавшее их взглядам, редакторы «Анналов» резко критиковали традиционную «историзирующую историографию» за отсутствие свежих идей, рутинность в подходе к материалу. Скрупулезный историк, враг схематизма и голого социологизирования, Блок настаивал на том, чтобы историческая наука выдвигала актуальные проблемы: «Чем больше проблемы будут господствовать над фактом, тем больше наши исследования приблизятся к тому, что является в социальных науках подлинной задачей истории»[99].
К сожалению, недостаточное знакомство Блока и Февра с марксизмом и марксистской историографией изолировало их от наиболее плодотворного направления научной мысли современности и вынуждало идти ощупью там, где давно уже были выдвинуты и разработаны методологические основы общественных наук. Поэтому при несомненной прогрессивности взглядов выдающихся французских историков они и их журнал не были свободны, как мы увидим, от некоторых серьезных методологических изъянов.
«Анналы экономической и социальной истории» (1929–1938), «Анналы социальной истории» (1939– 1941), непериодические «Сборники по социальной истории» под редакцией Февра в годы немецкой оккупации, наконец, «Анналы. Экономика, общества, цивилизации» (с 1945) — эти изменения в названии журнала отражают поиски его руководителями наиболее адекватного выражения программы, которую провозглашали и стремились осуществить Блок и Февр, а вслед за ними и Бродель и нынешняя редакция журнала. Множественное число, в котором в теперешнем названии употреблены термины économies, sociétés, civilisations, указывает на то, что журнал освещает все эпохи истории и самые различные культуры и общества, от древнейших до современных.
«Анналы» — не просто один из многочисленных исторических журналов. Он занимает среди них особое место. Главное, чем выделяются «Анналы» из ряда других западных периодических изданий по истории, — это именно неуклонное проведение в жизнь кратко сформулированного выше замысла: преобразование и совершенствование исторического метода и исторического знания. Отсюда повышенный интерес к общим вопросам, к работам, по-новому освещающим историю или представляющим собой попытки синтеза; отсюда же и пристальное внимание к проблемам, возникающим на «стыке» истории и других научных дисциплин. Отличает журнал живость, мы бы сказали, изящество стиля, которыми он, вне сомнения, обязан своим создателям: Блок и Февр были не только выдающимися историками, самыми крупными во Франции нашего столетия, но и прекрасными стилистами, продолжавшими в этом смысле лучшие традиции французской культуры. Литературный стиль «Анналов», конечно, выражает прежде всего стиль мышления, присущий Блоку, Февру — и их сотрудникам. Широта кругозора и смелость в постановке проблем плохо мирятся с «академическим», тяжеловесным изложением, характерным для столь многих сочинений по истории. Ознакомившись с образцами работ Блока, читатель может составить себе известное представление и о стиле «Анналов»[100].
Нередко говорят о «школе „Анналов“», имея в виду общность взглядов на историю и на задачи исторической науки, присущих как Блоку и Февру, так и историкам, которые примкнули к ним или продолжили созданную ими традицию. Однако сами основатели журнала категорически отрицали существование такой «школы»: понятие «школы», по мнению Блока, предполагает «дух хора», решительным протестом против которого является самое существование «Анналов». Они предпочитали говорить о духе «Анналов» или о группе «Анналов», о «новой исторической науке».
Ныне, пожалуй, особенно трудно относить историков, группирующихся вокруг «Анналов», к единому научному направлению, с общностью теории, методологии, подходов к изучению истории. Наряду с учеными, прежде всего медиевистами и «модернистами» (специалистами по истории Европы XVI– XVIII вв.), которые придерживаются Блоковской программы «глобального» изучения социальной и ментальной истории и разрабатывают проблемы исторической антропологии (Ж. Дюби, Ж. Ле Гофф, Э. Леруа Ладюри, Ж.-К. Шмитт, Р. Мандру, П. Тубер и другие), к группе «Анналов» принадлежат и историки, далеко отошедшие от заветов «дедов» и «отцов» журнала. Достаточно упомянуть недавнее выступление Ф. Фюре, который поставил под сомнение по существу все главные темы «школы», включая «глобальную» (или «тотальную») историю и изучение ментальностей[101].
И все же, несмотря на значительные сложности и противоречия, можно констатировать существование течения в западной историографии (не в одной Франции, но и в других странах), представители которого в той или иной мере испытали на себе влияние идей «Анналов» и разделяют, а подчас и развивают дальше взгляды, в свое время сформулированные Блоком и Февром[102]. Воздействие этих взглядов на историков Запада осуществляется не только через
