«Братские могилы», «Высота», «Госпиталь», «Звезды», «Сыновья уходят в бой», про летчиков. Мы когда едем куда-нибудь далеко на машине, обязательно беру кассеты с военными песнями.
Он был сам мужественный человек, и потому ему веришь, хоть он сам и не воевал. У него был свой фронт. И он его держал до своей гибели.
В. Б. Его последние песни уже о нем самом. Может быть, они не самые популярные, но самые трагичные. Он перестал играть в своих песнях, перестал быть актером и уже не писал ролевые песни о спортсменах или моряках, а уже писал о самом себе, о своей драме. Как и Василий Шукшин, он хотел уйти из кино, из театра и только писать, пока есть силы, пока горит огонь.
Я обратил внимание на какие-то мистические параллели в последних годах Сергея Есенина и Владимира Высоцкого. Бесовское окружение, чуждое обоим, вытягивающее из них и силы, и деньги, затягивающее петлю вокруг шеи, попытки прорыва, поездки, метания, запои, надежда обрести спасение в загадочной иностранке (у Есенина это Айседора Дункан, у Высоцкого — Марина Влади), они были последней надеждой на спасение от гибели, но рухнули и эти надежды, — отчуждение и окончательная смерть. По сути в одиночестве, без отставленных верных и старых друзей. Бесы все-таки додавили. Как ты относишься к такой параллели?
В. К. Конечно, есть у них сходство. Эти параллели можно проводить и с Шукшиным, и с Тальковым. Есть общее. Но самое главное, я думаю, не окружение, каким бы плохим оно ни было, повинно в гибели Высоцкого или в гибели Шукшина, Есенина, Талькова. В них самих было заложено это самосожжение во имя людей. Они не жили, а горели. Только чудо могло их спасти или перемена образа жизни, смена облика. А они на это не пошли бы.
В. Б. Хотя все они страстно хотели жить. Все полны были планов. И стремление того же Владимира Высоцкого незадолго до гибели уехать то в тайгу в избушку к Вадиму Туманову, то в Америку — это было стремление к жизни. Ему не нужна была Америка как таковая, как он сам пишет: «Не волнуйтесь — я не уехал, и не надейтесь — я не уеду!» Но он слышал, что в Америке можно вылечиться от наркотической зависимости, в Москве врачи лишь продлевали агонию. Или же какая-то чисто народная наивная вера, что на природе, в тайге, среди хрустальных речек и лесных великанов он сам, как раненый зверь, сумеет перебороть в себе свою губительную страсть. И в то же время продолжал себя сжигать, уже в агонии давал по два-три концерта в день.
В. К. Это всё, Володя, частности. Конечно, хорошо было бы, если бы он выжил. Но в них, русских гениях, от Пушкина до Рубцова, изначально был заложен протест против несправедливости. Они сильно досаждали силам зла, а способ уничтожения каждый раз оказывался разный. Ведь могло бы не получиться у Дантеса и Мартынова, могла ослабеть убийца Рубцова, мог промахнуться убийца Талькова. Это лишь шестерки в системе зла, направленного на русских гениев. А как стремились не физически, так нравственно уничтожить Шолохова?
Все силы ада против светлой русской культуры. Как давили русские таланты, всю русскую национальную жизнь? Я помню, как у меня арестовали бабушку, которая уже глубокой осенью колоски со мной собирала. Мне пять лет было, а бабушка уж совсем старенькая была. Для меня это было такое потрясение. Уже осень, вот-вот начнут запахивать все, и никого не подпускали, это было в 1946 году. Голод по всей России был. За эти колоски чуть не посадили бабушку. По старости лет все-таки пожалели, отпустили. Я вспоминаю это время. Нет, нельзя так на человека давить, принижать так его. В деревне тогда и началось тотальное бегство любым способом. И так до сих пор. А без деревни нет и России. Мы не знали, что такое деньги. Палочки ставили на трудодни и выдавали сколько-то натуральным продуктом, и паспортов не давали. Отучили русского человека от земли. Правда, дети никогда не помнят плохое, всегда хорошее. Мне кажется, что все было так красиво, поэтично, а на самом-то деле люди с трудом выживали. Я сейчас думаю, как же мы бедно жили, вся деревня, вся крестьянская Россия. Нет, нам надо идти дальше, восстанавливать национальную жизнь. Коммунистического рая уже не будет. Слишком тяжело доставались нам наши победы и достижения. Вот и устал весь народ.
В. Б. Сейчас мы подводим итоги XX века. Был ли Владимир Высоцкий одним из лидеров национальной культуры нашего века?
В. К. Я думаю, Владимира Высоцкого нельзя назвать просто поэтом. Это иное явление, как я говорю — многогранное, где нельзя выделить ту или иную сторону. Вот есть у нас изумительный поэт Юрий Кузнецов. Я его очень люблю. Это чистый поэт. Я люблю также Василия Ивановича Белова, русского прозаика, Евгения Ивановича Носова — это замечательные писатели. Но бывают периоды, обычно накануне кризиса, когда вдруг проявляются, вырываются вперед личности. И вот Высоцкий, Шукшин, Тальков — это личности прежде всего. Тут нельзя разделить даже. Он останется в истории XX века не поэтом, не артистом, а просто Высоцким. Это уникальное явление последней трети нашего века. Для чего они явились в России? Это уже другой вопрос. Мистический вопрос.
В. Б. Может быть, Владимир Высоцкий, так же, как Николай Рубцов, так же, как Александр Вампилов в своем поколении детей военных лет выразили наиболее ярко конец советской цивилизации, конец крупнейшей исторической эпохи. Не случайно, когда Высоцкий был первый раз в Иркутске, он попросил сразу же отвезти его на Байкал, показать то место, где утонул Вампилов. Как вспоминает Леонид Мончинский: «Долго сидел от всего отрешенный, тихий, вглядываясь в зеленоватые волны священного моря... сказал: 'Байкал — святыня России. Вампилов святой водой перед смертью омылся. Повезло... И Валентин Распутин, дай Бог ему здоровья, на этих берегах живет. Святое место...'».
Он прикоснулся к трагедии Вампилова, он написал прекрасную песню о Шукшине:
Смерть самых лучших намечает —
И дергает по одному.
Такой наш брат ушел во тьму!
Может быть, эти личности, эти яркие явления и были неким знаком нам всем? Знаком, увы, непонятным и непрочитанным?
В. К. Конечно, ты прав. Это знаки нашего трагического времени. Могут быть более талантливые поэты, актеры, музыканты, но знаком времени, мистическим явлением суждено становиться единицам. Есенину в своем времени. Высоцкому, Шукшину в своем. Все правдиво, все точно. Увидел недавно вновь «Калину красную». Уж сколько фильмов за эти годы пересмотрел, может, более мастеровитых, с изощренной эстетикой, но такого влияния на душу не оказывали. Вот это и есть Русская Правда. И опять видишь знакомое тебе дорогое лицо и оторваться не можешь. Как это объяснить? Или вспоминаю Высоцкого в фильме «Служили два товарища». Это, может быть, одна из лучших его ролей. Помню последнюю сцену прощания с лошадью, плывущей вслед уходящему из России пароходу. И вот он сам стреляет в себя и опрокидывается за борт. Сыграть так может только гениальный актер. Дело не в физиологической точности. Может быть, так и не умирают люди. Но это была такая правда характера самого Высоцкого. Ведь во всех ролях он играет самого себя. И в «Гамлете» тоже. Это не Шекспир. Это опять трагедия нашего времени, трагедия самого Высоцкого. Мне наплевать было на режиссуру Любимова. Высоцкий во всех лучших работах выражал самого себя. Нес свою правду. И легче было понять правду его песен, смотря на его лицо, его игру. Он выразил свое время и погиб.
'Дитя безвременья'
Беседа со Станиславом Куняевым
Владимир Бондаренко. Прошло более чем двадцать лет после гибели Владимира Высоцкого. Изменилось ли, Станислав, твое отношение к нему? Твои знаменитые нашумевшие статьи26, помню, связаны не столько с творчеством Владимира Высоцкого, сколько с шумом вокруг него. С попыткой либеральной общественности сделать из него политическое знамя, певца либеральной элиты. Сами порой пренебрежительно отзывавшиеся о «певце из подворотен», они решили из покойника сделать жертву