- Нет, не устал. Надоело быть старым, как сама земля. – Гровель с ненавистью потыкал скрюченными пальцами в темные пятна, украшавшие кисти обеих рук. - Но не это главное. Чем ближе подъезжаем к столице, тем неспокойнее на душе: чего там этот крестьянин с моим хозяйством наворотил?
Бродерик весело расхохотался.
- Что я такого смешного сказал? – сварливо полюбопытствовал Гровель.
Маршал, подавляя рвущийся наружу смех, запустил еще один камень и лишь после этого ответил:
- Да уж после твоего хозяйствования даже пожар показался бы мелким происшествием. Чего он мог наворотить на пустом месте? Да и твоё ли это ещё хозяйство?
- Всё равно как-то не по себе.
- Просто ты очень старый, - Бродерику было весело, и скрыть этого он не пытался. – Найди в себе силы признаться.
Маршал поднял ещё один камешек, размахнулся, но бросить не успел: его тяжелое тело выгнулось дугой, руки изломанными ветками завернулись за спину, напрягшиеся ноги неестественно приподнялись на носки, из горла вырвался сдавленный хрип, а по лицу пробежала складка кожи – как будто некто огромный с нечеловеческой силой провел ладонью от правого уха к левому. Из открытого рта запрокинутой головы вырвался ярчайший луч света и рассыпался на отдельные блестки, окружившие его трясущееся тело. Бродерик крутанулся вокруг себя, подобный гигантскому волчку, и обессилено упал на четвереньки к ногам купца, воя от боли. Над рекой поплыл резкий запах серы.
Гровель, безмятежно сидевший на камне, испуганно поджал ноги, и не в силах произнести ни слова, беззвучно открывал и закрывал рот. Он не заметил, как бросившиеся к нему телохранители подхватили его под руки и потащили прочь – ближе к костру, у которого, ощетинившись остриями копий, уже выстроились оруженосцы. Гровель не мог понять - отчего вдруг Бродерик стал удаляться? И это наблюдение испугало купца еще больше. Старческим дребезжащим голосом он тоже заорал нечто нечленораздельное во всю оставшуюся силу легких – высоко и жалобно, как совсем не подобает маршалу, не один десяток раз водившему королевские войска в кровавую карусель битвы.
Эмиль и Рональдо занесли его в середину кольца кнехтов, а сами, выставив перед собой клинки, неслышным крадущимся шагом направились к корчащемуся на прибрежной гальке здоровяку.
Когда часто озираясь вокруг, ожидая нападения со всех сторон сразу, они добрались до Бродерика, он уже нашел в себе силы приподняться на руках и громко кашлял, выхаркивая из груди водянистые сгустки. Эмиль всё так же продолжал вертеться на месте, угрожая своим мечом непонятно кому, а Рональдо, подхватив под плечо приходящего в себя Бродерика, потащил к костру и его. Эмиль, отставая от них на пару шагов, заспешил следом.
Оруженосцы простояли в полной боевой готовности еще долго – пока Бродерик, полулежащий на войлочной подстилке у костра, не скомандовал отбой:
- Всё, господа, больше сегодня ничего не будет, - слова, сопровождавшиеся присвистом, раздались в полнейшей тишине, нарушаемой лишь стуком немногих оставшихся зубов Гровеля.
- Что это было? – не дождавшись, когда вопрос задаст Гровель, спросил Рональдо.
- Колдун чертов, - ответил Бродерик, - он есть и он жив. Требует отдать ему корону. Зря я напялил эту железяку на свою неумную голову! Теперь колдун думает, что я завладел этой проклятой короной. Кого бы уговорить покрасоваться в ней чуть-чуть, а?
- И что? – Справившись с дрожью, поинтересовался купец.
- Алебарду ему в дупло! – зло выругался маршал. – До завтра можно не беспокоиться. А вот потом нужно будет что-то делать: настроен он решительно. Как же больно! До сих пор больно!
- А может…
- Я же сказал: ничего, кроме алебарды в дупло он не получит! – рявкнул Бродерик, приподнимаясь на локтях.
Кнехты делали вид, что ничего не слышат, а телохранители выглядели ошеломленными – они не могли представить себе, кем может быть этот крестьянин, позволяющий себе орать на Непобедимого Бродерика! Даже король, будучи в ярости, чему они были неоднократными свидетелями, предпочитал срывать свои чувства на других, оставляя маршалу спокойный, уважительный тон.
Но сам престарелый маршал никак не отреагировал на выходку этого… Хорста, и Эмиль с Рональдо, синхронно пожав плечами, принялись за заточку клинков.
- Нужно в Мерид торопиться, - отчетливо произнес Бродерик. – Только когда корона попадет к законному владельцу, колдун окажется бессильным. Тогда-то я и использую алебарду.
- Он тебе сам об этом сказал? – Гровель недоверчиво прищурился.
- Он влез в мою башку! Я почувствовал его черные когти, перебирающие немногие мои мыслишки! Но и свою открыл передо мной. Теперь я знаю о нем всё, вот только вспоминать об этой гадости очень больно, - поморщился Бродерик. – Ничего, ещё повоюем! Эмиль, Рональдо, давайте сворачиваться, время дорого.
Воины, привыкшие уже к тому, что большинство распоряжений в этом походе они получают не от маршала, а от немытого крестьянина, послушно упрятали точильные камни и стали седлать коней.
- И кто же законный владелец? – Гровель тоже поднялся, но лезть в седло не спешил. – И как мы узнаем, что корона у законного владельца?
- Король, я полагаю. Точно не я, - просто ответил маршал. – А узнаем по огненному узору – на правильной голове он проявится на железном обруче. Ладно, пора в дорогу. Скоро будем проезжать через земли Бешенного Радульфа из Вороньего замка. Не думаю, что этот негодяй решится выступить против ме... нас, но нужно быть осторожнее. Можно было бы проехать через феод герцога Роберта… Только с тем связываться – ещё хуже.
Гровель, объездивший в своё время всё королевство вдоль и поперек, согласно кивнул, влез в седло, и отряд выбрался на мост.
Для славного хозяина Вороньего замка год выдался веселым и прибыльным. Все дело в том, что сосед – престарелый герцог Роберт - на старости потерявший те последние крохи разума, которыми так и не научился пользоваться за всю свою бурную жизнь, всерьез озлобился на человечество. И установил в своем немаленьком владении по-настоящему свирепый порядок: любого, пересекшего границу, заставлял принести вассальную присягу (о черни и говорить нечего – просто вешал на ближайшем дереве - да и вся недолга). Либо, в случае упрямства заезжего гостя, отправлял незадачливого нарушителя в свою замковую тюрьму, где финал был тот же, что и для черни. Новоиспеченный вассал обязывался передать все свое имущество доброму сеньору и после этого мог рассчитывать на снисхождение: герцог великодушно разрешал уже своему слуге отправиться в святую землю замолить хозяйские грехи. А чтобы путешествие оказалось быстрым годилось то же дерево, где уже висели несколько паломников, имевших счастье беседовать с герцогом чуть раньше. Прежний король смотрел на развлечения драгоценного кузена сквозь пальцы и даже иногда одобрительно усмехался, когда при дворе появлялась очередная байка о каком- нибудь несчастном, случайно или намерено попавшем на землю Роберта. Нынешний король - Хильдерик, молодой и не обладающий столь изысканным чувством юмора, грозился обуздать свирепого дядю, но постоянно откладывал свои угрозы на потом. И герцог, совершенно уверившись в своем праве, уже вообще ни на кого не обращал внимания.
Нетрудно предсказать, что при таком способе хозяйствования контакты герцогства с внешним миром стремительно сокращались, и вот уже новая дорога для торговых и не очень торговых людей стала проходить через Вороний замок. Вот здесь-то и появилась у почти нищего хозяина обветшавшего замка нежданная прибыль, тем паче, что барон поступил по-настоящему мудро: пяток обозов пропускал за вполне умеренную плату и лишь шестой (ну, бывают такие неудачливые люди) обчищал до последнего гвоздя, не забывая, что живые свидетели гораздо хуже мертвых.
И все бы ничего, только вот тупица-король никак не желал смириться с обуявшей барона предприимчивостью. Это на дядю-герцога у него сил не хватало, а что королю какой-то барон? То соглядатая пришлет под видом заезжего менестреля, то и того хуже – священника, разным премудростям обученного. Одни вынюхивают во всех углах, другие что-то высчитывают и пишут, пишут, пишут… Но пропадали людишки-то, пропадали. А что, места-то ведь гиблые: болото на болоте и буреломы такие, что медведи сплошь со сломанными лапами бродят.
