— Ну да, причем в полнолуние и в присутствии особы королевской крови.
— Что-что? Что вы смеетесь-то?
Но, убедившись, что старушка никакая не покупательница, а совсем даже наоборот, хозяин лавки уже не видел смысла сдерживаться.
— Послушайте, матушка, — перешел он на покровительственный тон, — вы, видно, нездешняя?
— Ну… да.
— Тогда поверьте мне на слово: недели не проходит, чтобы мне не принесли на продажу Самую Могущественную Штуковину на всем Двэлле. Выглядит она, как правило, весьма неказисто, зато воистину творит чудеса: двигает горы, безошибочно указывает на спрятанные в земле сокровища, меняет людские судьбы и управляет ходом небесных светил. Но удивительно — это обычно сопровождается какой-нибудь малюсенькой оговоркой. Опять же, всегда разной, однако вот незадача: ее невозможно проверить здесь, на месте. Ну совсем никак.
— Значит, вы мне не верите. — Посетительница принялась воинственно постукивать клюкой об пол.
— Что вы, как можно! — разулыбался торговец. — С удовольствием приобрел бы ее у вас, и за достойное вознаграждение. Но вы уж простите меня, убогого: талиссы редко удостаивают своим присутствием мою лавочку. Если вы понимаете, что я хочу сказать.
— И вам даже неинтересно, что она делает? — поджала губы старушка.
— Не хотел бы задевать ваши чувства, но… Знаете, нисколько!
Возмущенно распахнув клюкой дверь, посетительница, к немалому облегчению торговца, наконец оставила его в покое.
Эта лавочка была последней на рыночной площади. И везде одно и то же.
Несколько минут она постояла, собираясь с мыслями. Найти бы сейчас того антронца, который болтал, что в Трумарите можно продать даже морской воздух. Ага, как же! Да от нее все шарахаются, как от прокаженной, а ведь нет сомнений, что эта штучка — самое интересное из того, что удалось прихватить в Найгарде. Не случайно же она столько времени ее берегла…
Впрочем, не это важно. Важно то, что вещица была последней, а деньги от предыдущей практически закончились.
И за последние полтора года она ни на шаг не приблизилась к отмене Приговора.
Может быть, стоило прибегнуть к колдовству. Без сомнения, настоящая чародейка никогда не унизится до того, чтобы облапошивать лавочников, но это ведь они сами счастья своего не понимают…
Шум рыночной площади оглушал и завораживал. Не Шетах, конечно, но маленьким городком тоже не назовешь. И товары на север через него идут, и байнарских купцов герцог, говорят, научился к себе заманивать…
Пробираясь сквозь гомонящую толпу, чародейка загляделась на любопытную парочку возле одного из лотков.
Волосы молодого человека были подстрижены таким замечательным ежиком, что старушка едва удержалась, чтобы не подойти и не провести по нему ладонью. Правда, не менее замечательные уши наводили на мысли скорее о волчатах, нежели о длинношерстных ежиках.
— Да разве ж это зенорги! — Скривившись, парень отправил в рот полную пригоршню жареных грибов. — Фот как-то фо тфорце у герцога…
Чародейка удивилась: ценитель зеноргов менее всего походил на человека, которого были бы рады видеть во дворце у герцога. Легкий кожаный доспех сидел на нем безупречно, точно дублет от лучшего мессарийского портного дядюшки Яйра с площади Трусливых Змей, а короткий меч в потертых ножнах производил впечатление оружия, за которое его хозяин берется не реже, чем за ложку.
Почувствовав на себе чужой взгляд, парень резко обернулся, и чародейке на мгновение стало не по себе: быстротой и плавной отточенностью движений он напомнил ей атакующую гюрзу.
— Да будет тебе, Мак, — примирительно проговорил стоящий подле молодого человека гном, нервно подергивая окладистую вьющуюся бороду, — не нравится, так пойдем, чего уж там…
Чародейке гном показался забавным; впрочем, она редко могла смотреть на них без улыбки. Рядом с Маком он выглядел как заботливый упитанный дедушка, едва доходящий до груди своему не в меру резвому внуку. Разве что дедушки редко прогуливаются по рынку в блестящих на солнце панцирях и с подвешенными к поясу боевыми топорами.
Хм, а от такого дедушки она бы и сама не отказалась. Конечно, красавцем его не назовешь: грубоватые, как у всех гномов, черты лица, лохматые брови, жесткие темно-ореховые волосы, с трудом удерживаемые тонким металлическим обручем. Но глаза! Яркие, темно-зеленые, с чудесными морщинками, разбегающимися от них, как лучики солнца на неумелых детских рисунках…
— Как это пойдем! — возмутился Мак, аппетитно облизывая пальцы. — Ты же видишь: дикие люди, настоящих зеноргов — и то не пробовали! И кто только придумал готовить их в этом дубильном растворе. Попробуй! Нет, ты попробуй!
И очередная порция грибов оказалась у самого носа гнома, едва не запачкав тому бороду.
— Да… Да как ты смеешь! — Обалдевший лоточник начал понемногу приходить в себя. — Сам небось вчера только из лесу вылез!
— Так. — Тяжелый взгляд молодого человека остановился на торговце. — Ты слышал, Мэтт? Все слышали? По-моему, этот незадачливый собиратель поганок явно что-то имеет против лесов. Эх, Торрера с нами нет!
Вторая пригоршня грибов последовала за первой.
Мэтт? Какое-то не гномское имечко. Или не гномье — как там правильно?
— Угомонись — опять потом всей талиссой тебя выручать! — Мэтт решительно потянул юношу в сторону от лотка.
При слове «талисса» чародейка вздрогнула. Неужели правда? Или так, бахвалится?
Заметив, как кошель зазевавшегося лоточника исчезает в кармане гурмана, она не сдержала улыбки. Но Мак, ничуть не смутившись, хитро подмигнул ей и позволил наконец гному оттащить себя от лотка…
Эх, была не была!
Сделав вид, что отдыхает, опершись на клюку, чародейка зашевелила губами. Так, отлично, никуда теперь не денутся.
И старушка не спеша двинулась следом, то и дело прикрывая глаза, чтобы почувствовать невидимую остальным ниточку.
Многоголосый гул обволакивал ее со всех сторон.
— …двинулся в порт работы поискать, а ни один корабль и не выпускают. Что, почему — кто ж их поймет!
— …мимо храма Темеса. Глянь: такое сияние над шпилем разлилось, словно сам владыка к нам пожаловал…
— …вербуют. Вот третьего дня собрал братан котомку да прямиком в Майонту и двинулся. Хоть напоследок, говорит, поживу как человек…
Чародейка равнодушно миновала торговцев роскошными маркусскими коврами, ловко протиснулась сквозь бурлящую толпу в гончарном ряду, решив попусту не расстраиваться, обошла стороной лавки златокузнецов и наконец, едва не споткнувшись о шапку какого-то особенно настырного нищего, уверявшего, что он потерял ногу еще на полях Третьей антронской, выбралась с рынка.
Переведя дух, она улыбнулась подтянутому стражнику в новенькой, без единой царапины кольчуге и энергичным шагом человека, привыкшего проводить на ногах большую часть жизни, направилась к спрятавшемуся в переулочках дому под вывеской «Верный дельфин».
Снаружи гостиница показалась ей мрачноватой. Похоже было, строил ее человек, столько раз терпевший кораблекрушение, что это успело войти у него в привычку. Небольшой навес над входом изображал натянутый между мачтами рваный парус; на вывеске красовался уходящий под воду корабль, рядом с которым сиротливо плавал дельфин (скорее всего, тот самый, верный). Даже увивавший фасад плющ — и тот напоминал цепкие нити глубинных водорослей, не дающих этому своеобразному строению
