тракте»:
Впечатление, как будто комната едет. Ты просыпаешься, открываешь глаза и чувствуешь, как едут стены. Вечером, когда солнце светит под потолком, они внезапно останавливаются. С этим ощущением невозможно бороться, невозможно понять, от чего тебя все время трясет — от жары или от холода. Для того чтобы разговаривать нормальным голосом, приходится кричать. Все равно получается какое-то ворчание — создается впечатление, что ты глохнешь. Произнесение шипящих согласных становится непереносимым. Охранники, двор для прогулок — все это видишь словно через полиэтиленовый пакет. Головная боль, тошнота. Нельзя контролировать построение предложения, грамматику, синтаксис. Пишешь вторую строчку и уже не помнишь, что было в первой. Неистовая агрессивность, которой нет выхода. Это самое страшное. Ясное сознание того, что у тебя нет ни малейшего шанса на существование, ты теряешь возможность к общению, к разговору, к произнесению обычных слов — даже охраннику ты ничего толком не можешь сказать. Их посещения не оставляют после себя ничего. Через полчаса невозможно вспомнить, было ли это сегодня или неделю назад. Чувствуешь себя так, словно с тебя сняли кожу.
Адвокаты заключенных и особый Комитет против пыток неоднократно направляли жалобы и требовали изменить условия тюремного содержания заключенных. Однако Федеральная судебная палата отклонила все ходатайства, мотивировав это тем, что сами заключенные вынудили власти пойти на крайние меры.
17 января 1973 года все заключенные РАФ начали коллективную «сухую» голодовку, требуя отмены пыточной системы для Ульрики Майнхоф и Астрид Пролл, состояние которой было критическим. Многочисленные правозащитные организации провели по всей Западной Германии акции протеста, направленные против применения пыток. Власти были вынуждены отступить. 9 февраля 1973 гола Ульрика Майнхоф после восьмимесячного пребывания в «мертвом тракте» была переведена в одиночную камеру мужского отделения тюрьмы Кельн-Оссендорф.
Для западногерманских властей, так же как и для средств массовой информации, Ульрика Майнхоф была одной из ключевых фигур организации. Но это было не совсем так, хоть Ульрика, безусловно, входила в ядро РАФ, состоявшее из 10–12 членов. Она была признанным и авторитетным идеологом левого движения; на идеях которого создавалась РАФ. Хорошее философское образование и глубина мысли позволяли ей быть на высоте проблемы, которой было озабочено общество: как изменить жизнь в интересах социальной справедливости. Молодое поколение страны, лишь недавно избавившейся от фашизма, мучительно искало ответ на трудные вопросы. Идеи Ульрики пользовались популярностью, они же создавали пропагандистскую привлекательность для РАФ. Но это не значит, что Майнхоф разделяла практические действия РАФ. Она не была уверена в выборе методов борьбы и оспаривала целесообразность проведения многих операций. Лидером (в глазах общества) ее сделал случай — участие в освобождении Андреаса Баадера. Этот эпизод — первый и вполне рядовой в масштабе последовавших затем акций РАФ — дал и название организации «Банда Баадер — Майнхоф» (сами рафовцы никогда не признавали этого названия). Свою роль сыграло и желание журналистов придать ситуации пикантность в духе гангстерских фильмов, сделать Баадера и Майнхоф любовниками.
Подлинная расстановка сил в организации стала понятна в ходе следствия к 1975 году. Подлинными лидерами организации были Андреас Баадер и Гудрун Энсслин. Эта пара — близкие между собой физически и духовно — стояла во главе движения, была его создателями, мотором и непререкаемым авторитетом. Они же из тюрьмы призвали арестованных членов РАФ к проведению голодовки в защиту Майнхоф и Пролл.
5 февраля 1974 года Гудрун Энсслин была переведена из Эссена в кельнскую тюрьму Кельн- Оссендорф, в которой уже второй год содержалась в заключении Ульрика Майнхоф. Женщины оказались в соседних камерах (обычных, а не звукоизолированных) и могли свободно перестукиваться друг с другом, а по ночам даже перекрикиваться. Общение оказалось для Ульрики спасением от помутнения рассудка, признаки которого уже стали проявляться в конце 1973 года. Во время Рождества Ульрика Майнхоф окончательно попрощалась со своими дочерьми-близняшками отказавшись от дальнейших контактов с ними. Ренат Римек в свое время заменившая Ульрике Майнхоф умершую мать, теперь взяла на себя заботу и о ее дочерях.
В апреле 1974 года в тюрьме Штутгарта Штаммхайм был сдан в эксплуатацию особый блок, ставший предметом гордости западногерманских тюремщиков. Рядом со стеной тюрьмы, внешне напоминавшей неприступный бастион было возведено новое здание суда, соединенное с главным корпусом Штаммхайма подземным переходом. Федеральные власти затратили на строительство миллионы марок налогоплателыциков. Новый тюремно-судебный комплекс имел повышенную степень надежности и предназначался для проведения наиболее крупного (после Нюренбергского) судебного процесса в истории ФРГ — суда над членами террористической организации «Фракция Красной армии» Впоследствии тюрьма Штаммхайм использовалась для содержания особо опасных государственных преступников.
Первыми обитателями нового тюремного блока стали Ульрика Майнхоф и Гудрун Энсслин. Поначалу условия содержания были очень либеральными и не шли ни в какое сравнение с тюрьмами Эссена (откуда была переведена Энсслин) и Кельна. Узницам разрешалось совершать совместные прогулки во внутреннем тюремном дворе. Около четырех часов в сутки они проводили вместе в одной камере, имел возможность свободно общаться без посторонних. Причины подобного либерализма стали понятны через несколько лет. Стало известно, что власти, игнорируя конституцию и вытекающие из нее правовые нормы, без санкции Федерального суда установили скрытые видеокамеры и подслушивающие устройства. Таким образом прокуратура рассчитывала получить дополнительную информацию об организации РАФ, роли и личной ответственности отдельных ее членов.
27 апреля 1974 года Ульрика Майнхоф была переведена из тюрьмы Штаммхайм в западноберлинскую тюрьму Моабит. Здесь должны были начаться судебные слушания уголовного дела по организации побега из-под стражи Андреаса Баадера 14 мая 1970 года. Судебный процесс начался 10 сентября 1974 года. Вместе с Ульрикой Майнхоф на скамье подсудимых оказались Хорст Малер и Ханс-Юрген Беккер. Последний обвинялся в ранении из пистолета библиотекаря. Хорст Малер ранее был признан невиновным в организации побега Баадера, но ему вменялась в вину организация РАФ и участие в ее дальнейших операциях.
По примеру Андреаса Баадера Ульрика Майнхоф воспользовалась судом, чтобы в присутствии представителей прессы объявить о начале 13 сентября 1974 года коллективной голодовки узников РАФ. Эта голодовка, как и две предыдущие, сразу же была поддержана всеми членами РАФ, содержащимися в различных тюрьмах Западной Германии. В конце сентября адвокатами Ульрики Майнхоф из тюрьмы был тайком вынесен и опубликован документ, в котором Ульрика Майнхоф объясняла требования участников голодовки.
Голодовка является нашей последней возможностью коллективного сопротивления империализму в условиях изоляции. Борьба делает из слабости — силу. Изоляция — это оружие против всех пленников… Они изолируются, чтобы ликвидировать политизацию, ликвидировать любое сопротивление в тюрьме… Мы просим всех пленников, чтобы они вместе с нами боролись против изоляции. Ликвидация изоляции является единственным условием, которого мы добиваемся.
2 октября 1974 года пяти лидерам РАФ: Андреасу Баадеру, Гудрун Энсслин, Ульрике Майнхоф, Яну- Карлу Распе и Хольгеру Клаусу Мейнсу были предъявлены официальные обвинения в пяти убийствах, 55 покушениях на жизнь, шести взрывах, а также бесчисленном количестве поджогов и угонов автомобилей. Эти цифры были заведомо меньше чем итоги террористической деятельности «Фракции Kрасной армии». Прокуратура строила обвинение лишь на полностью доказанных преступлениях. Всего же рафовцы совершили более 100 покушений на жизнь, окончившихся 29 смертными исходами. Более 70 человек получили тяжелые ранения во время взрывов, организованных РАФ весной 1972 года.
9 ноября 1974 года в одиночной камере тюрьмы Виттлиш после 8-недельной голодовки (и насильственного кормления) скончался один из лидеров «первого поколения РАФ» Хольгер Клаус Мейнс. На следующий день на пороге своего дома был застрелен президент Западногерманского Верховного суда
