Союз капитана Форпатрила

выяснили, что находится в бункере, однако решили придержать эту новость, рассчитывая тайно вернуться туда позже и поживиться самим. Армейское досье Нормана безупречно, но и искушение, как мы сейчас видим, было весьма существенным. Для Фароса вероятность еще выше: происходящее вокруг Юрия на тот момент уже вызывало основания для беспокойства, тем более если наблюдать это вблизи глазами офицера СБ, и капитан мог принять решение обеспечить свое будущее иным способом, движимый страхом или жадностью. Или и тем, и другим одновременно.

— А какое объяснение предпочитаете вы? — уточнил Грегор.

Галени покачал головой:

— В истории всегда самым интересным является выяснение вопроса «о чем думали эти люди?» Но, боюсь, на него зачастую и сложнее всего ответить. Если в ходе моего расследования не всплывут какие- либо новые документы, вот тот предел, до которого я в своем рассказе могу придерживаться истины.

— Прекрасно, — ответил Грегор, что, скорее всего, означало слегка разочарованное «ну что ж…». — А что по поводу Абеляра? Я хотел бы упомянуть, что прошлой ночью получил личное письмо от вице-короля Сергияра, и в нем Эйрел говорит, что не помнит, чтобы отдавал кому-либо приказ взорвать захваченное Фордарианом здание СБ. По его словам, такое решение должно было приниматься исключительно на его уровне, однако в тогдашней неразберихе вполне могло случиться и по-иному. Там в письме есть еще несколько замечаний насчет излишней инициативы подчиненных, но они к нашему делу не относятся.

При первых же словах Грегора Галени весь насторожился, но когда тот договорил, его плечи слегка поникли.

— А я-то надеялся, что он сможет пролить свет… что ж, ладно. По крайней мере, одно мы знаем — это не могло быть предпринято против Фордариана по приказу Негри, поскольку капитан погиб в первый же день мятежа.

Кашлянув, вмешался Иллиан:

— Вообще-то, шеф Негри вполне мог оставить именно такой приказ «из могилы», отложенный до нужного момента. В те годы так бывало.

Они с леди Элис не глядя нащупали пальцы друг друга.

Казалось, Галени буквально уязвило то, что у него отобрали единственный неоспоримый факт.

— А. Ну да. Как вариант. Вплоть до мятежа личное дела Абеляра было безупречным. Но… это нам ничего не дает, поскольку многие офицеры и солдаты честно считали, что правление Фордариана будет для Барраяра лучшим.

— Отсюда и щедрое помилование, дарованное впоследствии регентом Форкосиганом, — вставил Грегор.

Галени осторожно кивнул.

— Абеляр служил старшим охранником в самой штаб-квартире СБ и, разумеется, знал ту территорию, гм, под которой проходил. Записи его досье резко обрываются с началом военных действий и лишь позже, во время расследования, в него вносится окончательная запись «пропал без вести». Заметьте, без дальнейшего уточнения — скажем, «во время боевых действий», или «во время самовольной отлучки». В дезертирстве его точно не обвиняли. Будь это возможно, я передал бы его останки и остатки его оборудования судмедэкспертам, чтобы те поискали любые физические свидетельства — что-нибудь могла бы подсказать конструкция бомбы или туннеля, где его нашли… Но, увы.

— О, да, — вздохнул Грегор, окинув всех Аркв в совокупности не слишком приязненным взглядом.

— Он сердится? — спросила Теж Айвена на ухо.

— Еще нет, — шепнул он в ответ. — Ш-ш.

— А какова ваша самая уверенная гипотеза? — уточнил Грегор. — Выскажитесь как бывший аналитик СБ.

Галени подавил страдальческий взгляд. Интересно, не повторяет ли он сейчас мысленно свою мантру «Аккуратно. Буквально. Кратко» — причем прибавляет «а теперь выбери два из трех».

— По моим ощущениям, — судя по тому, как Галени подчеркнул это слово, чистым ощущениям он не слишком доверял, — речь идет об одном из множества солдат, которые, будучи отрезаны от своего подразделения, объединялись с теми, кого удавалось найти, и вели войну на собственный страх и риск. Хотя это ничего не говорит о том, на чьей он был стороне. Будь у меня больше времени, я предпринял бы следующий шаг в расследовании — разослал полевых агентов на поиски его прежних сослуживцев и допросил тех, кто еще жив.

Айвен обернулся к Аллегре; тот едва заметно поморщился, словно мысленно взмолился: «Пожалуйста, Грегор, только не на этой неделе!»

Наверное, Грегор эту молитву услышал; в любом случае, он перешел к следующей теме:

— А как идет процесс разгрузки бункера?

Гуля вскочила на ноги.

— Могу ли я процитировать один пункт из исконно барраярского закона? Ваше ве… э… сэр.

По крайней мере, у нее в памяти удержалась торопливая инструкция Айвена «Не называйте его «сир», он не ваш сюзерен». Как бы то ни было, Грегор удостоил ее коротким кивком, и она продолжила:

— Барраярский закон поддерживает притязание нашедшего бесхозный предмет на десять процентов от его стоимости. Включая исторические артефакты, конфискованные окружными или имперскими властями.

— Черт, Гуля, это же закон об утерянных кошельках, — пробормотал Айвен себе под нос. Он полагал, что его услышит только Теж — и она сжала ему руку — однако Гуля тоже раздраженно покосилась на него, прежде чем продолжить уже более твердо:

— Дом Кордона в едином лице хотел бы заявить такое притязание на содержимое старой лаборатории леди гем Эстиф. Поскольку без нас ее никогда бы не обнаружили.

— Непосредственно сейчас, — почти не скрываясь, возразил Иллиан.

— Неповрежденной, — парировала Гуля. — Неизвестно, кто бы сумел ее найти и разграбить, прежде чем вы вообще начали искать.

Грегор поднял ладонь:

— Я в курсе прецедента, баронетта. Мы вернемся к этому вопросу позже.

Прозвучало ли здесь собирательное или императорское «мы»? Как бы то ни было, Гуля проявила благословенную сообразительность, кивнула и села.

— Прошу вас, продолжайте, коммодор, — попросил Грегор.

Галени коротко кивнул.

— Я передал для изучения госпоже профессору Хелен Фортиц и отобранной лично ею группе архивистов все бумаги, документы и электронные носители; последние мы вчера проверили и поместили в защищенное хранилище в Имперском Университете. Но их разбор и консервация только начинаются.

— И?.. — повел ладонью Грегор.

— Наша приблизительная оценка всего остального, описанного и извлеченного из бункера, составляет на сегодняшнее утро — я проверил последнюю цифру по пути сюда… — Галени прочистил с какой-то стати пересохшее горло, — … составляет три и девять десятых миллиарда марок.

«Еще бы у него горло не пересохло!» Грегор, сидевший на краешке комм-пульта, чуть было с него не свалился. Шив Арква потер лоб, его физиономия перекосилась как у человека, переживающего острейший за все времена экзистенциальный кризис.

— Почти четыре миллиарда марок, Дув? — выдавил Грегор. — Правда?

— Пока что. Мы надеемся освободить верхний этаж к концу этой недели. И я понятия не имею, что мы найдем на нижнем.

— То же самое, но в большем количестве, насколько я помню, — пробормотала леди гем Эстиф.

В аудитории воцарилось молчание — каждому потребовалась минута, чтобы произвести в уме несложные расчеты.

— Между делом я бы отметил, — заговорил Дув, сумев вернуться к своему самому сухому профессиональному тону, — что нынешняя ценность этих предметов культуры и произведений искусства намного выше, чем была их стоимость сто лет назад, с прикладной точки зрения. Их оценили — в обоих