— Пожалуйста, проходите. Вы — Раевский?
— Да.
— Любовь Евгеньевна говорила нам, что вы желаете встретиться с Михаилом Афанасьевичем. Пожалуйста, раздевайтесь и проходите сюда, он сейчас выйдет.
Из маленькой передней мы прошли в довольно большую комнату, посреди стоял овальной формы стол, а с противоположной от прихожей стороны две или три ступеньки вели в соседнюю комнату, как выяснилось — в кабинет писателя. Стены комнаты, куда мы вошли, были увешаны многочисленными фотографиями, карикатурами и окантованными вырезками из журналов и газет.
Взглянув мельком, я узнал лица некоторых актеров МХАТа.
Дама продолжала любезно и доброжелательно разговаривать с нами. Я догадался, что в личной жизни Булгакова произошли перемены. С Любовью Евгеньевной у него, по-видимому, сохранились хорошие отношения, но женой его она уже не была.
— Вы, кажется, написали пьесу? — спросила нас дама.
— Да, собственно, не написали, а собираемся написать.
— Это очень интересно. Вы работаете или учитесь?
Мы отрекомендовались, вкратце рассказали о себе и через несколько минут почувствовали, словно находимся в давно знакомом доме, хотя имени его хозяйки мы еще не знали. Прошло, может быть, десять — пятнадцать минут, разговор наш приобретал все более оживленный характер. Я сидел спиной к той двери, что вела в кабинет, когда она резко открылась, и, обернувшись, я увидел на пороге человека, стоявшего, как мне показалось, в театральной позе с поднятыми над головой руками. Я понял, что это был Михаил Афанасьевич Булгаков. Он простоял несколько мгновений, озирая нас, сидящих у стола, потом, подав мне первому руку, быстро сказал:
— Булгаков!
Мы с Женей представились. Беседа с хозяйкой дома прервалась, но только на мгновение.
— Лена! Хорошо бы пива! Как вы на это смотрите? — спросил Михаил Афанасьевич, усаживаясь к столу между нами.
Тут же появились бокалы и пиво. Елена Сергеевна незаметно удалилась в соседнюю комнату, и мы остались втроем.
— Так вы написали пьесу? — начал Михаил Афанасьевич.
— Нет, не написали, а только начали. Есть план, действующие лица и наброски двух картин.
— О чем же вы хотели поговорить со мной?
— Нас главным образом волнует тема. Нам она кажется интересной, но как воспримет ее зритель?
— Только тема? Но ведь тема это не все. Она может быть любой! Вот перед вами бокал с пивом тоже может служить темой. Вы верите в то, что написали, и в то, что собираетесь написать?
Меня, а также, как я понял, и Женю, признаться, озадачило все, что тогда высказал писатель. Мы ставили тему превыше всего, взялись писать пьесу только потому, что считали важным показать зрителю мир, ему неведомый, а для нас живой. Не будь этой борьбы за сплав, и в голову не пришло бы нам заняться драматургией. Мы поэтому замялись с ответом.
Булгаков продолжал:
— Вот мне как-то раз один старик принес на прочтение свою повесть, я ее прочел, а потом спросил его: «Вы верите в то, что написали?» И знаете, что он мне ответил? «Нет, не верю!» Тогда я ему сказал: чего же вы хотите тогда от меня?
Мы рассмеялись и тут же подтвердили, что, безусловно, верим в свою пьесу и никак не представляем себя на месте этого старика.
— Ну вот и отлично! Так рассказывайте, какая же тема, как называется пьеса, действующие лица…
Я пояснил, что стержнем в пьесе является борьба за сплав и как нам представляется в общих чертах все развитие действия.
— Ну что же, пожалуй, это может быть интересным! — очень сдержанно проговорил Михаил Афанасьевич.
Я вытащил рукопись первых двух картин пьесы и начал:
— Пьеса называется «Сатурн и его спутники».
— Сатурн — это сплав?
— Да!
— Не годится! Слишком длинно! Почему не просто «Сатурн»?
— Может быть, «Спутники Сатурна»? — спросил я.
— Да-а, может быть, и «Спутники…». Леночка?
— Что? — ответил голос Елены Сергеевны.
— Какое название лучше — «Сатурн» или «Спутники Сатурна»?
— «Спутники Сатурна», — последовал ответ.
— Ну и отлично! Пусть будут «Спутники Сатурна». Согласны?
— Конечно! — все более воодушевляясь, ответили мы.
Я продолжал:
— Действующие лица: Дубинин Виктор Аркадьевич — научный руководитель лаборатории им. Исаака Ньютона.
— Простите! Это настоящее название вашей лаборатории?
— Нет, вымышленное.
— Продолжайте.
— Щукин Анатолий Петрович — научный руководитель лаборатории новых физических проблем.
Далее шел список примерно двадцати действующих лиц обоего пола и различного ранга, среди которых был Задников Петр Савельевич — помощник заведующего лабораторией по хозяйственной части. Когда Михаил Афанасьевич услышал эту фамилию, он усмехнулся и с оживлением сказал:
— Слушайте, замечательная фамилия — Задников!
После чтения списка действующих лиц наступила пауза. Михаил Афанасьевич встал, прошелся по комнате и сказал:
— Прежде всего, в пьесе слишком много действующих лиц. Половину их необходимо зарезать[80].
Мы, разумеется, воспротивились, доказывая, что не сможем развить пьесу с меньшим количеством действующих лиц.
Михаил Афанасьевич доказывал обратное: с меньшим числом лиц нам будет легче работать.
— Ну, хорошо! Прочитайте начало пьесы, посмотрим.
Действие начиналось с того, что двое безымянных сотрудников лаборатории (в списке действующих лиц они значились как 1-й шахматист и 2-й шахматист) перед началом занятий сидят на балконе за шахматной доской. В это время председатель цехкома Мандрилов, проходя по двору, взглянул на висящее рогожное знамя и проговорил: «Боюсь, как бы это украшение не провисело у нас и в следующем квартале!»
Михаил Афанасьевич спросил:
— Что? Рогожное знамя? Это ваша выдумка?
— Нет, — ответил я. — Действительно рогожное знамя присваивается отстающим подразделениям.
Михаил Афанасьевич улыбнулся:
— Хорошо, продолжайте.
Следовала комическая сцена у табельной доски, где энергичная, средних лет табельщица уверяла, что номер сотрудника Ястребова был снят кем-то, а он опоздал, потянулся к доске в тот момент, когда она ее закрывала. Ястребов же доказывал, что успел снять номер. Табельщица продолжала настаивать: «Неправду говорите, я помню, на целую ладонь не дотянулись, когда я доску закрывала». На самом деле табельщица была права, номер Ястребова снял другой сотрудник, видевший, что его товарищ явно опаздывает.
Мы почувствовали, что эта сцена понравилась Михаилу Афанасьевичу. Однако он попросил