стряпчих и через пристава притянуть вышеназванного Жозефа на суд к самому господу богу.
Кинулись искать по раю стряпчих; но, увы, стряпчих в раю еще никогда не бывало. О приставах же и говорить не стоит. И святой Петр совсем растерялся. Видит — идет Лука-угодник. Он к нему:
— Дорогой мой! Вот какая штука: некий Жозеф из Тараскона хитростью проскользнул в дверь рая, и я совершенно не знаю, как его выставить отсюда!
— Ты говоришь — из Тараскона?
— Из Тараскона.
— Ах, бог мой, — сказал Лука-угодник. — Если он из Тараскона, то выставить его нет ничего легче. Я, как тебе известно, часто бываю в Камарге, в Арле, в Ниме и отлично знаю тарасконцев. Вот ты сейчас увидишь, что надо делать…
В эту минуту как раз пролетала над ними стайка ангелочков.
— Детки! — крикнул Лука-угодник. — Пстт! Погодите!
Ангелочки остановились.
— Детки, летите скорее за стены рая и кричите во весь голос: «Быки! Быки! Быков гонят!»
Ангелочки снова вспорхнули, и тотчас за стенами рая послышались их звонкие крики: «Быков гонят! Быков гонят!»
Жозеф, как сумасшедший, кинулся к двери.
— Черт меня побери! Быков гонят! — заорал он и вихрем вылетел из рая.
А святой Петр поскорее хлоп дверью, а сам к глазку, к окошку:
— Ну как, Жозеф? Кто кого одурачил? Простись теперь с раем!
— Наплевать мне на ваш рай! — крикнул Жозеф, махнув рукою. — Если бы тут и впрямь оказались быки, я бы и не вздохнул о вашем рае!
И, сказав так, кинулся вниз головой, прямо в адскую бездну.
Юный пилигрим
Старому воину было почти сто лет. Когда-то он был неутомим и в походах, и в битвах, теперь, сокрушенный годами, дни и ночи лежал неподвижно в постели.
Было у него три сына. И вот однажды утром позвал он к себе старшего из них и сказал ему:
— Слушай, сын мой. Вспомнилось мне, что дал я когда-то, в разгаре одной жестокой сечи, обет сходить в Рим на богомолье. Но ты видишь — стар я стал, как земля. Исполни же за меня это святое дело, дабы я мог умереть спокойно.
Сын выслушал и молвил:
— И что только лезет вам в голову, родитель, — эти паломничества в Рим или я не знаю еще куда! Право, у нас и без вашего Рима достаточно дел. Лежите-ка лучше, как лежали, ешьте, пейте, спите, выдумывайте, что вам угодно, но оставьте нас в покое.
Наутро старец позвал к себе среднего сына:
— Сынок, послушай-ка меня. Вспомнилось мне, что когда-то, во время одной страшной битвы, дал я обещанье сходить в Рим на богомолье. Да сам видишь, стар я теперь, как земля, — куда ж мне идти! Я хотел бы, чтобы ты исполнил за меня это обещанье.
Тот послушал и ответил:
— Отец, через две недели жатва. Надо косить, возить, молотить, потом позаботиться о виноградниках. Старший сын поведет стадо в горы, младший еще совсем ребенок — кто же справится со всеми этими делами, если я отправлюсь шататься по Римам? Ешьте себе, пейте, спите, а нас уж оставьте в покое.
На третье утро призвал старец младшего сына, своего любимца:
— Эспери, дитя мое, поди ко мне. Я дал когда-то обещание сходить в Рим на богомолье. Но я стар, как земля, — куда уж идти мне? Сходи ты вместо меня!
— Хорошо, схожу, родитель, — ответил Эспери просто.
Мать, услышав эти речи, закричала:
— Не слушай, Эспери, этого старого пустомелю! Он совсем из ума выжил. Мало ему, что нам и так нет покоя от его жалоб да стонов, он еще вздумал посылать ребенка на погибель!
Но Эспери ответил:
— Мать, я должен повиноваться. Воля отца — воля божья.
И, выйдя, налил небольшой мех вином из бочки, положил в дорожную суму несколько луковиц и хлеба, взял дубовый к осты лик, накинул плащ, на плечи, обнял отца, простился со всем домом и пустился в дорогу.
Проходя мимо церкви, он вспомнил, что надо сперва зайти в церковь, отстоять обедню, и, войдя на паперть, встретил юного и прекрасного незнакомца, который обратился к нему с вопросом:
— Друг мой, вы идете в Рим на богомолье?
— Да, — ответил Эспери учтиво.
— И я, друг мой, иду туда же. Не хотите ли отправиться вместе?
— Охотно, прекрасный друг мой, — ответил Эспери, не подозревая, что этот незнакомец — ангел, посланный богом, дабы охранять его в пути до Рима.
И вот пошли они по старой романской дороге, и так вдвоем то под дождем, то под солнцем, распевая псалмы и прося у добрых людей пропитанья, дошли до самого Рима. Там, отдохнув, они поклонились храму святого Петра, потом обошли все прочие базилики и часовни и наконец отправились на поклонение к папе, который и дал им свое благословение. Перед тем же, как идти обратно, прилегли они отдохнуть в тени портала одной церкви, и Эспери, утомленный, заснул, забылся. И приснилось ему, что он с отцом в раю, в вечной славе и блаженстве, и видит оттуда, как его мать и братья горят в вечном огне, в преисподней.
— Господи боже! — взмолился он, видя их муки. — Что повелишь мне сделать, дабы спасти их?
Господь ответил:
— Братьев твоих спасти невозможно, они не пожелали исполнить моей воли. Мать же твоя спастись еще может, если успеет сделать до своей смерти три добрых дела.
И Эспери проснулся и увидел, что его прекрасного спутника и друга уже нет с ним рядом. Он долго искал его по всему Риму и, не найдя, один отправился в обратную дорогу. Шел то берегом моря, то долинами и горами, тропинками и большими путями, пел псалмы, молился, собирал милостыню на пропитанье и дошел наконец до родного края.
Он странствовал целых два года, и, когда, худой, покрытый пылью, босиком и в лохмотьях, шел по своей деревне, не узнал его никто из соседей. Дойдя же до дверей отчего дома, он тихо постучался и молвил:
— Подайте, Христа ради, бедному пилигриму!
Мать, услыхав его, закричала:
— Ах, как надоели эти бродяги! И откуда только такая тьма бездельников, лентяев!
Но отец сказал из глубины своей спальни:
— Полно, жена, грех говорить так-то! Подай ему хоть в память нашего странствующего сына. Ведь, может, и он сейчас просит вот так же у чьей-нибудь двери!
И мать, ворча, достала хлеб с полки и отрезала на изрядное подаянье.
На другой день пилигрим опять пришел к дому и опять стал просить о том же:
— Подайте, Христа ради, добрая хозяйка!
— Как, ты опять явился! — ответила мать криком. — Я же тебе подала вчера, обжора!
— Слушай, жена, — сказал отец из глубины спальни. — Ты ведь тоже вчера ела, а нынче опять хочешь. Вспомни нашего сына — кто знает, где теперь он и что с ним? Подай ему хоть малость!
И опять мать смягчилась и опять сотворила подаянье. А на третий день стал просить Эспери свою мать уже о ночлеге:
— Добрая хозяйка, окажите приют на ночь!
