раз когда Петр Николаевич подходил к самолету, «Гном» еще раз чихнул и остановился.
— В чем дело?
— Должно быть, свечи маслом залило, ваше благородие.
— Быстро сменить все свечи!
Несколько минут дружной работы, и мотор заработал. В 3 часа 40 минут утра Нестеров, с так и не позавтракавшим Нелидовым, был в воздухе.
О том, как проходил перелет, лучше всего рассказать словами самого Петра Николаевича. Его статья была опубликована в петербургских газетах.
«…Наконец, ночью на 11 мая ветер задул на север. Чутье, выработавшееся за мою летную практику, подсказало мне, что полоса этого ветра захватывает широкую зону и, пожалуй, донесет меня до Петербурга.
Первый этап до станции Быхов, через Бровары, Чернигов и Гомель, был очень благоприятным. Эти 400 верст между Киевом и Быховом я покрыл в три с половиною часа. В половине седьмого утра мы были в Быхове. Потребовалось 40 минут, чтобы получить на станции бензин, наполнить баки и пуститься в дальнейший путь.
В 8 часов 10 минут утра мы снова поднялись и полетели дальше вдоль линии железной дороги. Не успели подняться, как подул южный горячий ветер, преследовавший нас до самого Витебска. Этот ветер с его сильными порывами не столько помогал полету, сколько мешал. Ветер своими бросками сбивал нас с пути. От Быхова до Витебска была самая неприятная часть перелета, так как горячие волны южного ветра скверно действовали на голову и у меня и моего механика начались приступы тошноты. Между тем сесть было негде, так как на этом участке маршрута на протяжении 150 верст идут сплошные леса.
Первоначально я хотел сделать второй спуск в Городке, но под Витебском меня и механика укачало так, что я поспешил спуститься. Это было в половине десятого утра. Отдохнув два часа, в 11 часов 30 минут, я снова поднялся и в полдень опустился у станции Городок. Здесь мы пообедали, наполнили баки и чистили мотор.
В 2 часа 30 минут пополудни я снова поднялся, но здесь произошла неприятность, едва не заставившая отказаться от перелета: испортился маслопровод, и смазка прекратилась. Пришлось сделать посадку в трех верстах от Городка. Исправление потребовало трех часов. Поскольку посадка была совершена на такую маленькую площадку, с которой взлетать вдвоем было рискованно, я вернулся обратно в Городок без механика, а Нелидову пришлось пройти эти три версты пешком. И только в 6 часов 20 минут вечера мы смогли снова подняться из Городка.
Но зато теперь сильный попутный ветер вознаградил нас за эту потерю времени: мы летели со скоростью 150 верст в час, и я решил не делать остановки на станции Дно, а лететь прямо в Петербург. Эти последние 480 верст были покрыты в три часа, и в 9 часов 35 минут вечера я спустился на свой родной Гатчинский аэродром, где впервые учился летать».
Очевидцы так описывали прилет Нестерова в Гатчину:
«Прилет Нестерова был совершенно неожиданным для гатчинских летчиков, и на аэродроме находилось всего несколько офицеров, заканчивавших свои обычные полеты. В начале десятого часа вечера присутствующие были удивлены шумом мотора приближавшегося по воздуху аэроплана. Аэродром уже погружался в темноту, когда к самым ангарам красивым спиральным спуском, показывающим особое мастерство летчика, приземлился самолет с двумя людьми на борту.
— Гатчина? — послышался голос с самолета.
— Да, Гатчинский аэродром… — ответили неожиданным гостям. — А вы откуда?
— Я штабс-капитан Нестеров… прилетел из Киева… — с изумлением услышали подходившие к самолету гатчинцы.
— Как?.. Каким образом?.. — засыпали они вопросами Петра Николаевича. И немедленно, поручив самолет попечению школьных механиков, повели усталых Нестерова и Нелидова ужинать, а потом заботливо уложили спать».
Несмотря на, казалось бы, столь утомительный перелет, Петр Николаевич спал недолго. В 3 часа утра он был уже на ногах и вместе с Нелидовым детально просматривал самолет и мотор. Здесь его атаковали корреспонденты петербургских газет, тут же сочинившие версию, что «Нестеров в воздухе обогнал телеграмму о своем вылете», хотя он вовсе и не давал никакой телеграммы.
Весь этот необычайный перелет занял 18 часов, из которых собственно полета было 8 часов, а 10 часов ушло на задержки при посадках. Средняя скорость полета составляла 125 верст в час, средняя высота перелета — 600 метров. Общая дальность по прямой — 1150 верст.
Для того времени это было прямо-таки неправдоподобным достижением. Оно вызвало не менее многочисленные отклики, чем «мертвая петля», но на этот раз единодушно восторженные. Теперь и высокое начальство и рядовые летчики по достоинству оценили происшедшее событие. Оно всколыхнуло национальную гордость, и не было газеты, которая не расхваливала бы Нестерова на все лады.
Вот отрывки из некоторых, наиболее характерных статей, опубликованных в те дни в Петербурге по поводу перелета Нестерова:
«В Петербурге слет «аристократов воздуха». Пуарэ, Раевский, Пегу околдовали столицу. Вы только представьте себе: 250 тысяч народу смотрели эквилибристику Пегу! Сто мертвых петель — это, конечно, захватывающее зрелище…
А в те же самые часы, когда миллионы глаз и рук восторженно приветствовали триумфатора- француза, другой изумительный «король воздуха» летел из Киева в Гатчину. Ему не делали ни встреч, ни оваций. О его еще небывалом в России полете никто даже не знал — по крайней мере в Петербурге. Помните ли вы перелеты Андреади и Дыбовского из Севастополя в Петербург или аэроклубный конкурс, на котором 600-верстную дистанцию между двумя нашими столицами никто не сумел одолеть в 48 часов? Или, наконец, недавнее путешествие Бриндежона де-Мулинэ из Парижа в Россию — боже мой, сколько тогда писали, сколько шумели! Сколько было контрольных станций в пути, сколько вспомогательных пунктов! Какое неимоверное количество людей следило за каждой верстой пройденного расстояния!
…Штабс-капитан Нестеров проснулся утром в Киеве, а к заходу солнца, никого не тревожа, без шума, без чьей бы то ни было помощи долетел до столицы. Это произвело необыкновенное впечатление. Как-то разом все сто петель, сделанные в тот же день французом Пегу, потускнели, превратились в «петельки». И разом же петербуржцы вспомнили, что Нестеров первым в мире сделал и «мертвую петлю» в воздухе…
…Я не уверен, — пишет автор статьи, — установил ли киевский летчик мировой рекорд своим 8- часовым перелетом из Киева в Питер. В смысле расстояния, может быть, и нет. Но что касается скромности, то здесь сомнений быть не может, — такого «теневого» рекорда, такого рекордного отсутствия толпы и рисовки авиационный мир еще не знает… Еще вечером Пегу был героем дня, а утром… восторгами и вниманием овладел наш киевский летчик. Брошенная им фраза: «Я потому прилетел в Гатчину, что не хотел опускаться на чужом аэродроме», привела всех в восхищение. Трудно сказать, чего тут больше: скромности или равнодушия к тем неистовым овациям толпы, которые ждали бы киевского гостя, если бы он явился к полетам Пегу. Попробуйте сыскать среди авиаторов второго, который, подобно капитану Нестерову, отказался бы от торжества встречи!»
Другая газета писала:
«Еще в прошлом году лейтенант Дыбовский и недавно погибший штабс-капитан Андреади потратили на перелет Севастополь — Петербург первый — 41, второй 37 дней. Нестеров покрыл путь в 1250 верст в 18 часов, отдыхая в пути 10 часов и затратив на перелет около 8 часов.
Без шума, никого не оповещая, штабс-капитан Нестеров в 3 часа 40 минут утра, имея пассажиром своего механика унтер-офицера Нелидова, на своем «Ньюпоре» полетел в Петербург. По обязанности Нестеров сообщил о своем намерении начальнику авиационной роты. Товарищам по роте он не сказал ни слова…»
12 мая в Гатчину приехали поздравить Петра Николаевича сам начальник Офицерской воздухоплавательной школы генерал А. М. Кованько с другими генералами и офицерами. Днем к прилету Нестерова было приурочено торжественное открытие летнего полетного сезона в Гатчинской авиационной школе.
Вечером гатчинцы устроили своему бывшему однокашнику товарищеский обед, превратившийся в сплошное чествование Петра Николаевича.
