на них мог подняться в воздух человек.
Но даже после появления и испытаний первых самолетов — Можайского и других — авиамоделизм не потерял своего значения. Опыты с моделями, не требуя серьезных затрат, позволяли вырабатывать все новые и лучшие формы летательных аппаратов. Поэтому моделизм продолжал развиваться даже в начале XX века наряду с широким распространением самолетостроения.
Читая обо всем этом, Петр Николаевич невольно вспомнил свои детские увлечения птицами и летающими моделями, но вспомнил уже совсем с другими чаяниями и надеждами. Теперь им овладела смелая и гордая мечта летать самому.
И однажды чета Нестеровых отправилась за город с большим свертком, который Петр Николаевич нес с особенной осторожностью. Извозчичья пролетка привезла их по извилистой узкой дороге на одну из ближайших к городу сопок. Там возвышались неуклюжие строения старых, пустовавших после окончания войны крепостных казематов. Укрывшись за выступом стены от сильного ветра, Петр Николаевич с Надеждой Рафаиловной распаковали свой сверток и извлекли из него… части довольно крупной модели диковинного по своим формам аэроплана.
Модель собрана, резина закручена, и, держась за руки, супруги взобрались на плоскую крышу каземата. Завертелся маленький винт, и модель круто взвилась ввысь, став в воздухе почти вертикально. Мгновение — и она беспомощно шлепнулась на землю. Петр Николаевич сразу понял в чем дело. С юношеским проворством сбегал он за моделью и начал исправлять ее регулировку: отодвигать назад крыло и уменьшать угол его установки.
Снова модель запущена в воздух, но на этот раз резко идет вниз. Только то, что, зацепившись за куст винограда, она не стукнулась об землю со всей скоростью, спасло ее от поломки.
Снова регулировка — крыло передвинуто чуть вперед, — и модель уже прямо и плавно летит вдаль. Ветер слегка сносит ее вдоль гребня сопки. Вот стало видно, как перестал вращаться винт: значит, резина полностью раскрутилась и сейчас модель пойдет на спуск… Но что это? Модель все набирает высоту и удаляется! Петр Николаевич понял, что модель попала в поток ветра, отраженного вверх пологим склоном сопки, и, затаив дыхание, следил, что же произойдет дальше.
А модель превратилась в маленькую точку и, наконец, исчезла совершенно. Нечего было и думать о том, чтобы ее разыскать.
Но этот парящий полет модели, без всякой двигательной силы, навел Петра Николаевича на глубокие размышления, и еще долго стояли Нестеровы на крыше каземата, делясь впечатлениями об этом столь удивительном для того времени полете.
Лишь когда стемнело, супруги вспомнили, что пора возвращаться домой. Осторожно, стараясь не давить ярко блестевших под ногами на тропинке крупных дальневосточных светлячков, они начали спускаться вниз к ожидавшей их пролетке…
А служебные дела поручика Нестерова шли в этот период не очень-то ладно. Портились отношения с некоторыми из сослуживцев.
Части офицеров не нравилось, что Петр Николаевич энергично проводил в жизнь идею о необходимости для каждого командира во всем лично подавать пример своим подчиненным, не перекладывать, как это порой делали, проведение занятий с солдатами на унтер-офицеров и фельдфебелей. Нестеров с присущей ему прямотой и резкостью заявлял, что горе офицеру, потерявшему авторитет у своих солдат, и особенно обрушивался на случаи, когда к командам добавляли площадную ругань и рукоприкладство. Некоторые же из офицеров, не без основания, приняли эти заявления по своему адресу.
В своих методах воспитания подчиненных Петр Николаевич допустил вольность, которая еще более обострила его отношения и с начальством. Он отменил на батарее поминутное титулование «ваше благородие», обязательное при любом обращении или ответе солдата, и приказал, чтобы его звали просто «господин поручик».
Об этом явном нарушении устава немедленно стало известно начальству, и Нестеров получил выговор.
Но вскоре произошла неприятность посерьезнее. Артиллерийская бригада, в которую входила батарея Нестерова, готовилась к инспекторскому смотру. Предстояли боевые стрельбы в присутствии высокого начальства на дальние дистанции по закрытым целям.
Командир бригады приказал, чтобы все батареи провели перед смотром усиленную подготовку. Некоторые из офицеров, относившиеся к своим обязанностям в течение года спустя рукава, теперь при неудачных результатах стрельбы нервничали и срывали злость на солдатах.
Рядом с батареей Петра Николаевича вела стрельбу батарея капитана Сегеркранца, допускавшая промах за промахом. Командир батареи при этом ругался так, что чуть не заглушал выстрелы, и начал избивать своих наводчиков. Тогда Нестеров вместо очередного «пли» скомандовал «отставить» и заявил во всеуслышание:
— Кто ничему не научился за год, не спасется за один день… Ррразойдись!
И солдаты, покинув свои места, разошлись отдыхать.
Это было неслыханное своеволие, и послужной список поручика Нестерова украсился уже официальным выговором «за нарушение воинской дисциплины и подрыв авторитета офицеров». И несмотря на то, что на смотру батарея Петра Николаевича показала наилучшую подготовленность и меткость стрельбы, этот выговор так и не был снят.
Командование бригады решило куда-нибудь сплавить слишком строптивого молодого офицера. Воспользовавшись поданным незадолго до этого рапортом Петра Николаевича о желании перевестись в авиационную школу, штабники, не отпуская его совсем, оформили как бы временное прикомандирование поручика Нестерова к Владивостокскому воздухоплавательному парку.
Здесь Петр Николаевич впервые познал чудесное ощущение высоты, правда еще не свободного полета, а подъема на привязном аэростате; Перед его глазами открылись изумительные красоты необозримой панорамы, столь не похожие на то, что видят «земные» люди…
Вскоре после перевода в воздухоплавательный парк Петр Николаевич разработал несколько новых способов корректирования с аэростата огня артиллерии по невидимым с земли целям. При очередных стрельбах представился случай проверить эти способы на практике. Корректировка была проведена с небывалым успехом. Наконец-то Нестеров заслужил и одобрение начальства.
Офицерам воздухоплавательного парка были близки и интересы авиации. Здесь не было того пренебрежения к полетам, которое проявлялось в армейских частях. Наоборот, здесь часто повторялись слова бывшего военного министра Банковского, который, желая личным примером переломить это пренебрежение, однажды сам совершил полет на воздушном шаре, а спустившись на землю, заявил во всеуслышание: «И в воздухе можно служить отечеству». Шел 1910 год, и все газеты пестрели сообщениями о выдающихся успехах первых русских летчиков — Н. Е. Попова, Л. М. Мациевича, А. А. Васильева и других. Эти сообщения оживленно обсуждались в кругу новых товарищей по службе. Горячо, хотя и без сколько- нибудь глубокого знания дела, оценивались достоинства и недостатки самолетов того времени. И, верный своему принципу — претворять мысль и слово в дето, Петр Николаевич тогда же принялся за разработку своего первого проекта самолета.
Подчиняясь господствовавшим в те годы взглядам и вопреки всем своим дальнейшим работам, Петр Николаевич задался в этом проекте целью добиться «автоматической» устойчивости самолета. Поэтому, с нынешней точки зрения, проект получился довольно странным: спереди и позади крыльев самолета имелись два стабилизатора, а рули высоты, или, как их тогда называли, рули глубины[10], находились вплотную к крыльям.
Этот проект Петр Николаевич отважился отправить в Петербург — в Главное военно-инженерное управление, ведавшее тогда вопросами воздухоплавания (под этим термином тогда смешивались как собственно воздухоплавание, так и нарождающаяся авиация). Месяца через два пришел ответ: «Проект забракован». Но неудача не обескуражила Нестерова. Он лишь с еще большей настойчивостью принялся за изучение дошедших до Дальнего Востока немногочисленных книг по авиационным вопросам, так как сам сознавал, что пока еще знаний у него действительно недостаточно.
Конечно, в его руки попала и новинка: изданная в 1909 году книга профессора В. Ф. Найденова «Аэропланы», а в ней он мог прочитать, что еще в 1884 году в нашей стране отделился от земли первый в
