— Ну разумеется, а в выслугу они идут за четыре. Ведь именно для этого все вы сюда проситесь, иначе кто бы сюда поехал? Что ж, ради карьеры и к Крепости можно привыкнуть, не так ли?
Дрого ничего об этом не знал, но на всякий случай решил отделаться ничего не значащей фразой:
— Конечно, можно…
Ортиц прервал начатый разговор: казалось, тема эта его нисколько не интересует. Но теперь лед был сломан, и Джованни все же решился задать ему вопрос:
— Неужто всем, кто служит в Крепости, засчитывается год за два?
— Кому — всем?
— Я имею в виду офицеров.
Ортиц хмыкнул.
— Как же, всем! Скажете тоже! Младшим офицерам, естественно. В противном случае никто бы сюда не просился.
Дрого сказал:
— Я не просился.
— То есть как? Вы не подавали прошения?
— Нет, господин капитан. Только два дня назад мне сказали, что я назначен в Крепость.
— По правде говоря, это странно. Да уж…
Они снова помолчали. Каждый, казалось, думал о своем. Вдруг Ортиц заметил:
— Разве что…
Джованни встрепенулся:
— Простите, господин капитан?!
— Я хотел сказать: разве что других желающих не нашлось… и они направили вас сами.
— Вполне возможно, господин капитан.
— Да уж… Скорее всего, так оно и есть. Действительно.
Дрого видел вырисовывающиеся на дорожной пыли четкие тени двух лошадей, двух голов, согласно кивающих на каждом шагу; слышал дробный перестук копыт, жужжанье приставших к ним больших надоедливых мух и — все. Дорога тянулась бесконечно. Время от времени на повороте далеко впереди можно было разглядеть высеченный в отвесных склонах серпантин. Но стоило добраться до того места и посмотреть вверх, как дорога опять оказывалась перед глазами и снова ползла в гору.
— Простите, господин капитан… — сказал Дрого.
— Да-да, я вас слушаю.
— Нам еще долго ехать?
— Не очень. Таким шагом часа два с половиной, а может, и все три. Да уж, к полудню, думаю, приедем.
Снова наступило долгое молчание. Лошади вспотели; та, на которой ехал капитан, устала и едва переставляла ноги.
— Вы из Королевской академии, не так ли? — спросил Ортиц.
— Да, господин капитан, из Академии.
— Тогда скажите, там ли еще полковник Магнус?
— Полковник Магнус? Что-то не слышал о таком.
Лощина стала сужаться, солнечные лучи в нее уже не попадали. Время от времени в отвесных стенах открывались устья мрачных боковых ущелий, из которых дул ледяной ветер; впереди и выше виднелись очень крутые конусообразные горы: казалось, и трех дней не хватит, чтобы добраться до их вершин, так они высоки.
— А скажите, лейтенант, — вновь прервал молчание Ортиц, — майор Боско все еще там и по- прежнему ведает огневой подготовкой?
— Нет, господин капитан, и такого я не знаю. Огневую подготовку у нас ведет Циммерман, майор Циммерман.
— Ах, Циммерман, слышал я эту фамилию. Действительно… Столько лет прошло… Ясное дело, все давно сменились.
И опять оба погрузились в свои мысли. Дорога теперь вилась по солнечному склону, за горами вздымались горы, еще более крутые, скалистые.
— Я видел ее вчера вечером издали, — сказал Дрого.
— Что? Крепость?
— Да, Крепость. — Из вежливости Дрого немного помолчал, потом продолжил: — Мне она показалась огромной, грандиозной…
— Грандиозной? Ну что вы, это одна из самых маленьких крепостей очень давней постройки. Просто, когда смотришь издали, она впечатляет, — ответил капитан и, подумав, добавил: — Да, очень уж она старая, устаревшая во всех отношениях.
— Но ведь она — одна из главных, правда?
— Нет-нет, это крепость второй категории, — ответил Ортиц.
Казалось, ему доставляет удовольствие говорить о Крепости плохо, но тон у него при этом был какой-то особый: так порой отец любит подчеркивать недостатки своего сына, ибо уверен, что они — ничто по сравнению с его неисчислимыми достоинствами.
— Здесь у нас участок мертвой границы, — добавил капитан. — Ее никогда не пересматривали, и она осталась, какой была сто лет назад.
— Что значит: мертвая граница?
— Граница, о которой можно не заботиться. За ней — сплошная пустыня.
— Пустыня?
— Да уж, камни и иссушенная земля. Она называется Татарской пустыней.
— Почему Татарской? — спросил Дрого. — Здесь что, были татары?
— В древние времена, возможно, и были. Но, скорее всего, это легенда. Ни в одну из войн никто к нам не подходил с той стороны.
— Значит, Крепость никому не была нужна?
— Никому, — ответил капитан.
По мере того как дорога уходила вверх, деревьев становилось все меньше, и наконец их вовсе не стало; то там, то здесь виднелись лишь редкие кусты. А дальше тянулись выжженные солнцем луга, скалы, осыпи краснозема.
— Простите, господин капитан, а есть здесь поблизости какие-нибудь деревни?
— Поблизости нет. Есть тут одна деревушка — Сан-Рокко, но до нее километров тридцать будет.
— В общем, как я вижу, не очень-то у вас повеселишься.
— Да уж, действительно, не очень.
В воздухе посвежело, склоны гор стали более покатыми, появилось ощущение, что до последних гребней уже недалеко.
— И не скучно вам там, господин капитан? — спросил Джованни доверительным тоном, усмехаясь и как бы желая сказать, что его-то такие вещи мало беспокоят.
— Дело привычки, — ответил Ортиц и добавил назидательно: — Я здесь уже около восемнадцати лет, хотя что? я говорю — ровно восемнадцать.
— Восемнадцать лет?! — удивленно воскликнул Джованни.
— Восемнадцать, — подтвердил капитан.
Стая ворон пролетела у них над головой и скрылась в глубине лощины.
— Вороны, — произнес капитан.
Джованни не отозвался, он думал о том, какая жизнь его здесь ждет, чувствовал, как чужд ему этот мир, это одиночество, эти горы.
— А из младших офицеров, — спросил он, — потом кто-нибудь остается?
— Теперь-то немногие, — ответил Ортиц, уже жалея, что так нелестно говорил о Крепости, ибо заметил, что у Джованни сложилось о ней превратное представление. — В общем, почти никто. Всем подавай блестящую гарнизонную жизнь. Когда-то служить в крепости Бастиани почитали за честь, а теперь
