грязные скоты.
— А ты часто с ними встречался? — рассеянно спросил Гилл, не оборачиваясь.
— Почти что и нет.
— Они такие же люди, как и мы.
— Эти–то твари? — хмыкнул Эвимант. — Полукони, полускоты.
Гилл выпрямился и уперся ему в лицо холодным, жестким взглядом. Эвимант попытался не отводить глаз, но это ему, конечно же, не удалось, и он опустил голову. У него было красивое, запоминающееся лицо, выражающее решимость и волю. Но Гилл Эвиманта почему–то терпеть не мог, и чем дальше, тем больше.
— Запомни, — сказал он тихо, — мы обязаны следить, чтобы законы защищали всех живущих в государстве — кентавров и фиванцев, хеттов и лапифов.
— Я все понимаю, — сказал Эвимант. — Мы обязаны. Только я никогда не поверю, что жителя Аттики можно уравнять с египтянином, а уж в особенности с кентавром. Конечно, матерью кентавров была богиня Нефела–Туча, но отцом–то — Иксион, нарушивший все законы, какие только существовали. Зря, что ли, он в Тартаре прикован к вечно крутящемуся огненному колесу? Да и Нефела, откровенно говоря…
— Ну да, — сказал Гилл. — Я был одним из лучших учеников в школе. «От отца кентавры унаследовали грубость, Жестокость, неблагодарность, страсть к насилию, от матери — легкомыслие, ветреную переменчивость». Откуда это?
— Классический труд «О происхождении кентавров».
— Ты тоже был способным учеником, — сказал Гилл.
Можно было сказать многое: что классические труды пишутся все же людьми, а не богами, что никто из смертных не видел вечно кружащегося в Аиде огненного колеса, что давно истлели кости тех, кто знал Иксиона. Но не следует говорить всего, что думаешь.
— Так, — сказал Гилл, подходя вплотную. — Может быть, ты считаешь и меня ниже себя, твоего начальника, — вдруг во мне найдется капля неаттической дорийской крови?
Он злорадно отметил, как бледнеет, отступает на шаг Эвимант. Из угла бесстрастно смотрел сыщик Эпсилон. Колыхались тени.
— Нет! Нет! Я не хотел сказать…
— Верю, верю, успокойся, — небрежно отмахнулся Гилл.
Иного способа уязвить нахального хлыща не было, и все же Гилл не чувствовал себя победителем. Ни капельки. Правда, и побежденным он никак не мог оказаться.
— Эвимант, уж не жениться ли ты собрался? — вдруг спросил из угла сыщик Эпсилон. — Уж больно много времени ты проводишь с Неей.
Гилл удивленно обернулся — вопрос был совсем не ко времени и не к месту. И перехватил злобный взгляд Эвиманта — чересчур злобный для простого раздражения, что кто–то сует нос в чужую личную жизнь. Но задуматься над этим не успел — дверь распахнулась, караульный крикнул сверху:
— Старик идет!
Старик, конечно, вряд ли бы спустился сам по довольно крутым и влажным ступеням — его без натуги несли на руках двое дюжих сыщиков. Судя по ухмылкам, роль носильщиков их только забавляла.
Старика осторожно поставили на пол.
— Придерживать под локоток, дедуля? — Сыщики разразились жизнерадостным хохотом. Они были неплохими парнями, только никак не могли уразуметь, почему этот хилый старикашка бывает необходим Гиллу более даже, чем они, сильные, ловкие и сообразительные.
Гилл хмуро махнул рукой, и они направились прочь.
— Доживешь до моих лет — и на урыльник сам не сядешь! — закричал вслед Старик. — Если доживешь, ню–хало!
— Угомонись, — сказал Гилл. — Дело серьезное.
— Вижу, вижу. — Старик быстрыми шажками просеменил к трупам. — Вижу, что поработали хваткие ребята — ухлопать Иксионова потомка довольно непросто, да и этакого детину…
Он замер, скрючившись в неудобной, даже для юноши неестественной позе. Потом стал выпрямляться, ужасно медленно даже для хворого старика, и Гилл ощутил холодок нехорошего предчувствия, отвратные ледяные мурашки. Чутье охотничьего пса не подводит…
— Гилл, этих — вон! — Старик говорил решительно и властно, как когда–то орал команды своим конникам, и от его голоса стало еще холоднее. — Слышал?
Эпсилона уже не было — он уловил направление руки Гилла до того, как она повернулась в его сторону. Незаметный, исполнительный сыщик Эпсилон. «Есть ли у него жена, дети, родственники, друзья? — подумал вдруг Гилл. Что он любит или ненавидит? И как его все–таки зовут?»
Он спохватился:
— Эвимант, к тебе это не относится, что ли?
Эвимант повиновался — нехотя.
— А смотрит, будто прирезать хочет, — хмыкнул вслед Старик. — Пандарей пусть остается, в нем–то я уверен, сто лет друг друга знаем, верно, стилос ты одушевленный?
— Ты их знаешь? — нетерпеливо спросил Гилл.
— Я их никогда не видел, — сказал Старик. — Но знать можно и того, кого никогда не видел и не знал. Гилл, это один из Гераклидов. Точнее, Тиреней, сын Геракла и микенской жительницы Хлои. Жил в Микенах, ничем особенным не занимался — богатый человек, начитанный, владелец одной из лучших в Микенах библиотек, покровитель художников и поэтов.
— Ошибиться ты не можешь?
— Все–таки молодость временами — недостаток, — сказал Старик. — Ты хороший сыщик, но есть вещи, которых ты по причине твоей молодости просто–напросто не можешь постичь. Я никогда не рассказывал, почему ушел с военной службы? Нет? Однажды мне здорово досталось от Геракла, а я никак не хотел оставаться вторым или десятым. Это вылитый Геракл. Как две капли воды. Конечно, возможны и совпадения, но что ты будешь делать вот с этим? — Он протянул свою куриную лапку и без тени брезгливости коснулся мертвой руки. — История этих запястий заслуживает особого рассказа, Гилл. Прометей сделал их из своей цепи — несколько запястий для Геракла. Геракл дарил их либо своим детям ко дню совершеннолетия, либо особо близким друзьям. Большее число досталось детям, меньшее — друзьям. Запястья эти, кстати, Прометей изготовил как раз в Микенах.
— Значит…
— Подожди, — сказал Старик. — Ты хватаешься за то, что лежит на поверхности. Думаешь, раз в Афинах убит один из Гераклидов, срочно следует установить, не скрывается ли за этим попытка кого–то третьего натравить Микены на Аттику?
— Да, — сказал Гилл.
— А не упустили ли вы какой–нибудь детали, связанной с убитыми?
— Запястья совершенно одинаковые, — глухо сказал Гилл. — Одно из них сделано точно по размерам кентавра. Конечно, запястье кентавра может оказаться и подделкой.
— А если — нет?
— Тогда возникают вопросы, на которые я пока не могу найти ответов, сказал Гилл. — С виду кентавр недостаточно стар, чтобы знать Геракла и быть его другом. Да и вообще друзей среди кентавров у Геракла не было, исключая разве что мудрого Хирона. Более того, Геракл перебил почти всех кентавров, за что его самого погубил кентавр Несс; кентавры ненавидят даже упоминания о Геракле. А заодно и всех Гераклидов. И вдруг выясняется, что Гераклид путешествует в компании кентавра, к тому же кентавр носит запястье, которое могло попасть к нему только от Хирона, учителя богов и героев.
— Именно так все и обстоит, — сказал Старик.
— Ты хочешь сказать, что этот случай не имеет никакого отношения к обычным политическим интригам?
— Ты сам сказал, — подтвердил Старик. — У тебя здесь случайно нет этих новомодных изобретений — слуховых трубок в стенах?
— Кому они нужны в подвале, куда сносят покойников?
— Как знать… — Старик покосился на сырые стены, закопченный потолок. — Покойники у вас сплошь
