Коля мне потом рассказывал, что в этот момент у него подогнулись ноги…
— И ты после ЭТОГО выйдешь на сцену?
Ответ был гениальным:
— Ну что ж, пять минут побуду Насрадзе!..
И пошла на сцену, как царица.
Я подозреваю, что с подобным она уже сталкивалась.
А ещё был случай. Рассказывал мне Коля Караченцов. Лет двадцать тому в Ленкоме шел спектакль «Оптимистическая трагедия». Театральный художник оформил сценический задник в виде двух белоснежных линкоров, стоявших нос к носу. И на фоне этих ослепительно огромных корабельных бортов разворачивалось действие бурных р-р-р-революционных лет.
И в аккурат в этот период из театра за пьянку выперли то ли машиниста сцены, то ли бутафора… И он решил ОТОМСТИТЬ! За всё!
По задумке режиссёра-постановщика спектакль начинался с полного затемнения. Затем раздавались корабельные склянки, медленно включался свет — и начиналось представление.
Наш изгнанный из театра страдалец решил использовать эти несколько минут полной темноты для осуществления своей благородной мести. Вооружившись банкой с чёрной краской и кистью, он в полной темноте вывел на белоснежном борту линкора те ТРИ заветные буквы, которые волнуют сердце каждого русского человека. Буквы были с человеческий рост, и прекрасно читались с любого места, будь то ложа- бенуар или галёрка. Короче, когда дали занавес, нашего героя уже и след простыл. Зато публику ожидало незапланированное яркое развлечение в виде знакомого до боли слова на борту корабля. Начался смех, переходящий в хохот, и «под это дело» дали занавес. В смысле — закрыли. И стали срочно замазывать чёрные матерные буквы белой краской. Замазали, дали занавес (в смысле — открыли) и начали спектакль. Ну поначалу публика ещё какое-то время обсуждала происшедшее, но потом втянулась в спектакль и затихла.
Спектакль идёт, красочка белая под лучами прожекторов подсыхает, и настаёт момент, когда из-под белой полезла ЧЁРНАЯ… и вот уже заветное слово буквально пылает на борту линкора. И как тут актёрам играть революционную трагедию, когда за спиной — ТАКОЕ!
И опять в зале — ржачка! И опять дают занавес. И зритель слышит, как за сценой заработали молотки. И когда занавес открыли в третий раз, зал не то что заржал — зал задохнулся от хохота. То место, где были БУКВЫ, было… забито ДОСКАМИ. Крест-накрест.
Понятно, какая могла быть в тот вечер «Оптимистическая трагедия» под стоны «умирающего» от хохота зала, под рыдающих от смеха актёров… И занавес закрыли в третий раз. Насовсем.
История, рассказанная мне Колей Караченцовым со слов Саши Абдулова, непосредственного участника оной.
Был у Абдулова друган закадычный, каскадёр, профессиональный водила-ас, отчаянный хлопец. Сколько вместе было выпито по жизни, оставим на совести историков-криминалистов… Но только в ТОТ день было принято «на грудь» немало. Саша засобирался домой и уже хотел вызывать «точило», как друган заобижался — мол, какая тачка, когда Я у тебя есть. Никакие уговоры не подействовали, и Саша безропотно подчинился, поскольку знал: его друг за рулём в любом состоянии — гениальней Пушкина с гусиным пером, и даже ещё круче!
Короче, только выехали, как попали на гаишников… Ну те, когда увидели, кого тормознули, несказанно обрадовались да так, что в радости своей не усекли, что «звезды» — крепко «принявши»! Как всегда в таких случаях пошло братание, автографы и всё такое…
И тут один из ментов и говорит:
— Ребята! У нас тут проблемка имеется: движок на газике наи. нулся, подсобите по дружбе до отделения на тросике дотянуть!
Естественно, наши хлопцы согласились, подцепили газик за бампер — и в путь!
НО! Поскольку были крепко поддатые, то через пять минут подзабыли и про ментов, и про газик…
В общем, чешут ребятки по ночной Москве, как обычно — на приличной скорости, и тут Абдулов замечает: позади них — газик ментовский!
— Слышь, — говорит, — к нам, кажись, менты на хвост сели! А ну давай, ПРИТОПИ!
Тот «притапливает», а менты — не отстают…
Саша говорит:
— Вот, сука, упорные попались. А ну-ка ещё малость поддай жару, и — через проходняки! Ну, как ты в последнем фильме от погони сматывался!!!
Наш каскадёр врубил по полной, запетлял по каким-то убитым дворам, стройкам… Через какое-то время слышат — сзади что-то дзеренчит! И ментов на хвосте уже нету… Остановились, выползли из машины… Глядь — БАМПЕР на тросике оторванный! Тут-то ребятки и вспомнили ВСЁ… И ментов с их просьбой, и газик ментовский…
— Это что ж, мы их по всей Москве мотыляли? — задал риторический вопрос водила-ас.
Как говорят знающие люди, в ЛЮБОМ уважающем себя коллективе есть свой местный гений-«нюхач». Т. е. человек, обладающий талантом определять, ГДЕ в данную минуту УГОЩАЮТ. Нет такого НИИ, продбазы, а уж театра и подавно, где не обитал бы такой гений.
И в театре Ленком, естественно, был подобный самородок. Росточком он не вышел, да и внешности был невзрачной. Служил то ли работником сцены, то ли по столярной части, но вот чего у него было не отнять — так это способности в кратчайший срок вычислить, где… НАЛИВАЮТ.
Нужно сказать, именно за это качество его в театре не то чтобы не любили, но слегка сторонились. Тем более что и с деньгами у артистов в те годы было пожиже, а с другой стороны, поскольку ещё — «до Захарова», на послеспектакльные междусобойчики тогдашнее руководство смотрело сквозь пальцы… Чем актёрский молодняк частенько и пользовался.
И вот однажды (рассказывал мне Коля Караченцов) тогда ещё неизвестные молодые актёры после спектакля скинулись по-скромному на пляшечку беленькой да на три пирожка (а на больше — и не хватало) и заныкались в самый дальний закуток, что под сценой, в крохотную каптёрочку. В слабой надежде, что «умелец» их не сыщет… И только разлили на троих, стараясь громко не булькать и не звенеть тарой, как тут естественно кто-то аккуратно — нет, даже не постучал — поскрёбся в двери каптёрочки — ТУК-ТУК!
— Понятно КТО! — сказал кто-то. — Гений наш штопаный, Шерлок Холмс сраный! Нашёл-таки!!!
…Открыли дверь, впустили, отлили полстакана со словами:
— Значит так! Выпил по-быстрому и — ВОН на. уй!!!
Хлопец, ничуть не смутившись, взял эти самые полстакана, аккуратно влил в себя, вытер губы и сказал, тихо и осуждающе:
— РЕЗКОВАТЕНЬКО!
После чего свалил, полный чувства собственного достоинства.
— Да, — вздохнул кто-то, — гений своего дела, и неважно, что без высшего образования!
В один из приездов Коли Караченцова в Киев выдался у нас в промежутке между записями свободный денёк, и решили мы оторваться где-нибудь на природе подальше от расхожей фразы типа «какие люди в Голливуде!» и от поголовного народного желания запечатлеть на «фотке» себя любимого да в компании с Колюней… в общем, отдохнуть от издержек Колиной славы и народной любви.
Арендовали хороший катерок и двинули вниз по Днепру. Весна тогда выдалась с половодьем, поэтому немало островков, густо поросших вербами и прочей зеленью, мы «перебрали», прежде чем увидели впереди то, что искали. Уютный, окруженный густыми кустами, островок казался нам именно тем местом, где ни людей, ни поклонников. Коля переместился на самый нос катера и гордо восседал на самой его конечной точке, напоминая средневековую наяду на пиратских судах…
И откуда нам было знать, что именно на этом уютном островке и именно в точке нашей предполагаемой высадки расположилась… парочка. И понятно, с какой целью. Как говорят знающие люди,
