невзирая на бдительность часовых, у нас исчезло уже три человека. Попытки вступить в переговоры, натыкались на упрямое нежелание краснокожих признать силу нашего оружия. Наши проводники и переводчики уверяли, что хаяда вообще не признают мирных переговоров. Это дьявольское племя не желало ни торговать, ни просто разговаривать с нами. Их вожди лишь угрожали...
...Три барки сгорели полностью. Часть припасов наши люди успели выгрузить под градом стрел, сыплющихся с противоположного берега. Солдаты непрерывно палили по зарослям. Бой был упорным, и, несмотря на то, что с нашей стороны был лишь один убитый и с десяток легкораненых, на поселенцев свирепость хаяда произвела гнетущее впечатление. Люди повеселели лишь когда рейнджеры приволокли в лагерь двух пленных, захваченных на нашем берегу. Оба хаяда были совсем юны. Возможно, они еще не достигли возраста воина. Но они были мужчинами и краснокожими, и де Конель приказал пленников незамедлительно повесить. Рейнджеры позаботились о том, чтобы казненных было видно издалека. Злобные завывания дикарей были подтверждением того, что доказательство нашей непреклонной решимости замечены и оценены.
...на общем совете практически единодушно было решено основать блокгауз и факторию на высоком холме у реки. Хотя краснокожих не было видно уже несколько дней, об осторожности забывать никто из нас не собирался...
...Утром, под охраной стрелков, наши люди вновь принялись валить лес. По ночам уже так холодало, что количество заболевших множилось с каждым днем. С гор дул резкий холодный ветер, приходилось даже днем жечь костры. На открытой вершине широкого холма мы чувствовали себя в безопасности, но даже за дровами людей приходилось отправлять под охраной. Наши немногочисленные уцелевшие лошади так же паслись под неусыпным присмотром солдат.
...Место, выбранное для поселка, оказалось даже удачнее, чем казалось на первый взгляд. Река, особенно у впадающего в него ручья, просто кишела рыбой. Мальчишки со своими примитивными острогами без труда добывали пропитание для всей семьи. Охотники подстрелили двух лосей, опрометчиво подошедших едва ли не к самому лагерю...
...Все девять человек были безжалостно убиты, оскальпированы и брошены у самой вырубки, без сомнения с единственной целью, - внушить нам ужас и отвращение. Погоня за злодеями результатов не принесла. Индейцы, заманивая рейнджеров и солдат своими дьявольскими завываниями, уводили все дальше и дальше от реки. Опасаясь попасть в засаду, лейтенант Валлер приказал прекратить преследование...
...Хаяда в этой пустынной местности являлись единственным племенем, представляющим угрозу. Редкие семьи индейцев иных племен, кочевавшие на каноэ по реке, относились к злобным хаяда с вполне объяснимым ужасом. Сложные отношения между коварными хаяда и соседними племенами оставались загадкой не только для нас, цивилизованных людей, но и для наших переводчиков и проводников. Невзирая на единый с хаяда цвет кожи, наши индейцы опасались местных дикарей даже больше, чем наши мужественные солдаты и поселенцы...
...Оставалось до конца неясно, с какой целью эти трое вождей явились в лагерь. Майор и агент Компании потратили несколько бесплодных часов на переговоры. Никакой сделки заключить не удалось. Дикари не желали ни о чем слушать. Товары их не интересовали. Дикари упрямо требовали от нас немедленно покинуть их землю. Возможно, в тщетности переговоров был виноват язык хаяда, совершенно неизвестный нашим переводчикам. Но и у меня, и у всех кто наблюдал за переговорами со стороны, сложилось впечатление, что индейцев интересовало лишь одно - когда мы уйдем?...
...Положение сложное. Строительство частокола почти не продвинулось. Люди боятся даже спускаться к реке за водой. Нас ободряло лишь одно - по-видимому, индейцы решили, что переговоры свидетельствуют о проявленной нами слабости. Их воины открыто появлялись на опушке и без тени стеснения разглядывали лагерь. Майор де Конель приказал не стрелять и не проявлять открытой враждебности... Между тем, этим утром траву покрыл первый, пока еще исчезнувший к полудню, снег...
... И тогда было принято решение разрубить узел одним решительным ударом. Окончательные переговоры де Конель назначил на утро 11 ноября. Момент был выбран удачно. Разведчики донесли, что большая группа воинов хаяда отправилась на запад. Здесь же остались вожди с небольшим эскортом. Вероятно, главари дикарей преисполнились уверенности в скорейшем нашем изгнании и лишь оспаривали друг у друга честь лично выпроводить 'бледнолицых' за границу своих земель. Утром 11 ноября...
...Звук трубы изумил дикарей. До сих пор нашему отряду было не до соблюдения воинских церемоний. Теперь же наши солдаты, рейнджеры и поселенцы застыли в строю безукоризненно ровных шеренг. Серьезные, торжественные, полные решимости люди. Знамя, впервые за экспедицию извлеченное из чехла, развивалось на холодном ветру. Я стоял в строю лейтенанта Бройля, и не постыжусь признаться, что в тот торжественный миг мое сердце преисполнилось гордости за нашу новую родину. Все распри и споры были забыты. Мы все как один были готовы пролить кровь за светлое и цивилизованное будущее этих девственных земель...
...Индейцы с неспешным достоинством двигались к разведенным кострам. Разостланные нами новые одеяла пестрели на жухлой траве. Новая металлическая посуда, котлы и рулоны материи, должно быть, неудержимо влекли взгляды дикарей, но их жестокие размалеванные лица хранили выражение ледяного равнодушия. У костров наших 'гостей' в полном одиночестве встречал майор де Конель. Я в очередной раз отдал должное его личному мужеству.
Вождей в лагерь явилось чуть более трех десятков. Весьма легко одетые, выставляющие напоказ свои боевые шрамы и свои изумительно расшитые пояса. Вооружены дикари были на удивление небрежно: ножи, томагавки, лишь некоторые из краснокожих имели короткие боевые дубинки. Дикари определенно манкировали опасностью, самоуверенно являясь практически безоружными в стан противника многократно превосходящего их численностью.
...они прошли в каких-то двадцати ярдах от меня. Ружья у меня не было, но оба пистолета, тщательно заряженных и проверенных, торчали за поясом. Вожди шествовали неспешно и надменно. Я до боли сжимал рукоять надежного английского пистолета и смотрел, стараясь запомнить каждую мелочь. Рядом со мной взволнованно дышали товарищи по оружию. Ни один из вождей не повернул к нам головы. Как ни странно, я был разочарован. Хотелось встретиться прямым и честным взглядом хотя бы с одним из этих кровожадных убийц. Удивительно, но все они оказались невысоки ростом. Во время перестрелок и нападений, за коими мне приходилось наблюдать, к счастью, преимущественно издали, все хаяда казались рослыми и грозными воинами...
Де Конель любезно улыбался. Группа вождей в молчании стояла перед ним. Несколько воинов ступили своими мокасинами на новые одеяла. Очевидно, большего пренебрежения к пришельцам индейцы высказать не могли. Наш майор приподнял руку в изящной перчатке. Из шеренги выступил бледный как смерть горнист. Де Конель не торопясь, отступил к нему, принял из рук начищенный сверкающий горн. Хаяда безмолвно наблюдали, очевидно, считая происходящее неким ритуалом. Майор насмешливо улыбнулся вождям и небрежно вернул горн солдату. Тот, как и было условленно, немедленно протрубил. В тот же миг сдвоенные шеренги наших стрелков направили стволы ружей на индейцев.
