знаешь, как к этому делу подступиться.
20
Птишка была недалеко. Она сидела на водосточном желобе, на доме рядом с парком. В желобе стояла вода и ползали вкусные букашки. Рядом сохла корочка хлеба, кем-то туда закинутая.
Чтобы позавтракать, Птишка легла на желоб. Лицо и пелеринка тут же вымокли.
Потом она удобно уселась, прислонившись спиной к черепице и болтая ногами.
Она видела, как из-за домов встает солнце. Солнце высушит ее. А внизу все было еще в тени.
Солнце медленно выползало на небо, а люди — из своих кроватей. Они спешили на работу. В тот день надо было успеть много-много всего сделать.
На улице, там внизу, под ногами у Птишки, появлялось все больше и больше людей. Кое-кто останавливался и смотрел вверх. Все больше и больше людей останавливались и смотрели вверх. Так всегда бывает. Если кто-то внимательно смотрит вверх, другой думает: там что-то интересное. И тоже начинает смотреть. А потом еще кто-то и еще кто-то. Оглянуться не успеешь, и уже целая толпа смотрит вверх.
Некоторые люди были совершенно уверены в том, что видят две ноги, свисающие с водосточного желоба. Что там сидит человек, который хочет спрыгнуть вниз и перестать чувствовать, что он живет. (Это совсем другое дело, чем когда люди прыгают вниз, наоборот, чтобы острее почувствовать, что живут.)
Другие люди говорили, что это неправда и никакие это не ноги. Это два лоскутка-латки-заплатки, которыми играет ветер, думали они. И ничего тут нет особенного. Так часто бывает. Люди часто видят одно и то же, но совершенно по-разному.
— Там сидит ребенок! — закричал кто-то. — Сделайте что-нибудь! Ведь ребенок упадет вниз! Его надо срочно спасти!
Вдруг все заволновались. И каждый надеялся, что кто-то другой что-нибудь предпримет. Учреждение, на крыше которого сидел ребенок, было еще закрыто. Оно откроется только через три минуты, а тут каждое мгновение на вес золота. Кто-то позвонил в службу спасения. К дому с воющей сиреной подъехала красная с белым машина, но на углу она выключила сирену, чтобы не напугать ребенка, сидевшего на желобе. Потому что от испуга ребенок мог свалиться вниз.
Из машины вышел человек и закричал в громкоговоритель:
— Не двигайся с места! Не двигайся с места!
Птишка начала замечать, что вокруг нее поднимается суета. Она слышала, как кто-то кричит: «Не двигайся с места!», но она и не собиралась двигаться. Она хотела подсохнуть на солнышке. А для этого ей был нужен покой вокруг.
Другой спасатель открыл входную дверь в закрытое учреждение. Любопытных оттеснили за угол. Никому, кроме спасателей, не разрешалось наблюдать за ходом событий, стоя под сточным желобом. И только одному-единственному спасателю, самому лучшему в городе, разрешили войти в здание. Он поднялся на лифте до верхнего этажа и минуту спустя высунул голову в чердачное окно, недалеко от того места, где сидела Птишка.
— Не волнуйся, — сказал он возбужденно, — сейчас я тебя спасу! Жизнь прекрасна!
— Ирихисивые мисли! — сказала Птишка.
Голова спасателя снова исчезла. Он готовился к спасательным работам. Он вооружился всем необходимым: веревкой приятного цвета, палкой с крючком и еще чем-то непонятным, но нужным в его деле.
Но Птишке на желобе не понравился весь этот шум. Она не могла уже больше безмятежно сохнуть на солнышке.
Она подтянула ножки, оттолкнулась от желоба и изящно полетела над крышами прочь, на юго-юго- запад.
Спасатель сделал глубокий вдох и вылез из чердачного окошка.
Осмотревшись, он невероятно испугался. У него страшно задрожали коленки.
— Я опоздал! — воскликнул он. — Я никогда еще не опаздывал. Никогда!
Спасатель пришел в полное смятение. Он стоял на желобе, качаясь, и мог бы упасть вниз, если бы вовремя не подоспели другие два спасателя, которые спасли спасателя, спасавшего Птишку.
21
Варре, Тине и Лутье вышли из парка. Лутье предложила умыться и позавтракать у нее дома. Ключ висел у нее на шее.
Пол в коридоре издал легкий скрип. Утреннее солнце освещало кухонный стол.
В гостиной сидела няня. Она не читала учебник, а смотрела по телевизору «Утро столицы». Тине и Варре поздоровались с ней за руку.
— Зачем ты тут сидишь? — спросила Лутье.
— Я работаю няней.
— Но меня же не было дома?
— Я все равно должна следить за домом. За дверьми, за тарелками, за столами.
— Это ни к чему, — сказала Лутье. — Ты прекрасно можешь пойти домой. Я уйду отсюда вместе с этими людьми и вернусь раньше, чем вернется мой папа.
— Ладно, — сказала няня, — согласна, но при условии, что мне заплатят за всю неделю. Желаю удачи!
Она встала. На телеэкране кто-то махал руками, укрепляя мышцы предплечий.
Варре с Тине тоже пожелали няне удачи.
А потом пошли умываться. Лутье помылась совсем чуть-чуть. Она считала, что еще не испачкалась. Немного побрызгалась водой — так, она считала, плещутся в воде птицы.
Потом они все вместе позавтракали. Яйца давно кончились, зато арахисового масла было сколько угодно.
Тине заварила кофе. За чашкой кофе думается лучше всего. О том, что теперь делать. Может быть, просто вернуться домой и жить дальше.
Пока кофе капал в кофейном аппарате, Лутье показывала гостям те вещи, которые ей нравились и которые ей достанутся, когда умрет ее отец.
Так он ей заранее обещал, хотя умирать пока не собирался.
И еще она показала фотографии того времени, которого она не помнила.
Тине и Варре пили кофе, а Лутье налила себе воды. Они смотрели телевизор, потому что не знали, о чем разговаривать.
И вдруг на экране появилось изображение желоба. Желоба без болтающихся ножек. Тине и Варре не обратили на него внимания. Для них это был самый обыкновенный желоб.
— Вот где это произошло, — рассказывал репортер.
Потом желоб показали крупным планом. По нему совершенно не было видно, что здесь что-то произошло.
Теперь в кадре появилась уйма народу. Все говорили, перебивая друг друга.
— Я увидел это первым! — кричал один.
