несколько вариантов с разной степенью увеличения, яркости и контрастности. Все снимки немного отличались друг от друга, поэтому разные части текста были лучше видны на одном снимке и помучились менее отчетливо на других.
Сама по себе обработка снимков в лаборатории, конечно же, Не могла стать поворотным событием, которое столь сильно взволновало Анну. На левой стороне одного из снимков, напечатанных с большим увеличением, виднелись четыре пальца – очевидно, оригинал перед камерой держал кто-то, помогавший при съемке, и этот факт объяснял плохое качество фотографий. Если говорить более точно, то пальцев было не четыре, а три с половиной, поскольку на указательном пальце отсутствовала последняя фаланга.
– Донат! – воскликнула Анна.
– Донат?
– Муж парализованной женщины в инвалидной коляске! Он с самого начала показался мне подозрительным. Женщина, находившаяся во время аварии в автомобиле Гвидо и исчезнувшая из клиники через два дня, выдала себя за его жену. Донат утверждал, что он ничем не может мне помочь. Он лжет, лжет, лжет!
– И у этого… Доната не было половины указательного пальца на правой руке, ты в этом уверена?
– Абсолютно уверена! – ответила Анна. – Я видела его собственными глазами и обратила внимание на руку. Но он сказал, что ничего не знает об описанных мною событиях. По чему он лгал и что может скрывать от меня?
Анна боялась. Теперь она испытывала страх и перед новыми вопросами, возникшими вследствие последнего открытия. В сущности, она ни на шаг не продвинулась к разгадке и находилась там же, где и в день после катастрофы, в котором погиб ее муж. Напротив, все попытки узнать что-либо имели эффект археологических раскопок: чем больше материала оказывалось в ее распоряжении, тем больше возникало вопросов. Кроме того, Анна изо всех сил пыталась свыкнуться с мыслью, что Гвидо изменял ей и подло обманывал.
Она чувствовала себя так, словно против своей воли получила роль и оказалась в какой-то странной пьесе, не зная при этом ни своих слов, ни остальных актеров. Ее желания никого не интересовали – Анна должна была доиграть свою роль до конца.
Четвертая глава
Лейбетра
На грани безумия
1
Меньше чем через час езды по автобану на юг от аэропорта Салоники зеленый «лендровер» съехал на дорогу, ведущую в Катерини – тихий, крохотный провинциальный городок в северо-восточной части Греции. Он расположен недалеко от Олимпа и радует туристов живописной рыночной площадью, столиками и стульями, которыми заставлены улочки, освещаемые вечером И ночью лампами без плафонов. Главная улица города переходит в шоссе, которое ведет на юго-запад, в направлении Элассона, откуда можно попасть в Метеору – там монастыри словно парят в воздухе[20]. Когда- то их было двадцать четыре, сейчас монахи живут лишь в четырех.
Автомобиль снизил скорость и свернул налево, на проселочную дорогу, которая на самом деле представляла собой колею, кое-где засыпанную щебнем и поросшую посередине травой. Лишь теперь Гутманн понял, почему его встретили на внедорожнике. Конусы света, отбрасываемые фарами, из-за ухабистой дороги исполняли невероятную джигу. Но молодой водитель явно поручал удовольствие от такой поездки.
– Еще три километра вверх, в горы, – сказал Талес, обращаясь к Гутманну, – и мы в Лейбетре. К сожалению, последний отрезок пути мы будем вынуждены преодолеть пешком.
Гутманн кивнул и улыбнулся, но улыбка далась ему с огромным трудом.
Пока автомобиль на первой скорости поднимался по крутому подъему, Гутманн со страхом наблюдал, как один крутой поворот переходил в следующий, а отвесные скалы слева и справа сменялись обрывами. Талес, знавший на этой вьющейся серпантином горной тропе каждый поворот, решил немного ввести своего спутника в курс дела:
– Хотелось бы обратить ваше внимание на некоторые, я бы сказал, странные вещи. На самом деле странными они будут казаться только вам, поскольку вы окажетесь в Лейбетре впервые.
Гутманн кивнул.
– Прежде всего вы должны знать, как мы обращаемся друг к другу. Мы используем только местоимение «вы» и никогда «ты». Если при обращении друг к другу члены нашего ордена хотят подчеркнуть торжественность момента, то они говорят «Ваше совершенство», поскольку в соответствии с нашей философией человек является мерой всех вещей. А поскольку мы придерживаемся этой точки зрения, то ведем – в отличие от живущих в Метеоре монахов, которым так завещали Агия Триас или Агиос Стефанос, – далеко не аскетический образ жизни. Все члены нашего ордена носят одежду темного цвета – это так, но с самоистязанием данное правило не имеет ничего общего, а является лишь выражением нашего единого духовного мира. Как раз по этой причине каждый из нас получает новое имя, данное ему орденом.
– Я вас понимаю, – сказал Гутманн задумчиво, хотя на самом деле не понимал ничего, а замечания Талеса казались ему довольно противоречивыми. Он уже почти начал жалеть о своем решении, но вновь подумал о желании сжечь все мосты и понял, что во всей Европе не найти места лучше, чем Лейбетра, если хочешь скрыться или просто покончить с прошлой жизнью. Как раз это и хотел сделать Гутманн – покончить с прошлой жизнью, оставить где-то далеко все, что не давало дышать полной грудью, забыть не сложившийся брак, жестокую конкуренцию среди коллег-ученых и нудные общественные мероприятия, на которых человек его положения обязан был присутствовать, и эта обязанность вызывала у него отвращение.
В салоне автомобиля царила полутьма, и лицо Гутманна освещал лишь свет приборной доски. Талес внимательно посмотрел на него и спросил:
– Вы ведь не жалеете, что приняли решение отправиться сюда?
– Ни в коем случае, – тут же ответил Гутманн, чтобы в мысли его сопровождающего не закрались сомнения, – я лишь жутко устал. Перелет, затем долгая поездка в автомобиле…
Высоко над ними внезапно появились огни, мерцавшие в темноте, словно крохотные светлячки июньским вечером.
– Это Лейбетра, – сказал Талес, указывая на них рукой, и через некоторое время добавил: – У вас еще есть время, подумайте. Вы пока что можете изменить свое решение…
Но Гутманн прервал его:
– Здесь не над чем думать! Мое решение окончательное.
– Отлично, – усмехнулся Талес, – я лишь хотел напомнить ним, что обратного пути нет. По-моему, я объяснил данное условие достаточно подробно.
Гутманн видел, как приближаются огни. Лейбетра! Его сердце выскакивало из груди, а волнение нельзя было передать словами. За последние дни он так много слышал об этом месте. Талес рассказал ему, какие люди собрались здесь, в этом монастыре. Хотя разве это монастырь? Талес называл его крепостью их ордена, и такое определение, по всей видимости, подходило гораздо больше.
– Скажите, вам приходилось сталкиваться со случаями, когда один из членов вашего ордена…
