ради той, главной задачи следует оставить в стороне от решения древлянского вопроса, к которому рано или поздно вернется великий князь. Значит, остается одно– немедленно скакать в Киев для тайной встречи с Берсенем. Но без личного разрешения князя Игоря Свенельд не имеет права оставить дружину даже на считанные дни. Значит, надо испросить это разрешение, сославшись, скажем, на тоску по жене и детям.
Свенельд всегда добросовестно продумывал свои решения, а решив, как именно следует поступать, никогда не откладывал действий. И уже на следующее утро поспешил в загородную усадьбу Игоря, куда князь перебрался, получив столь щедрый подарок от Византии.
– Ну, что там еще? – с неудовольствием спросил он, как только воевода вошел в его покои.
– До меня дошел слух, великий князь, что моя жена скрывает от меня свою болезнь. Разреши проведать ее, я давно не был дома, и это меня беспокоит
– Я повелел тебе готовить обе дружины к походу против древлян, воевода.
Игорь велел Свенельду готовить только собственную дружину. О дружине княжеской ничего сказано не было Но Свенельд лишь молча поклонился Кажется, великому князю понравилась покорность обычно довольно строптивого воеводы.
– Три дня Через три дня ты явишься ко мне, и мы окончательно решим о твоем походе к этому… Да, Гремячему броду.
– Будет, как ты повелел, Свенельд еще раз поклонился, прижав правую руку к сердцу
– Ступай
Через час воевода выехал в Киев Следовало, конечно, ехать вместе с верным Ярышем, но Ярыш должен был пока наблюдать, что творится в усадьбе Ольги Кроме того, мельком сверкнул какой-то особенный взгляд князя, поймав который, Свенельд сразу понял, что имя Ярыша – не для вечно недоверчивых ушей Игоря. Тогда промолчал, а утром, подумав, взял с собою Мстишу, что уж никак не могло обеспокоить князя Игоря. Отец с сыном ехали проведать захворавшую мать по его же разрешению, что выглядело вполне естественным делом.
О том, что он берет Мстишу с собой, воевода сказал, когда седлали коней Сын очень обрадовался, кинулся собираться, но повидать матушку ему было не суждено Едва отьехав от Игорева стана, Свенельд придержал коня.
– О чем скажу – тебе молчать Прямо отсюда, коня не жалея, поскачешь к древлянскому князю Малу. Передашь ему мой низкий поклон и – только ему! – сообщишь, что великий князь затевает поход. А меня с дружиной посылает в обход через Гремячий брод Я тот брод переходить не буду, но Мал пусть соберет против Игоря все силы Думаю, что Игорь в бой вступать не станет, потому что не в этом его цель Его цель руками славян уничтожить мою дружину. Запомнил?
– Запомнил, отец
– Слово в слово передай Малу. Постарайся стать его любимцем. Живи в Искоростени, пока я не разрешу вернуться в Киев. Ты все понял, Мстиша?
– Я все понял, отец.
– Скачи. И поспешай.
Воевода подождал, пока Мстислав не исчез в лесу, и медленно тронул коня. До Киева оставалось совсем немного, и он думал, где и, главное, как ему лучше всего встретиться с Берсенем. Об этой встрече непременно доложат великому князю, начнутся вопросы и уточнения, и… И уже въезжая в Киев, воевода сообразил вдруг, что мудрствует он понапрасну: Бер-сень был родным братом Всеславы, жены Свенельда, а потому его появление в усадьбе воеводы было вполне естественным даже для неестественно подозрительного князя Игоря.
Всеслава несказанно обрадовалась прибытию самых дорогих и любимых, но, увы, нечастых гостей. Тотчас же послала челядь накрывать стол в трапезной, сияла улыбкой на заметно пополневшем лице и все время махала руками. Она всегда была искренна и безгрешна в выражении собственных чувств, гости отлично знали об этой ее слабости, но сегодня Свенельда она почему-то раздражала.
– Ой, любезные мои! Ой, дорогие вы мои!
– Нам с Берсенем надо поговорить, – сухо заметил воевода.
– Потрапезуем, и поговорите. И ты с дороги, мой Свенди, да и брата вижу редко.
– Служба, сестра, – улыбнулся Берсень.
Трапеза была обильной, но мужчины знали, ради чего они встретились, и поэтому пили фряжское вино, сказав Всеславе, чтобы убрала подальше хмельные медовые перевары. Разговор шел о детях, семьях, здоровье. Оба избегали говорить об ином не только потому, что Всеславе нравилась сложившаяся беседа, но главным образом потому, что свои мысли оба предпочитали высказывать наедине. И как только приличие позволило поблагодарить хозяйку, тут же удалились в личные покои Свенельда.
– Как твой глаз? – спросил Свенельд, размышляя, как удобнее начать разговор.
– Которого нет? – усмехнулся Берсень.
Два года назад он выезжал с дружиной великого князя навстречу новой кочевой орде, прорвавшейся сквозь заслоны хазар в Дикую Степь. Кочевники называли себя печенегами. Игорь по совету Берсеня решил начать с переговоров, прежде чем хвататься за мечи. Печенеги от встречи не отказались, и великий князь выслал на переговоры Берсеня. Однако какой-то шальной степняк, то ли не разобравшись, то ли из несогласия, встретил посла стрелой на подъезде. Стрела угодила Берсеню в глаз, но переговоры все же состоялись, и Игорю удалось спровадить кочевников к Дунаю, чтобы вдосталь погарцевали перед болгарской и византийской пограничными заставами.
Свенельд коротко поведал побратиму свои опасения.
– То, что ты послал к древлянам Мстишу неплохо, – задумчиво сказал Берсень, внимательно выслушав воеводу. – Но одного этого может и не хватить. Великий князь в их глазах куда больше важит, чем мой племяш. Теперь и славяне взвешивать умеют, научили вы, русы, их взвешивать.
– Какой я рус, – усмехнулся Свенельд. – Мать – славянка, отца не помню.
– Для славян ты – всегда рус, – вздохнул Берсень. – Как любой начальник из Киева.
– Советуй. За тем и приехал.
– Мстиша – это неплохо, очень неплохо, – вслух рассуждал великокняжеский думец. – Только…
Надо искать прямой ход к князю Малу, Свенди. Мал умен, расчетлив, хитер, но ради пользы племени своего древлянского всегда готов шагнуть навстречу. У тебя есть такая «польза», которая может соблазнить князя Мала?
– Надо подумать.
– Вот и думай. И пусть эта дума станет главной для тебя. А то и впрямь угодишь на Гремячий брод меж двух сторон.
– Я собираю полюдье на древлянах, – задумчиво сказал воевода. – Его пожаловал мне Игорь. Правда, мне сначала пришлось разгромить древлян.
– Разгромы забываются, Свенди, – усмехнулся Берсень. – А полюдье не забывается никогда, потому что твоя дружина каждую осень напоминает им об этом.
– Но я не могу отказаться от полюдья, жалованного мне великим князем.
– Но ты можешь уменьшить его, воевода. При-мучь еще кого-ни6удь из славян. Кажется, уличи до сих пор все еще балуют по своей воле. Думай, Свенди, думай. И болыг всего думай о том, как упреждать каждый Игорг шаг. Ведь за ним – должок твоему роду внук Труьора Белоголового.
– И сын Сигурда, ослепшего в порубе, – тихо добавил Свенельд и вздохнул. – Дума твоя хороша, шурин мой дорогой, только как же я мимо Игоревых соглядатаев к древлянскому князю попаду?
– Отправить Игоря на войну, – подумав, сказал Берсень. – Небольшую, легкую. Такую, чтобы ему помощь твоей дружины не понадобилась и чтобы слава одному великому князю досталась. Значит, придется примучитъ кого-либо из славян. Они сейчас ослаблены, с любым племенем одна княжеская дружина справится. Кроме, пожалуй, яростных вятичей.
– Славяне безропотно платят дань и отдают полюдье. Игорь доволен славянской тишиной, Берсень. И воевать не пойдет, не за чтб ему их примучивать.
