числом. Моя интуиция говорит (!), что человек, завоевавший Пруссии место под солнцем, не мог обладать такими склонностями, как слабовольный гомосексуализм».
Как видим, Гиммлеру были чужды традиционные научные методики. «Чтобы исследователю доказать тот или иной тезис, — полагал Гиммлер, — ему необходимо взять только один из сотен тысяч фрагментов мозаики, из которых состоит космос и складывается общая картина возникновения и развития мира». Если же ученый имел наглость обратиться к общепризнанным методикам и в ходе исследования менял тезис, выдвинутый Гиммлером, то полученные результаты были абсолютно бесполезными для рейхсфюрера. К подобным смельчакам шеф СС испытывал лишь презрительное отвращение. «Это трагическая судьба ученого, — говорит Гиммлер, — всю жизнь проводить исследование и, когда, казалось бы, все закончено, обнаружить, что он шел по ложному пути».
Отношение Гиммлера к ученым было всегда неоднозначным. С одной стороны, он полагал, что они будут благодарны ему за благосклонное отношение. Он пытался привлечь на свою сторону таких корифеев науки, как физик Вернер Хайзенберг. Одновременно с этим он мог поддерживать связь с мистиками и представителями различных эзотерических организаций. «Есть многие вещи, — писал Гиммлер в 1958 году министру Вакеру, — которые мы не в состоянии понять. Но их необходимо использовать, в том числе силами дилетантов». Это «в том числе» указывало на тайное желание Гиммлера заменить тщеславных шарлатанов высокообразованными специалистами, которые бы, идя навстречу пожеланиям руководства СС, смогли придать этим идеям академический лоск.
Осенью 1934 года Гиммлер, как и Вирт, оказался в сложной ситуации. Он был вынужден выбирать между непрофессиональными исследователями, безоговорочно поддерживающими новый режим, и маститыми учеными, лояльными молодому рейхсфюреру. К числу последних относились такие профессора, как Александр Лангсдорф и Ганс Шляйф. Именно они были назначены Гиммлером референтами по вопросам раскопок древнегерманских археологических памятников. О Лангсдорфе его коллеги вспоминали как об интересной, идеалистичной и симпатичной личности. Он был весьма странной фигурой в истории германского национал-социализма. Ровесник века, он родился в 1898 году. С ранней юности он придерживался радикальных националистических взглядов. После войны, в 1920 году, он опубликовал свою автобиографию под псевдонимом Сандро. Отказавшись от традиционной формы мемуаров, он изложил свою историю побега из французского плена в виде приключенческого романа. 9 ноября 1923 года он участвовал в гитлеровском путче — с этого времени он поддерживал с рейхсфюрером СС тесные и дружеские связи. Как специалист по древней истории он проявил себя в 1927 году, когда защитил в Марбурге диссертацию, написанную под руководством известного археолога Пауля Якобштиля. Два года спустя в соавторстве со своим руководителем он издал научную работу, посвященную этрусской культуре. В 1932 году он начал свою карьеру университетского преподавателя (до этого он работал хранителем в Берлинском музее древней истории). После прихода к власти нацистов он стал постоянным автором эсэсовского журнала «Черный корпус», поступив в распоряжение персонального штаба рейхсфюрера СС.
Жизнь Ганса Шляйфа была менее живописна. Он был простым инженером-строителем, который проявлял живой интерес к архитектуре древности. Как и Лангсдорф, он был подчинен лично Гиммлеру. Сближение со специалистами по древней истории объясняется тем, что Гиммлер хотел противостоять притязаниям Альфреда Розенберга, претендовавшего на монополию в изучении истории. С одной стороны, их, хотя и являвшихся националистами, должны были пугать узкодилетантские взгляды Гиммлера. Но с другой стороны, доктринерство и догматизм Розенберга были еще более чудовищными. По этой причине ученым приходилось выбирать наименьшее из двух зол. 24 января 1934 года Розенберг был назначен уполномоченным за контролем по вопросам общего и духовного обучения в партии. Эта должность позволяла ему оказывать прямое влияние на историков. Именно это испугало Лангсдорфа и Шляйфа, качнув маятник их симпатий в сторону Гиммлера.
Розенберг, как и Гиммлер, внимательно следил за этнографическими и историческими работами того времени. Он ставил перед собой вполне конкретную цель: опираясь на собственные религиозно- политические воззрения, он хотел создать новую германскую религию. Уже одного этого было достаточно, чтобы стать конкурентом Гиммлера. По мнению Розенберга, все исторические исследования, подобно общественной жизни Германии, должны были быть преобразованы на новый манер, а контролировать их должно его ведомство. Для осуществления этих задач Розенберг привлек на свою сторону молодого историка Ганса Рейнерта.
Ганс Рейнерт родился в 1900 году. В науку его ввел такой известный ученый, как Густав Коссина. В 1925 году Рейнерт уже приват-доцент в Тюбингенском университете, а в 1929 году — соавтор популярного справочника по археологическим стоянкам Верхней Швабии. Заслуга Рейнерта и его учителя состояла в том, что они открыли для немецких археологов Германию (в то время историки проявляли в основном интерес к античному миру и цивилизациям Древнего Востока). Под влиянием Коссины в науке начало формироваться «фёлькише»направление, которое занималось изучением исключительно германского исторического наследия. Это направление было вполне закономерной реакцией на традиционные взгляды ряда ученых, пренебрегавших немецким прошлым и превозносивших классическую античность. Коссина сформулировал новую методику этнической трактовки прошлого. Его теория, названная «поселковой археологией», предполагала необходимость четкого разграничения культурных провинций, позже на базе которых сформировались племена и народы. Согласно его взглядам, Германия была сформирована из двух культурных провинций: Шлезвиг-Гольштейна и Ютландии. После поражения Германии в мировой войне его взгляды воспринимались как последовательное проявление национализма. Политическая конъюнктура привела к тому, что его ученики исказили идеи учителя. В ответ на это ряд ученых пытались возразить, что германская история формировалась в том числе и под влиянием таких факторов, как греческая философия, римская культура и христианское мировоззрение. Но их голоса потонули в хоре общей критики, где Рейнерт, решивший возродить наследие своего покойного учителя, играл не последнюю роль.
Среди ученых, которые пытались противостоять националистическим тенденциям в науке, выделялся Карл Шухарт. В отличие от своего старого противника Коссины, этот ученый имел многолетний опыт археологических раскопок в Риме и обладал научно выверенной методикой. Именно Шухарт в 1902 году стал инициатором создания при Археологической институте Франкфурта «Римско-германской комиссии». В 1908 году ученый был назначен директором Отдела истории Древнего Рима в Берлинском этнографическом музее (на это место постоянно претендовал Коссина). Наследником на посту директора отдела стал Вильгельм Унферзагт, который превратил эту структуру в самостоятельный музей. Как говорилось выше, в этом музее до 1932 года работал хранителем один из референтов Гиммлера, Александр Лангсдорф.
Эти хитросплетения и научное соперничество предопределили неприязненные отношения между Лангсдорфом и Рейнертом. Последний являлся выразителем «восточногерманского направления», поддерживаемого эпигонами Коссины. Им противостояли сторонники «западногерманского направления», сплотившиеся вокруг Теодора Виганда. В Шляйфе и Лангсдорфе, проводивших раскопки под эгидой СС, Рейнерт не без основания видел потенциальных союзников Виганда.
Эти противоречия не ограничивались чисто научными вопросами — постепенно они стали принимать политический характер. В 1932 году Рейнерт создал «Имперскую группу древней истории», которая вошла составной частью в розенберговский «Союз борьбы за немецкую культуру». В рамках данной организации была предпринята попытка сплотить всех историков-националистов. Тогда Рейнерт опубликовал в «Национал-социалистическом ежемесячнике» план тотальной перестройки всего изучения истории. Он начал проводить его в жизнь сразу же после прихода нацистов к власти. В 1933 году при Прусском министерстве культуры был создан «Имперский институт древней и древнейшей истории». Но месяц спустя сотрудничество между институтом и министерством закончилось: Виганду удалось перетянуть на свою сторону имперского министра Бернхардта Руста. Не желая сдавать позиции, Рейнерт сформировал «Имперский союз древней истории» и усилил свое влияние за счет расширения созданного еще при жизни Коссины «Общества немецкой древней истории» (этот шаг был санкционирован партией). В 1934 году обе эти структуры фактически исполняли обязанности отделов ведомства Розенберга. В это же время Гиммлер ввел Лангсдорфа в свой персональный штаб. Новый сотрудник штаба должен был наблюдать за ходом специальных раскопок, проводимых с ведома СС. Можно уверенно сказать, что Лангсдорф осознанно вступил в СС, чтобы, используя противоречия между своим шефом и Розенбергом, одержать верх над Рейнертом.
