канаве, откуда удобно было бить навесным огнем, расчеты противотанковых ружей также выбрали малоуязвимую позицию. Напротив моста залег взвод Рудольфа Зайца со станковым пулеметом.
— Как настроение, братья славяне? — спросил я, подъехав.
— Отличное, товарищ командир! — отрапортовал комвзвода.
— Ваш участок очень важный, — сказал я. — Без приказа ни шагу назад!
— Умрем, но не отступим! — заверил Рудольф. Я отъехал успокоенный. На чехов и их товарищей по взводу можно было положиться.
На противоположном берегу раздался гул моторов. Я поскакал на командный пункт, спешился и залег. Орлика коновод увел в кусты.
Передо мной далеко на запад уходила белая лента шоссе. По нему двигалось несколько черных пятнышек. Я посмотрел в бинокль. К реке медленно приближались немецкие мотоциклисты. Ехали осторожно, боязливо оглядываясь по сторонам. Достигли минного поля, и один подорвался. Другие в испуге застрочили из пулеметов, развернулись и помчались назад.
Появились три танка и самоходное орудие. Первый танк напоролся на мину, закружился на месте и замер. Остальные танки и самоходка открыли огонь, снаряды рвались за нашими спинами, мы молчали. Под прикрытием брони к реке вышла пехота и начала накапливаться на берегу.
— Огонь! — подал я команду отрядам.
Партизаны ударили из всех видов оружия. Пехота залегла и стала окапываться. От танков отскакивали ярко светящиеся искры. Тем временем на шоссе появилась автоколонна с новыми пехотинцами, которые стали выгружаться. Начальник штаба Козлов побежал к пулеметчикам у дороги и приказал сосредоточить огонь на свежих силах. Несмотря на меткую, густую завесу свинца, враг, превосходивший нас численностью примерно втрое, сосредоточивался на западном берегу Случи, готовясь к решительному броску через реку. А как у меня на флангах?
Из отряда имени Фрунзе прибежал связной с запиской: «Противник обстреливает нас полевой артиллерией, накапливается на берегу и готовится переправиться через реку. Есть убитые». Та же самая ситуация. Я ответил коротко: «Держитесь». А как там комбриг Каледа? Посланный к нему Анатолий Чернов вернулся и доложил, что он обороняется успешно, об отступлении не думает.
После воздушного налета противник бросился на штурм партизанских позиций. Его передовые группы форсировали водную преграду, но, не успев закрепиться на восточном берегу, были уничтожены. Это охладило воинский пыл карателей. Они отошли и притихли. Мы поужинали и с наступлением темноты выслали в сторону врага разведку.
Она доложила, что противник пытается перейти реку вброд, слышен тихий плеск воды. В небо тотчас взвились наши ракеты. Пулеметчики открыли огонь по тем, кто пробирался к берегу и кто уже выполз на него. Фашисты бросились наутек. На нашем берегу в яме спряталось шесть солдат. Я приказал Меньшикову взять их в плен. Через полчаса пятеро были приведены на командный пункт. Карл Антонович стал допрашивать их, мокрых, оглохших от стрельбы, напуганных мощным партизанским отпором.
Пленные рассказали, что офицеры внушили им, будто у партизан всего по пять патронов на человека и поэтому на них можно смело идти и ничего не бояться. Но солдаты убедились на собственном опыте, что их обманули. Партизанский огонь был ужасным. Каратели подтвердили, что их дивизия переброшена с фронта, из-под Бобруйска. Против партизан посланы пехота, танковая бригада, шесть авиаэскадрилий, артиллерия и даже инженерные части для расчистки завалов на дорогах.
После допроса мы отвели пленных в безопасное место и приставили к ним охрану.
На рассвете немцы начали орудийный обстрел. Упавший в расположении роты Малева снаряд убил двух бойцов. Закончив артподготовку, противник пошел в атаку. Связной из соседнего отряда имени Щорса сообщил, что на их участке врагу удалось переправиться через Случь. Мы поняли, что обстановка изменилась не в нашу пользу и надо отходить. Отражая атаки, отряды отступили к деревне Селище и заняли оборону на опушке леса. К вечеру разведчики доложили, что каратели крупными силами перекрыли шоссе Бобруйск — Слуцк и Минск — Слуцк, тем самым замкнув кольцо блокады. Нам оставалось лишь надеяться на прорыв.
3 июня, в теплый солнечный день, обстановка еще более усложнилась. Разведчики Юлиан Жардецкий и Павел Рулинский узнали, что в нашем тылу фашисты заняли деревню Нисподянку. Этого нам еще не хватало!
— Надо выбить врага оттуда, — сказал я начальнику штаба Козлову. — Но больше роты я снять с позиций не могу.
— Дайте роту, я сам ее поведу, — ответил капитан.
Мы вывели из обороны роту Сидорова, усилили ее автоматчиками, и Козлов повел бойцов на штурм деревни. Партизанская атака была сокрушительной, противник бежал из Нисподянки, теряя убитых и раненых. Козлов вернулся на командный пункт, а Сидоров с ротой остался в отбитой деревне, надежно прикрыв нам тыл.
Линия обороны трех отрядов вытянулась на два километра. Наши боевые порядки не отличались плотностью, но зато воинский дух партизан был чрезвычайно высок. Противник беспрерывно подтягивал резервы, технику, нам же надеяться на подкрепление не приходилось, мы рассчитывали только на самих себя, а потому стояли насмерть.
В двух атаках неприятель потерял 40 солдат и офицеров. Отразили мы и третью атаку. В пять часов вечера 3 июня я получил донесение от комбрига Каледы: «Товарищ Градов, в 16.00 немцы прорвали оборону на участке моей бригады, заняли деревни Рудицу и Сыровадное и направились с востока в лес, к вам в тыл. Каледа».
Сообщение было из рук вон плохим. Но как упрекнешь соседей, если знаешь, что они несколько дней мужественно противостояли превосходящим силам врага?
Командование спецотряда приняло решение оставить Гресский лес. В окрестные деревни послали связных предупредить крестьян, что отступаем, пусть они тоже уходят, прячут имущество от фашистских грабителей. Семейный лагерь мы заблаговременно перевели в недоступные карателям глухие болота.
Спустя час после известия от Каледы все три отряда оставили позиции. Противник, заметив это, кинулся в атаку под пули группы прикрытия, наскочил на мины, потерял десяток солдат, три подводы с боеприпасами и отстал от партизан.
Остановились близ деревни Кошели. Пришла сюда и бригада имени Суворова. Анатолий Каледа был расстроен необходимостью отступать, но радовался встрече. Скоро нас стало еще больше: отошли за реку Птичь в нашем направлении бригады «Буревестник», «Беларусь», Вторая и Третья Минские, несколько подпольных райкомов партии.
Утром подпольный горком созвал на совещание командиров и комиссаров бригад, секретарей подпольных райкомов. Не было среди нас только И. В. Арестовича, его бригада имени Фрунзе сражалась между дорогами Бобруйск — Слуцк и Осиповичи — Бобовня.
Командиры и партийные руководители, обменявшись мнениями, пришли к выводу, что в данной обстановке надо резко изменить тактику партизанских действий. Враг значительно превосходит нас в живой силе, а в технике и подавно. Отсюда следует, что в открытый бой с ним вступать нецелесообразно. Лучше всего прорываться из окружения и нападать на карателей с тыла. Это будет и смело, и неожиданно, и по-партизански.
На совещании определили боевую задачу для всех соединений. Бригады «Буревестник» и Третья Минская прорываются через Вороничские болота и выходят в тыл врагу в Узденском районе. Бригада имени Суворова через шоссе Минск Слуцк заходит в тыл противнику в Копыльском районе и соединяется там с бригадой Шестопалова. Бригаде имени Фрунзе через Каледу передали указание сманеврировать, выйти в тылы фашистской группировки и наносить ей удары методом засад.
Спецотряд, бригады «Беларусь» и Вторая Минская, подпольные райкомы и горком должны были с боем прорваться в Осиповичский район, повернуть и бить карателей с тыла. Создали штаб соединения, в который вошли секретари горкома Лещеня и Машков, комбриги Андреев, Юрковцев и я. Командование соединением штаб поручил мне.
В нем насчитывалось более 5 тысяч партизан, кроме того, по пути к бригадам присоединялись женщины с детьми из семейных лагерей и окрестных деревень. Сила большая и громоздкая в условиях вражеского тыла и сжимающейся фашистской блокады. Продовольствие иссякло, кончались боеприпасы. В
