уложили раненого. При свете карманного фонаря Лаврик перевязал ему раны. Лицо Карла Антоновича приняло восковой оттенок.
— Держись, Карл Антонович, — тихонько сказал я.
Добрицгофер приоткрыл глаза, хотел что-то сказать, но едва смог пошевелить запекшимися, окровавленными губами.
— Для выздоровления необходим полный покой и хороший уход, не говоря уже о питании, — шепнул мне Лаврик.
Что-то сдавило мне горло. Я вышел из палатки. «Необходим полный покой. Разве его здесь найдешь?» — раздумывал я.
Меньшикова и Николаева все еще не было. Выслали разведчиков. Выйдя на опушку, они услышали тихий разговор и по голосам узнали товарищей. Это была группа Николаева.
Рассвело. Нудно и медленно тянулось время. В шалаше, забывшись, стонал Карл Антонович. Отряд подготовился к обороне. Разведчики облазили весь лес поблизости, а Меньшикова не нашли. «Стало быть, он перешел железную дорогу», — заключили мы.
По деревням и селам в поисках партизан свирепствовал борисовский карательный отряд.
Я решил Меньшикова больше не ждать. Он знал конечный пункт похода, намеченные стоянки, знал и людей в Червенском и Пуховичском районах, через которых в случае необходимости мог с нами связаться.
Наибольшую тревогу вызывало состояние Карла Антоновича. Его надо было устроить куда-либо в безопасное место. Ночью мы зашли на хутор лесника Захара Алексеевича Акулича, расположенный в лесу, у дороги, по которой часто ездили немцы. Вокруг усадьбы виднелись свежие следы грузовых машин. Рискованно заходить, но иного выхода нет.
Постучали в окно. Щелкнул замок, и открылась дверь. При свете зажженной спички увидели перед собой худощавого человека в крестьянской рубашке.
— Что нужно? — спросил он спросонья.
Я вошел в избу, электрическим фонариком осветил комнату. Хныкали разбуженные дети. За деревянной перегородкой жена Акулича держала на руках грудного ребенка и с испугом смотрела на меня.
— Не бойся, мамаша, мы свои люди, партизаны, — сказал Луньков. — Нет ли у вас горячей воды? У нас ранен товарищ, нужно обмыть и перевязать раны.
Женщина отдала стоявшей около нее девочке ребенка и, надев юбку, загремела горшками. Хозяин вышел во двор, увел в сарай надрывавшуюся от лая собаку. Карла Антоновича внесли в дом, положили на стол. Тяжело дыша, он едва смог глотнуть липового чая. Дальше нести его не было возможности.
— Часто у вас бывают немцы? — спросил я хозяина.
— Часто. То за дровами, а то просто останавливаются на ночь. Ведь мы у самой дороги, — как бы оправдываясь, говорил лесник.
Я достал карту: поблизости не было ни одной усадьбы, а в деревне у нас нет проверенных людей, нести туда раненого неразумно. Подумав, вызвал хозяина во двор.
— Когда последний раз были немцы?
— Часа два назад, — ответил он.
— Откуда приезжали?
— Откуда — не знаю, но видел, как они ехали со стороны Жодино к Минску.
— Вы советский гражданин, а мы партизаны. Примите нашего раненого товарища, — попросил я.
— Что вы партизаны — верю, но бойца вашего не приму, — угрюмо ответил хозяин и отступил на шаг.
— Почему?
— Сами видите: живу у дороги, немцы каждый день бывают. Найдут бойца — не только ему, всем нам петля. Думайте обо мне что хотите, а принять не могу.
— Наш товарищ пролил кровь за вас и ваших детей. Люди грудью бросаются на вражеские пулеметы, а вы в трудную минуту не хотите помочь партизанам сохранить жизнь советского патриота.
Я чувствовал, что лесник колеблется. Помолчав, он сказал:
— Как хотите, а в хозяйстве его укрыть нельзя: или кто заметит, или дети проболтаются, мало ли чего может быть.
Я и сам уже склонялся к выводу что лесник прав — в его доме раненого укрыть нельзя. Тогда я предложил спрятать его недалеко от хозяйства.
— Ну, спрячу. А что дальше? — спросил Акулич.
— Вы должны его скрывать от всех, в том числе и от своей семьи, приносить ему пищу, делать перевязки.
— Кормить? Чем же я его буду кормить, когда мы сами голодаем, а раненому нужны будут яйца, молоко? — возразил он.
Я вынул из сумки пачку немецких марок и отдал Акуличу.
— За это можно купить?
— Можно.
— Только смотрите, осторожней покупайте, чтобы не пало подозрение, и пусть лучше семья тоже не знает ничего о деньгах.
Акулич согласился. Я строго предупредил его:
— Смотри, друг, оккупанты нагрянули и уберутся, а Советская власть была, есть и будет. Если предашь — тебя все равно настигнет карающая рука народа.
Акулич угрюмо, но твердо сказал, что предателем он не был и не будет.
Вместе с ним мы нашли подходящее место, быстро сделали землянку, тщательно замаскировали.
Я представлял себе состояние Карла Антоновича. Остаться тяжелораненым, беспомощным у неизвестного человека было нелегко. Но он держался молодцом и даже пытался шутить. Перед уходом Лаврик еще раз тщательно перевязал ему раны, оставил достаточное количество медикаментов и бинтов, а я — немецкие марки и продукты на первое время. Карл Антонович отдал мне автомат, маузер, а две гранаты оставил себе.
— Коли придется уходить из этого мира, парочку фашистов с собой прихвачу.
Прощаясь, я едва сдержал слезы:
— Выздоравливай, Карл Антонович. Через месяц пришлем за тобой, можешь быть спокоен.
— Еще повоюем вместе. Рот фронт! — тихо проговорил он.
С Захаром Алексеевичем Акуличем договорились, что он отдаст Добрицгофера только по условленному паролю. Перед рассветом отряд вышел в направлении деревень Большие и Малые Олешники, находящихся в тридцати километрах от Минска. По пути зашли в деревню Точилище и, достав продукты, двинулись дальше.
29 апреля 1942 года мы прибыли в район Олешников, примерно в 18 километрах от Логойска. От населения узнали, что в этих местах находится десантная группа с красными звездочками на шапках.
«Не группа ли Меньшикова бродит здесь?» — мелькнула надежда.
Тут нам снова пришлось убедиться, что если мы, посланцы Большой земли, ищем себе опору среди местного населения, то и оно в свою очередь стремится объединиться с нами. Наш отряд пополнился здесь хорошим бойцом — политруком Мацкевичем.
Узнав о продвижении какого-то партизанского отряда, который останавливался в Точилищах, Гавриил Михайлович Мацкевич решил примкнуть к нему. За ним следила полиция. Взяв рыболовные снасти, чтобы не вызвать подозрения, он вместе с отцом отправился на поиски партизан. За деревней Точилище на лесной тропинке заметил следы сапог. Обрадовавшись такой удаче, пошел по следу и вскоре наткнулся на двух человек в военной форме с автоматами в руках. Один из партизан, Иван Розум, оказался его земляком. Партизаны привели Мацкевича в отряд.
Мы узнали, что Мацкевич — уроженец деревни Каминка Минской области. Отец его крестьянин. Мацкевич окончил Борисовское педагогическое училище и работал учителем в совхозе «Шипьяны» Смолевичского района. Перед войной его призвали в Красную Армию, направили в Ленинградское
