воспользоваться амнистией. Но когда Челенк, освобожденный болгарами, неожиданно появился в Стамбуле, он был тут же арестован и обвинен в незаконной торговле оружием и наркотиками. Военный прокурор потребовал смертной казни, и Челенк мог оказаться таким образом последним подсудимым, приговоренным к смерти на основании турецких законов о военном положении — эти чрезвычайные меры были отменены в стране два часа спустя после официального открытия военными властями 19 июля судебного следствия по делу Б. Челенка. Через два дня после прибытия в Турцию Челенк был вызван для дачи показаний в качестве свидетеля на новом, третьем по счету процессе по делу об убийстве турецкого журналиста Абди Ипекчи. Он плохо себя чувствовал, и военный трибунал позволил ему говорить сидя, что является исключением для турецких военных судов. У него был сердечный приступ, но никто не предложил отправить его в больницу. Находившийся в Анкаре итальянский прокурор А. Марини, ведущий дело о покушении на папу, отложил допрос Челенка на более позднее время, мотивируя перенесение допроса плохим состоянием здоровья обвиняемого, и отбыл 15 июля из Турции. На судебном процессе, открывшемся 18 сентября 1985 г. в военном трибунале Анкары, Челенк по-прежнему отрицал, что когда-либо был знаком с Агджой и что принимал какое-либо участие в организации покушения в Ватикане. Через своих адвокатов он направил в римский суд устное сообщение, что намерен многое раскрыть в связи с закулисной игрой по делу о покушении на папу. Может быть, именно это сообщение и было его смертным приговором. Суд в Риме предложил провести допрос обвиняемого 6 ноября, но турецкие власти не дали ответа. Только после неоднократного вмешательства итальянского министерства иностранных дел они сообщили, что могут предоставить его в распоряжение суда, но предварительно хотят знать, какие вопросы будут заданы Челенку. Из-за этой процедуры допрос был отложен больше чем на месяц, а между тем Челенк умер, как умер и Генри Ар-сан, сраженный инфарктом. Челенк исчез после того, как сбежавший из Италии в США один из недавних заправил манипуляциями итальянских специальных служб Франческо Пацьенца заявил, что и он готов дать показания, и после того, как суд в Риме серьезно отнесся к вероятности того, что действия Али Агджи «направлялись» итальянскими и западными спецслужбами с целью создания «болгарского следа» и обвинения Челенка как организатора покушения.
Вряд ли кому-то удастся воспроизвести логическую картину проходившего в Риме второго судебного процесса по делу о покушении на Иоанна Павла
II. Можно сказать, что суд шел извилистой дорогой «показаний» неофашиста Агджи, который, по заявлениям самих итальянских судей, делал все для того, чтобы завести судебное разбирательство в тупик.
Если на любого преступника смотришь с неприязнью, то Агджа вызывал особые чувства. Вот он в сопровождении двух карабинеров проходит вдоль рядов, на которых расположились аккредитованные на процессе журналисты, садится на легкий пластиковый стул перед столом председателя суда Северино Сантиапики и начинает входить в свою очередную роль.
Никто не был в состоянии сказать наперед, каким через минуту будет Агджа. В первый же день суда в ответ на конкретный вопрос председателя, от кого он получил пистолет, из которого стрелял в папу, Агджа вдруг объявил себя пророком, предрек миру скорый апокалипсис и потребовал закрыть заседание, отложив его на следующий день. Падкая на сенсации буржуазная пресса разнесла видеозапись шокирующего бреда Агджи по всему свету. В стенограмме суда это заявление выглядит следующим образом: «Я — новое воплощение Иисуса Христа и возвещаю конец света. При нынешнем поколении мир будет разрушен, человечеству остались считанные годы существования. Вы можете считать меня сумасшедшим, но подумайте о том, что сам папа римский приходил ко мне в тюремную камеру, и я рассказал ему, что Всевышний ниспослал мне видение распятия, воскрешения и вознесения. Папа римский спросил меня, когда это было, не сказал мне: «Ты — безумец». Я жду ответа от Ватикана. Если ответом будет молчание, я продолжу свои показания. Если же мои слова будут опровергнуты, я не смогу больше говорить.»
Так начал свои показания на судебном процессе по «делу Антонова» турецкий террорист. Заявление Агджи нельзя было считать хорошим началом ни для представителей обвинения, ни для суда. Но что все же оно означает? Сумасшедший? Валяет дурака? Или же Агджа попросту тянул время, а его слова — условный сигнал для тех, кто понимал их истинный смысл? В итальянской прессе высказывалось предположение, что турецкий террорист может назвать какое-то высокопоставленное лицо, замешанное в покушении, и разыгранный им спектакль — зашифрованная угроза его сообщникам, оставшимся вне поля зрения следствия и достаточно могущественным, чтобы помочь Агдже в его незавидном положении. Недаром в материалах следствия говорилось, что Агджа скрывает часть истины, чтобы в нужный момент использовать ее как выкуп за свое освобождение.
По мнению софийского адвоката Александра Доспевского, который присутствовал на процессе в Риме как юридический советник обвиняемого болгарина Сергея Антонова, заявления Агджи в суде имели определенную цель. «Из вопросов, которые судья Сантиапики задает турецкому террористу, и из частных рассуждений, которыми он иногда сопровождает свои вопросы, можно сделать вывод, что председатель суда воспринимает ряд заявлений Агджи как призыв к его соучастникам — организации или отдельным лицам, — сказал журналистам А. Доспевский. — Существует даже предположение, что и Агджа получает послания извне. Потому что на вопрос судьи Сантиапики о том, откуда он знает, что похищенная дочь служителя Ватикана Эммануэла Орланди жива, турецкий неофашист ответил: «Я читаю газеты и из газет узнаю об этом». Подобные слова можно интерпретировать однозначно: в определенной газете или газетах Агджа читает закодированные специально для него послания».
Продолжительное нервное напряжение Агджи — из-за изматывающей тактики ведения допроса судьями и постоянной необходимости как-то связывать концы с концами в своих нескончаемых противоречивых «признаниях» — давало о себе знать, и время от времени преступник проговаривался, терял самоконтроль. Отдельные заседания суда запомнились присутствующим из-за таинственных, в сущности необычно откровенных выступлений Агджи.
Из стенограммы судебного заседания в Риме 15 июля 1985 г.
Прокурор хочет знать, почему Агджа, который все претендует, что долгое время скрывал своих соучастников, чтобы не пострадал никто другой, кроме него, еще 15 мая 1981 г. (задолго до начала его «раскаяния» и «сотрудничества» со следственными властями. — Ред.) написал в памятной записке имя Седата Сары Кадема. Председатель суда повторяет подсудимому вопрос и дает свое объяснение.
—
Я могу сказать вам, почему. В ваших посланиях содержится закодированный смысл. Таково наше мнение. Далее председатель суда Сантиапики продолжает:
—
Несколько дней назад вы заявили: «Мне было сказано что не будут искать закулисные вещи». Кто вам сказал это? Ваши друзья? Какие закулисные вещи?
После продолжительного колебания Агджа заявил:
—
Когда я говорил с двумя сотрудниками специальных служб. мне сказали, что я могу сообщить об оружии, о паспорте (фальшивом. — Ред.). Они хотели знать, кто и почему организовал покушение.
Председатель:
— Что они спрашивали?
Агджа:
— Ну ведь было что-то налицо. Я был в Болгарии. Я сбежал из тюрьмы. Согласно логике это означает, что у меня должны были быть протекции.
Когда председатель требует объяснить, существует ли связь между происшедшим и приездом его соучастников из Мюнхена, Агджа отвечает: — Я уже все сказал. Я сказал, что единственно я ответствен.
Здесь вмешивается один из адвокатов Антонова — Адольфо Ларусса, чтобы спросить, что имеет в виду Агджа, когда говорит, что он единственный виновный?
Председатель передает вопрос и поясняет его: — Адвокат хочет знать, отказываетесь ли вы от утверждения об участии болгар?
Агджа
(смущенно): — Я сказал, что никто мне не подсказывал.
Несмотря на то что Агджа был разоблачен председателем суда Северино
Вы читаете Покушение
