История Византийских императоров. От Константина Великого до Анастасия I

вероятных претендентов на престол. Можно предположить, что отсутствие завещания св. Константина позволило бы выдвинуться на первые роли как раз его умерщвлённым солдатами брату и племянникам. А они, являясь членами царской семьи, играли далеко не последнюю роль в политической жизни Империи.

Не следует забывать, что, возможно, в силу обычной человеческой привязанности и привычке делать приятное близким, а, быть может, по иным причинам, св. Константин Великий обеспечил племянникам воспитание, равное тому, какое дал собственным детям. Более того, один из них — Далмаций даже получил наравне с детьми императора титул цезаря. Второму племяннику — Аннибалиану св. Константин пожаловал пусть ничего не значащий, но очень красивый титул «nobilissimus», позднее сделав его царём Понта [148]. Вполне вероятно, опасность молодым принцам грозила именно со стороны этих обласканных близких родственников, которые могли, воспользовавшись отсутствием завещания, заявить свои претензии на трон более категорично. Наивно надеяться, будто родные дети св. Константина прожили бы в таком случае длинную жизнь.

Как можно предположить, Констанций знал нечто большее, чем об этом говорит летописец, некоторые даже полагают, что и физическое устранение потенциальных конкурентов произошло не без его участия. Впрочем, существует и другая, не менее распространенная версия, будто вина Констанция заключалась в ином: он знал о готовящемся убийстве, но не воспрепятствовал ему[149].

Правда, при этом не уточняют, мог ли он физически не допустить кровавой расправы, либо такие пожелания историков носят исключительно умозрительный характер. В противоположность этим версиям святитель Григорий Богослов был убеждён в абсолютной невиновности Констанция и даже утверждал, что именно средний сын св. Константина спас Галла и Юлиана. «Спасённый великим Констанцием, — пишет он о Юлиане, — недавно от отца наследовавшим державу, когда при дворе стали править делами новые чиновники, и войско, опасаясь нововведений, само сделалось нововводителем, вооружилось против начальствующих, тогда, говорю, невероятным и необычайным образом спасённый вместе с братом.» и далее по тексту[150]. В любом случае, как отмечают историки, в последние дни своей жизни василевс очень сожалел о смерти близких ему людей[151] .

Братья правили втроём, периодически собираясь для решения общих вопросов, как правило, в Паннонии, но главенствовал всё-таки старший брат. Последняя встреча августов состоялась в 338 г. в Виминации, где Константин решительно выступил в защиту св. Афанасия. Своим единоличным указом он повелел возвратить в Александрию ссыльного святителя, а в письме к Александрийскому клиру объяснил причины своего поступка. «Владыка наш, блаженной памяти Константин, благочестивейший родитель мой, — писал василевс, — вознамерился уже возвратить упомянутого епископа на собственное его место, но так как, не исполнив ещё сего желания, он предварён был человеческим жребием и почил, то, сделавшись наследником намерения блаженной памяти царя, я счёл долгом исполнить его. Увидевшись с Афанасием, вы сами узнаете от него, какое питал я к нему уважение»[152].

Константин был не одинок в своей ревности по обеспечению единства Церкви и благочестия. Так, в частности, Константу выпало на долю искоренить ересь донатистов, уже давно терзавших тело Церкви. Он попытался в мягких формах повернуть их к истине, но те устроили открытый мятеж. Состоялась настоящая битва донатистов с регулярными войсками, закончившаяся для них плачевно. Еретики были рассеяны, сосланы, а сам Донат умер в ссылке[153]. Кроме этого, Констант вместе с Констанцием приняли закон, запрещающий иудеям покупать рабов (по-видимому, всё же, рабов- христиан), виновный в этом правонарушитель подвергался казни мечом, а его имущество отбиралось в казну[154].

Не отставая от своих братьев, Констанций также был врагом язычества и идолопоклонства, хотя поддерживал не св. Афанасия, а антиникейцев, к которым относилось подавляющее большинство его восточных подданных. Так, в 341 и 353 гг. он издал два указа, в которых под угрозой смертной казни воспретил публичное идолослужение[155]. В 341 г. Констанций совместно с Константом подтвердили закон своего отца против гадателей и совершения ночных жертвоприношений. «Суеверие должно прекратиться, и безумие жертвоприношений должно быть уничтожено; а если кто, в противность повелению нашего божественного отца, осмелится приносить жертвы, тот понесёт за это накзание»[156]. А в 350 г., отправляясь в военный поход против узурпатора Магненция, царь убеждал своё войско (в массе своей ещё языческое) принять христианство[157]. «Нам неизвестен конец нашей жизни, — говорил он, — особенно же в сражении, когда со всех сторон летят тысячи стрел, дротиков и копий, когда грозят насильственною смертию удары мечей, сабель и другого оружия. Посему каждый необходимо должен облачиться в ту вожделенную одежду, в которой мы будем очень нуждаться на том свете. А кто не расположен теперь возложить на себя это одеяние, тот пусть оставит войско и возвратится домой; я не хочу сражаться вместе с неосвященными»[158].

Далекий от желания принудительно и стремительно христианизировать римское общество, Констанций запрещал лишь наиболее гадкие языческие обряды, в первую очередь, ворожбу. Но, с другой стороны, осторожно и бережно возвышал все лучшие стороны древнего отеческого культа. В 353 г. василевс издал новый закон, крайне неблагоприятный для язычников, которых даже назвал «погибшими». Почитатели идолов приговаривались к смертной казни, языческие храмы закрывались. Но этот акт был направлен только против представителей наиболее страшных культов, а в самом Риме императора по- прежнему продолжают величать старой титулатурой — понтифексом Солнца и Весты. Кроме того, сохранились все языческие праздники, равно как и игры, сопровождавшие их празднование[159].

В 357 г. василевс был вынужден ещё раз обуздать страсть отдельных своих подданных к суеверным гаданиям, а в 358 г. издал специальный указ «против врагов рода человеческого», к которым причисляет колдунов и чародеев[160]. Но, жестокий против колдунов, Констанций проявляет глубокое уважение к представителям древнего жреческого сословия. В том же 358 г. он адресовал наместнику Африки Марциану указ, в котором обязал того содействовать возвышению языческих жрецов данной провинции. В эдикте император выражал желание, чтобы жрецы избирались на свою должность собранием адвокатов и чтобы их выбор распространялся также и на судей. Таким образом, Констанций передал в руки очень влиятельной корпорации защиту жречества, в чем оно было, конечно, крайне заинтересовано[161]. В 340, 349 и 356 гг. Констанций издал указы, устанавливающие меры наказания для разрушителей и расхитителей языческих гробниц. Наказание разнилось — первоначально император определил в виде наказания смертную казнь, затем смягчил её штрафом, но впоследствии вновь ужесточил наказание[162].

Из трёх сыновей покойного императора самым любимым был Констанций, но среди трёх соимператоров Константин, как указывалось выше, имел безусловное первенство. Он был самый старший по возрасту, и именно ему достались в управление от отца те владения, где он совсем ещё юным цезарем правил вместе с доблестным Криспом. Впрочем, и Констант, несмотря на юность, снискал в Римской империи заслуженную славу и уважение своими трудами.

После раздела провинций согласно завещанию отца Констанцию, пожалуй, достались наиболее трудные восточные территории, неоднократно терпевшие урон от войн с персами. Военные действия велись с одинаковой энергией обеими сторонами, и между армиями Персии и Рима произошло девять сражений, в двух из которых Констанций принял личное участие. Правда, восточные легионы уже давно не были той грозной силой, какую привыкли видеть враги, и большая часть данных римлянами сражений закончилась их поражением. Особенно тяжелой была битва при Сингаре, где Персидский царь Шапур наголову разбил дезорганизованные и недисциплинированные римские войска. Попытки Констанция хоть как-то мобилизовать свои войска не дали успеха — это была не армия, а вооружённый сброд. Но даже при таких выгодных условиях победа далась персам нелегко: помимо обычных