отставлен от телевидения — по разным причинам, которые, кстати, раз и навсегда разбивают мнение обо мне как о чьем-то проекте. Знаешь, меня всегда удивляют, когда говорят: ты — кремлевский проект! Либо: вот ты — любимый ведущий «Кого-Нибудь». Но Господи, если бы эти люди хоть немного знали, что на самом деле происходит!..
Знаешь, я единственный ведущий в стране, на которого подавали в суд деятели Администрации Президента Российской Федерации.
М.В. О, какой блеск! Когда и где? Почему ты с таким счастьем и на свободе?
B.C. Это было несколько лет назад. Я рассказывал о нарушениях в судебной системе. Я тогда страшно воевал с судьей Майковой. В конце концов ту систему доказательств, которую я предлагал, признали справедливой, и ее отстранили от должности, которую она возглавляла, — Арбитражный суд Московский третьей инстанции.
И тогда я рассказывал о том, как члены Администрации Президента управляют судебной системой России. Я называл такие фамилии, как Виктор Петрович Иванов, и еще много-много: Каланда, Боев. И жестко-конкретно: как они давали указания, в чьих интересах, какие дела. То есть, как сказано в великом классическом произведении кинематографическом, «не нужно путать собственный карман с государственным». И я все это конкретно пароли-явки-имена называл.
На меня подали в суд. На меня возбуждали уголовные дела. Все было по полной программе.
На суд по иску, который от лица Администрации подавал господин Боев, пришла госпожа Валявина — это первый заместитель Антона Иванова, Председателя Высшего Арбитражного суда. Где и подтвердила правоту моих слов. Иск был отозван.
Но так как коллеги всегда меня, вежливо говоря, ненавидели, то об этом предпочитали ничего не писать, не обращать внимания.
М.В. По сюжету твоего рассказа вырастают целые кусты вопросов. Вопрос первый: а каким образом телевизионный ведущий Владимир Соловьев оказался так глубоко и весомо сунувшимся в большую политику?
B.C. Ой, да я к большой политике не имею никакого отношения.
М.В. М-угу, когда ты судишься с Администрацией Президента — это не большая политика, это полусредняя политика.
B.C. Это меня туда втягивают. Получилось очень просто. История завязалась, как в дурных романах.
На радио заканчиваю эфир. А я человек такой, неравнодушный. И вот заканчиваю эфир на радио, выхожу на улицу. Стоит женщина лет семидесяти пяти, в парике. Я сразу же почувствовал: что-то будет плохо. И она говорит: я юрист из Питера (тут я вообще напрягся), у меня внука похитили в Китае.
М.В. То есть это история, о которой ты рассказывал потом на концертах.
B.C. И вот я вдруг оказался вовлечен, из-за судьбы мальчика Максима Коршунова, в битву гигантов — за феноменальный по размеру и по стоимости объект собственности — за Домодедово! А я всего лишь пытался спасти мальчика, которого несколько лет реально пытали в наших тюрьмах так, что и представить страшно.
М.В. Мальчика арестовали в Китае. Кто, за что, почему, чего ради?
B.C. Китайские спецслужбы по просьбе наших товарищей ворвались ночью в дом российского переводчика, где находился он с женой и годовалым ребенком. Без всякого ордера, без всего, вытащили его за шиворот и бросили в китайскую тюрьму. Потом без всяких документов, без сопровождения выдали нашим чекистам.
Чекисты на рейсе «Аэрофлот» перевезли его нелегально в Москву и заточили в Лефортово. Там, без предъявлений обвинений, без суда он сидел некоторое время.
Потом его ввели в процесс, он должен был дать показания по делу организованной преступной группы контрабандистов. Его перевели в Нижний Новгород.
В свои тридцать с небольшим, тогда ему было меньше еще, он выглядел как глубокий старик. Потерявший зубы. Это же Россия, поэтому в день, когда его вызывали в суд, это оказывался единственный помывочный день, вот так он неделями не мылся. Голодный, некормленый, весь набор… все хорошо. Парень ощутил прелести ГУЛАГа нескончаемого на себе самом, в современной жизни.
При этом люди, которые проходили с ним как подельники, вообще не понимали, о ком идет речь. Потому что парень не имел никакого отношения ни к Домодедово, ни к «Истлайну». Парень был переводчиком и не подписывал никаких документов физически. Он переводчик. Когда вылетал тот самолет, где подразумевали наличие контрабанды, его даже не было на оформлении документов. Вот такая случайная жертва.
М.В. То есть его элементарно подставили, чтобы был человек, на которого можно все списать?
B.C. Нет-нет-нет. Его прихватили как часть группы, чтобы сделать вид, будто это не маленькая банда, а преступный синдикат международный.
М.В. А какова связь с Домодедово?
B.C. Самолет вылетал по направлению в Домодедово. Компания «Истлайн». К слову сказать, весь этот конгломерат занимается бешеной контрабандой. Таким образом в развитии действия суды, следствия и перехват объекта собственности.
М.В. Грубо говоря, строился многоступенчатый рейдерский захват Домодедово.
B.C. В котором были замешаны очень высокопоставленные российские чиновники. До сих пор, кстати, находящиеся во власти. Кого-то отстранили, а кто-то до сих пор в тех же креслах или выше.
М.В. Наша главная ценность — люди! Кадры решают все! Главное — стабильность!
B.C. Тогда я, кстати, узнал, что мне заплатили 5 миллионов долларов, как докладывал господин Патрушев в то время господину Путину. Меня в той истории спасло, что Путин не поверил во фразу Патрушева, потому что я ему доложил ситуацию…
М.В. Тебе заплатили 5 миллионов долларов за что? И кто?
B.C. Бабушка. За то, что я защищал ее внука. Причем там бабушка рыдала, что больше 200 долларов она в жизни своей не видела.
М.В. Это умно. Класс следствия. Профессионалы.
B.C. Ну а как же иначе? Почему Соловьев бьется за никому не нужного неизвестного человека?
И я никак не мог понять, что происходит. Почему суды дают сбой за сбоем? Вот пришлось всю эту систему раскапывать и раскапывать. И накопал. И, как дурачок же, сразу рассказываю.
Я тогда входил в Общественный совет по правам человека, который Элла Памфилова возглавляла. И я прямо на совете Путину все бумаги и передал. Встал и доложил: так как вам и так уже доложили, что мне заплатила питерский юрист семидесятипятилетняя 5 миллионов долларов за судьбу ее внука, — то, отрабатывая ее деньги, я докладываю вам об этом деле.
Путин повеселился, взял бумаги, и что-то после этого сдвинулось с места. Но парня удалось спасти.
М.В. Он вышел на свободу, и он продолжает все-таки жить нормальной жизнью.
B.C. Да, вышел на свободу, не был осужден. Все нормально.
М.В. У нас это не всем удается, как мы знаем.
B.C. Да таких историй сколько было, это одна из многих.
М.В. Вот так из маленьких частных историй и складывается одна большая и общая История. В России то, что называется точкой бифуркации, уже много лет продолжается как линия бифуркации. Настроения у населения, я бы сказал, смутные. Все это начинает мне напоминать тот общий отзвук отношения народа к власти, что у нас был уже в 70-е годы, в начале 80-х. Мы отдельно, власть отдельно. Ужиться как-то можно, но совершенно понятно, что мы ей не верим, она нам не верит, но мы как-то сосуществуем, потому что что же делать.
