на моего переводчика. Пару раз он обронил несколько незначительных фраз типа «Я люблю вас!», «Москва – это круто!», и «Зажжём, как под Нормандией!». Забавный экземпляр, одним словом. На боку он держал специальную сумку с виниловыми пластинками. Свищ попытался вытащить из неё пару шедевров и принялся объяснять нам, что это его главные хиты, на которых он и прославился. Как ярый фанат клубной культуры, Плутон с восхищением осматривал трофеи Свища, а я готовил бумаги на подпись.
После того, как Плутон насмотрелся на виниловые архаизмы, я сунул Свищу под нос договор. Плутон перевёл и вручил ему ручку. Тот пробежался по тексту, как будто знакомился с содержанием и, не глядя, поставил свой крестик (роспись, без смеха, походила на могильный крест).
Согласно подписанным формальностям, он обязался кровь из носа принять участие в фестивале, а при нарушении контракта нарывался на серьёзный штраф и аннулирование всех финансовых обязательств со стороны нашей компании. Вопрос закрыт, и я потерял к нему интерес, тактично поздравив с успешной сделкой, а Плутон обнял его по-братски и станцевал несколько вертушек, чуть не разбив голову о скользкий пол. Обошлось. Свищ посетовал на дефицит времени и, подобно Лизе, растворился в сумраке.
Свищ на крючке, но как быть с Лизой? Я должен был выполнить пари.
– Когда мы будем на Ибице? – спросил я раскумаренного от общения с супер диджеем Плутона.
– Через два дня, – огорошил он. – Не раньше!
– Мне срочно нужно быть там послезавтра!
– Но у нас дела. Не успеем!
– Плевать! Там решается моя судьба!
– Чего?
Плутон не подозревал, что такое судьба, и не ведал настоящей любви. Он любил рейв, а я любил женщин, а точнее, одну женщину – Лизу. Я популярно объяснил ему суть моего предприятия. Плутон почесал свой лысеющий от передозировки кислоты жбан и развёл плечами.
– Езжай, а я догоню.
– И присмотри за стажёрами.
– А где они?
– Понятия не имею.
Словно почуяв неладное, стажёры выплыли из дымовой завесы. Выглядели они почти так же, как Свищ, но ещё более обкуренными и менее солидными, чем прославленный нидерландский король винила.
– Где вас носит? – рявкнул я на молокососов. – Вы пропустили подписание контракта. Как вас в штат брать, если вы ничему не научились?
Я был бы более жёсток в оценках практики малолетних ублюдков, если б все мои мысли не думали об одном. Им повезло, но не так, как мне. Я находился на грани экстаза – послезавтра буду на Ибице.
– Извините, мы заблудились, – взял на себя ответственность Гендальф (актив, что и говорить) – зашли в чилаут, а выбраться не смогли.
– Бывает, – не серчал Плутон. – Опыт приходит с годами.
Ещё недавно Плутон был один из них, такой же зелёный и прыщавый шкет. И хоть сейчас он почти легенда кислотной молодёжи двух столиц, имеет все причитающиеся регалии, уважуху, почёт и славу, но, к его чести, он помнит молодость: косяки, закидоны и прочие глупости, поэтому списывает грешки практикантов на дурь и неопытность. Отныне они его должники. И мне не резон травить их. Давно пора ставить на придурках крест, такой же кривой, как поставил Свищ на бумаге, и выкидывать их из компании, ибо они ни хрена не умеют делать, а всего-навсего просирают казённые деньги. Отметив про себя, обязательно сообщить про их поведение боссу, я сменил гнев на милость.
– Ну хорошо, что выбрались из чилаута. Нам бы ещё Милену обработать. Плутон?
– Диджей Милена будет через час. Скверная чика, но чертовски талантлива. Потрясные сеты крутит. Казантип умирал от её выкрутасов. У меня до сих пор нет её автографа и дарственной надписи на пластинке. Милена даже диск выпускает и планирует запустить собственный лейбл. Талантливая девочка, очень талантливая, но настаивает на увеличении гонорара. Иначе встанет в позу и откажется участвовать в марафоне. Ты бы, Ласт, пообещал ей премиальных? Может, ещё забудет или проштрафится, но зато контракт подпишет. Только так её уломать. Она и языком владеет. Её не проведёшь, как Свинча. Будь уверен.
На правах партийного председателя я вальяжно сложил руки на поясе.
– Уговорил. Посмотрим, что за перечница. Ей в самый раз для раскрутки альбома даже бесплатно участвовать в гастролях. И не фига понтоваться.
– Да, Ласт! Мы её сделаем! Мы её ещё чпокнем! Не фига понтоваться! – отозвался Митюха, проскулив, как борзый щенок.
В назначенный интервал появилась Милена. Плутон сообразил не вести её в шумный зал, а она предложила встретиться в vip-кабинете на третьем этаже, что-то наподобие её личной комнаты отдыха. Помещений в подвале на всех не хватало, и каждый уважающий себя музыкант требовал отдельные апартаменты.
Милена была недурна собой. Не Лиза, даже в подмётки ей не годится, но практикантам понравилась. Молодчики кинулись брать автографы с заранее припасёнными дисками (сукины дети привезли их из отчего дома).
На вид ей примерно тридцать пять. Немолода, согласитесь?! Милена жевала жвачку, и голос её не отличался звонкой тональностью. Наоборот, Милена хрипела, как Джо Кокер. Пустые пачки сигарет, раскиданные повсюду, объясняли причину её незабываемого тембра (сам я тогда пересаживался на пластыри). У неё слегка пучились бедра, и живот выползал из ремня. Попа была что надо, но груди почти отсутствовали. Самый серьёзный её недостаток, и к пластическому хирургу Милена не собиралась – даже лифчика не носила. Вшивая красная маечка скрывала плоские соски, и если б не они, то грудь походила бы на гладильную доску. В остальном в престарелой чике не было чего-то особенного.
Поздоровавшись на почти безупречном английском, она театрально выдавила изо рта жвачку и в том же духе приклеила её на декорационный бордюр, словно нарочно оставляя себе её про запас, по окончании переговоров отлепить и засунуть обратно. Неизвестно, что она ещё любила класть в рот, но он у неё был большим, как у Кракена, и каким-то полуразорванным, как у предпенсионных адвокатов от частого произношения защитных речей в оправдание подсудимых.
Получалась на редкость дивная картина: три мужика и одна женщина-рыба. Полотно, достойное Репина или Сальвадора Дали. Скорее, Дали, потому как костюмы собравшихся и отличительный внешний вид, за исключением моего, отдавал крамольным сюрреализмом.
Не мешкая, я развернул папку и подготовил бумаги.
– Hi, boys! – причмокивала Милена. – Wow! This men is my favourite. Cool boy! – и разражалась старушечьим смехом.
– Ты не пожалеешь, что поедешь в Россию. Это страна контрастов. Москва – столица клубного движения, – разводил Плутон. – Ты же не была в России?
– No.
– Вот. Уникальный шанс добраться, к примеру, до Сибири. Ты слышала о Сибири? Суровый край.
Милена не переставала хохотать. Плутон забавлял её как маленькая лысая собачонка (он и в самом деле не мог похвастаться шевелюрой). Плутон не догадывался, что тур в перспективе планировался до Сахалина, иначе пополнил бы географические познания виниловой бестии.
Когда я протянул ей листок и ручку, Милена прекратила хохотать и приняла реально серьёзный вид. Внимательно вчитываясь в договор, напечатанный с примесью незначительных опечаток, она то прищуривалась, то выпучивала зенки, словно увидела на бумаге мадагаскарского таракана.
Мы с Плутоном сидели молча, готовясь отражать удар и предлагать ей премиальные. Стажёры пялились на её целлюлитный зад, прикрытый шортиками с разрезом, и не думали об общем деле. Педерасты! Их карьера давно накрылась медным тазом. Но расстраивать их до обратного приезда было бы слишком жестоко – пусть пока радуются жизни. Всё же они – будущее страны, её молодая гвардия. Вступать в противоречие с политикой государства никто бы из нас не рискнул, даже Фридман.
Изучив договор вдоль и поперёк, Милена, как мы и предполагали, стала намекать о бабле. Мы изобразили непонимающий вид, мы донт андерстенд, что эта старая грымза от нас добивается. Милена популярно объяснила, потирая указательный и большой пальчики. Даже стажёры поняли, что дела наши
