заказал в номер. Цветы предназначались обещанному сюрпризу, ибо я уже ждал его и уговаривал время идти чуточку быстрее. Делать мне нечего, посему пообщаться с гейшей тет-а-тет было бы очень кстати, особенно без шаловливого и шального Мисимы и его чокнутой банды рокеров. Только гейша – что может быть слаще? Только… Но вы сами знаете, кто…
…Незаметно я очутился в отеле.
Неслышно к двери мне доставили заказанные цветы с конвертом, в котором иероглифами была вымазана благодарственная надпись, как мы рады вам за покупки, всего доброго и приходите ещё – законы маркетинга одинаково вешали лапшу покупателям во всём мире. И сама страна походила на Запад, давно став Западом. Исконно японского в ней оставалось мало, разве что древняя столица Нара в районе Кансай, традиционная песенная баллада «Энка», декоративные цветочки типа «Канна», тёмное пиво «Карин», Конняку и другие национальные блюда, не считая цвета кожи, широты глаз и прочих фенотипических особенностей.
Космополитизм захватывал всё вокруг. Самым ярким его выражением представлял собой Токио – мир новейших технологий, стальных роботов и суперпрогрессивных тенденций. Да здравствует научно- технический прогресс в рамках одной потрясающей метрополии. Другим странам до неё далеко, но японцам больше делать нечего, как закупать природные ресурсы и мастерить бесполезные автоматы за колоссальные материальные вложения, выставлять достижения прогресса на выставках, поражать воображение общественности и делать вид, что они приносят пользу, хотя на самом деле занимаются полнейшей фигнёй. Между тем, я знал, что уровень жизни на островах отличается от других – он заметно выше, и неспроста по миру колесят одни старики – делать им точно нечего – уже наработали своё и теперь прожигают накопленные состояния в туристических автобусах по всему свету. И никто их не упрекнёт, и никто не тычет пальцем. Что ещё делать, чтоб убить время? Иначе время убьёт тебя…
Старость пришла, а жизнь не кончается. Проказница-смерть приходит избирательно, и не угадаешь, когда она заглянет в твой огород. Так и японцы, следуя неисповедимым законам, многие умирают в дороге: дохнут в своих «Мерседесах» с биотуалетами. У них отказывает сердце, мозги поражает инсульт, отказывают конечности, кого-то сжирает последняя стадия рака, прогрызая желудок и заполняя полные животы крови. Гибнут старики с радостью и умилением, так как многое повидали и где только не были. Всю жизнь им было тесно на мизерном острове, вот-вот они только научились привыкать к неописуемым просторам, а жизнь обрывается. Словом, увидеть Париж и умереть – одна из голубых мечт среднестатистического пенсионера.
Ле Манифик!
Мне не представлялось, есть ли у них реальная пенсия или нет, или они тратили накопленные состояния?! А наши пенсионеры отправлялись по миру лишь с «Непутёвыми заметками» или с журналом «Вокруг света». Такие вот национальные особенности ареала. Ничего не попишешь. Перо не подымется…
Так я и уснул после душа: мокрый, липкий и холодный, как только что пойманный кальмар или разрезанный на тарелке белый кит. А когда проснулся, с ужасом посмотрел на часы – приближалась неминуемая полночь. В дверь должны были постучать, и говорящий сюрприз со сладким голоском должен пропеть: «Я к вам, господин Ластов! Ваша преданная наложница!»
Не успел я причесаться и натянуть свежую рубашку, как почуял, что за порогом кто-то не решается дать о себе знать. Застегнув привередливую ширинку, подошёл к двери и прислушался: там определённо стояло трепетное создание. Как всемогущий рентген, я узрел её сквозь стены.
Послышался лёгкий стук – так стучат маленькие пони, когда на них скачут дети. Стук усилился – так стучат борзые скакуны перед скачками на титул её величества Елизаветы на туманном альбионе.
Я расстегнул верхнюю пуговицу, чтобы выглядеть раскрепощённей и привлекательней, и приоткрыл дверь.
Передо мной появился тот самый презент, как я и заказывал. Точь-в-точь и один к одному. Респект Ливенсону – славный чел, хоть и последняя сволочь. Одно другому не мешает, как водится, но сюрприз меня откровенно порадовал.
Я замер: хрупкая девушка метр шестьдесят пять на высоких каблуках, что прибавляло к ней ещё пять сантиметров. Волосы её убраны в пучок и увенчаны традиционными причиндалами. Пухлые щёчки слегка отдавали белизной, носик напудрен, тонкие губки подведены под цвет спелой вишни. Пухленькое личико, но чем ниже спускались глаза, тем девушка становилась стройнее – она была очень худосочной, впрочем, как я и грезил, не ожидая подобной точности и совпадения ожиданий с реальностью – In medias res.
Вместо кимоно на ней сверкало длинное платье, тоже напоминавшее кимоно, но гораздо изящней. Девочка выглядела аристократично и чинно. Слишком дорога для меня. И я ощутил себя Рокфеллером или основателем империи «Хилтон» – только они могли позволить себе приглашать в свой отель таких бесценных бабочек. Но у меня не было сачка, а у неё – крыльев, но зато было нечто другое, что гораздо приятней, чем мне и придётся сегодня воспользоваться, и чем мне придётся её приручить и задобрить.
Но эта бабочка была ручная и готовая на любые полёты в пределах спальни.
Она даже владела английским. Настоящая аристократка. Ну полный all inclusive! Ле Манифик… Великолепно…
– Господин Ластов! – покорно спросила она. – Здравствуйте! Я старалась не опоздать.
Ласковый тоненький голосок возбудил во мне особую трогательность. Хотелось прижать маленькую гейшу и погладить по бархатным волосам. Настоящая трогательность и ничего более.
– Ты очень красивая, – сумел я произнести, забыв другие мудрёные фразы, но на басурманском наречии нелепо и несуразно говорить о женщинах. Это язык информации, но не чувств и эмоций, – вы не говорите по-русски? – спросил я, надеясь на удачу.
– Что? Очень плохо, – пела девочка, – спасибо, пожалуйста, спокойной ночи – блеснула маленькими зубками гейша. На этом её словарный запас рашен вордс был исчерпан.
Какая разница?! Я же не о высокой литературе собирался с ней толковать.
– Как зовут тебя?
– Мики.
– Мики?
– Да, господин, – поклонилась она, играя по привычному сценарию.
Но я не желал быть господином. Мы не в феодальное время живём, и давно царило равноправие, поэтому я попросил её называть меня исключительно Германом. Мики вновь сотворила поклон, но согласилась.
Её имя – Мики – походило на Микки Мауса. Носик курносый и с пупырышком на боку, а ушки нескромно оттопырены вперёд, что меня очень привлекало – редкая особенность настоящих японок. Из всех ушей, что я видел в районах Гиндза и Адзаба, путешествуя пешком и на метро, только Мики могла похвастаться такими прелестными ушками. Остальные девушки имели стройные ушки, прилизанные к вискам. Мики же походила на Микки Мауса (даже носик показался мне характерным), но слегка отдавало и нашим Чебурашкой. Если Чебурашка и Микки Маус снимались в порно и были, разумеется, женщинами с азиатскими чертами, то выглядеть они должны были непременно так, и не иначе – этот фильм пользовался бы небывалым успехом в прокате. И я был бы самым преданным его поклонником.
– Проходи, Мики! Забавное имя!
– У вас трудное: Гер-ман, Гер-ман, язык сломаешь, – позволяла себе вольности Мики.
– Так назвали, что поделаешь. Я приготовил тебе подарок. Эти цветы – тебе! – вручил я заказанный букет – декоративные Канны.
– Как трогательно! Мне никто не дарил столько красивых цветов, – сияла Мики. – И у вас очень мило.
– Что ты! Бардак, а сам я выгляжу растрёпанным гориллой.
– Это привлекает.
– Да?
– Угу.
– Ты мне всё больше нравишься.