Данко последнее время стал необычайно нежен с Даркой. Правда, он по-прежнему был очень скуп, осторожен в словах, но его поведение в целом говорило, что он не только уважает Дарку больше всех девушек, но еще и любит.
Девушке нравится такая немногословность. Они уже вышли из того возраста, когда можно разбрасываться словами, не придавая им значения. Теперь Дарка уверена: скажи Данко «нет», это, к сожалению, будет настоящее «нет», а скажи он «да» — и это будет твердое «да».
Данко усвоил отличный, только ему присущий способ двусмысленными (в хорошем значении этого слова) шуточками проявлять свою симпатию к Дарке.
Вчера, например, Лялю осенила идея пойти на межу Веренчанки и соседнего села Киселева, искать остатки крепости, построенной еще во времена печенегов.
В Веренчанке погода соответствовала прогулке — не жарко, в небе ни облачка, — но когда подошли к готару, налетел порывистый степной ветер и так похолодало, что кое у кого посинели носы.
Данко тотчас снял с себя пиджак и накинул его на плечи Дарке.
— Даня, — Ляле не понравилась галантность брата, тем более что Стефко пошел без пиджака и ей предстоял выбор: воспользоваться пиджаком Костика, к которому она испытывала физическое отвращение, или стучать зубами, — не забывай, что три года назад у тебя было воспаление легких.
В ответ Данко настоят, чтобы Дарка надела пиджак.
Девушка просунула руки в рукава, и ей показалось, что это сам Данко обнял ее. Верно, и Данко о чем-то подумал: он так взглянул на Дарку, что она от смущения опустила глаза.
Позже, когда возвращались в село, он словно между прочим сказал:
— Ты знаешь, на Востоке, позабыл, где именно, существует поверие, что вместе с одеждой человеку передается и частичка души. Понимаешь, что произошло? Ты сегодня взяла частицу моей души, а сейчас я возьму частичку твоей… Что ты на это скажешь?
«Я хотела бы… чтобы это было не поверием, а явью, чтоб с сегодняшнего дня ты и впрямь отдал мне часть своей души и взял всю мою».
Орыська своим лисьим носом пронюхала, что Данко теплее относится к Дарке, и мучила подругу, требуя признаний. Пишет ли ей Данко любовные записочки? Приносит ли цветы? Играет ли серенады у нее под окнами, когда все укладываются спать?
Дарка с достоинством отвергла все. Неужели Орыська считает Данка таким ограниченным? Зачем писать, если они и так каждый день видятся? Для чего приносить цветы, если у нее под окнами целое море этого добра? Зачем, словно вору, пробираться ночью под окна, если можно поиграть на скрипке и днем?
— Если все это так, значит, ты для него ничто, — вынесла приговор Орыська.
Дарку совершенно не задела Орыськина бестактность. Она просто не поверила этой лисе. У нее было достаточно оснований предполагать другое. Как она могла быть для Данка «ничем», если они обменялись душами? Орыська просто мстит подруге за то, что ей не удалось поймать Данка в свои сети, вот и все!
Папа все откладывал поездку в Черновицы для подыскания новой «станции». И вдруг в один прекрасный день вопрос был решен на месте, в Веренчанке. К матери неожиданно приехала погостить ее старая приятельница, еще по семинарии. Мама, как это обычно водится между подругами, поделилась с пани Фрозей своими горестями, и та решила, что Дарке лучше всего жить у ее матери на Домнике. Старушка живет одна в собственном домике, и девочка будет там как у Христа за пазухой. Правда, далековато от гимназии, но зато какой воздух! Впору не дышать, а пить, как молоко!
Мама давно знала эту семью и была спокойна за дочку. Отдавала свое дитя в заботливые руки.
Понятно, теперь мама была рада, что Дарка настояла на своем и отказалась от «станции» у Дуток. В жизни нет ничего плохого, что позже не обернется хорошим.
Бабушка, позабыв, как воевала с внучкой, теперь расхваливала Даркину сметливость. Как хорошо, что девочка догадалась забрать от Дуток свою подушку!
Данко, узнав, что Дарка будет жить на Домнике, тоже очень обрадовался. На Домнике жил и он.
— Держись теперь, отныне ты попадешь под мой контроль. Не бойся, я каждый день буду забегать к тебе, проверять, как ты готовишь уроки…
Конечно, Данко шутил, но такие шутки благодатной росой падали на Даркино сердце. Теперь и Данко признался, что тоже недолюбливал Лидку.
— Языкаста, бестактна и глупа, как сапог. И потом я вообще не люблю, когда бесцеремонно вмешиваются в мои личные дела.
Как ничего нельзя знать наперед! В начале каникул Дарка не ждала от них ничего хорошего, а тем временем эти неполные шестьдесят дней были сотканы из сплошной радости. Если и возникали тени, то они еще ярче оттеняли свет.
Даже Ляля, которая вначале держалась Орыськи (та ловко пустила пыль в глаза рассказами о жизни в Гицах), теперь решительно перекочевала на Даркину сторону.
Софийка и Орыська последнее время были целиком поглощены заготовкой маринадов и варенья на зиму. Улянычу приходилось за компанию сидеть с ними дома. Пражский и Костик тоже реже заглядывали в клуб, говоря, что не могут примириться с тем, что на их долю приходится по половинке девушки. Так что «братия», в сущности, состояла из четырех человек — Ляли, Стефка, Дарки и Данка.
Эта четверка не пускалась в дальние странствия, но Ляля и без того умела находить для прогулок интересные места».
Сегодня они собрались с кувшинчиками за ежевикой, которой, если верить Ляле, в лесу больше, чем листьев. Как и следовало ожидать, ягод оказалось очень мало (их собрали еще с утра), зато Ляля «открыла» живописные кусты шиповника с пурпурными кораллами, продолговатыми, словно миниатюрные вазы. Девушка тут же припомнила, что из шиповника приготовляют чудесное вино и мармелад, и тотчас приказала кавалерам обобрать все до единой ягодки. Стефко покорно принялся за работу и не бросал, хотя из пальцев сочилась кровь, а Данко совсем отказался от этого «колючего дела». Он уселся на пригорке и иронически поглядывал, как Стефко при каждом уколе высасывает кровь из пальцев.
Наконец Данку надоело это зрелище. Он взял Дарку под руку и медленно, чтобы не оставлять далеко позади тех двоих, побрел с нею в село.
Подойдя к железнодорожной станции, они услышали звуки рояля. Данко, прислушиваясь, остановился. В городе, где из стольких окон доносятся звуки музыки, Данко не обратил бы на это внимания, но здесь, в тишине сельского вечера, музыка поражала. Данко слушал, застыв на месте, и эта его отрешенность от окружающего мира напугала Дарку. Она представила себе, какие нежелательные для нее. воспоминания могут вызвать у Данка звуки рояля.
Из кустов выскочила Ляля, знаками подзывая их к себе. Должно быть, Ляля и Стефко решили идти в село не со стороны станции, а по тропке, мимо пруда.
— Данко, Ляля хочет, чтобы мы вернулись…
Он встрепенулся, словно его разбудили. И вдруг Дарка поняла такую простую и такую важную для ее душевного спокойствия вещь — Данко любит не Лучику, а ее музыкальность. Будь дочка префекта так же мало музыкальна, как она, Дарка, он бы и не взглянул в ее сторону!
Радость была так велика, что Дарка оставила Данка, бросилась Ляле на шею и поцеловала за ушком.
— Что случилось?
— Ничего… Мне вдруг стало очень легко на сердце…
Но вскоре произошло событие, в корне изменившее жизнь «братии».
Через два дня после похода за ежевикой без всякого предупреждения или хотя бы намека на него Ляля появилась в клубе с незнакомым мужчиной. Это был упитанный, розовый блондин с пухлыми губами и чуть ли не женской грудью. Такие люди в детстве всем очень нравятся, потому что похожи на девочек, а в зрелом возрасте они смешны. Незнакомец, одетый не по здешней моде, близоруко щурился.
— Знакомьтесь, — заговорила Ляля по-немецки, — это друг нашей семьи — господин Альфред Шнайдер из Вены.
Шнайдер неуклюже поклонился и еще раз назвал свою фамилию.
Уляныч довольно невежливо для хозяина нахмурился и тем самым выразил настроение всех присутствующих. На кой черт Ляля привела к ним этого рыжего Шнайдера? И как теперь быть? Переводить