– Да уж… Сроду не оказывалась в более идиотском положении.
– И у тебя нет даже никаких версий, кто бы это мог быть?
– Ни малейших. Все мои знакомые либо слишком умны, либо слишком бедны для подобных выходок. Сказать по правде, Лиза, мне это совсем не нравится. К тому же теперь еще Татьяна в курсе, а у нее никакие секреты не задерживаются. Так что в результате еще начнут говорить, что это я сама себе все устроила, чтобы напустить таинственности. Что я, наших баб не знаю?
– Ну, это не беда, тут есть простейший выход.
– Какой?
– Татьяна предположила, что это дело рук Кости?
– Ну да.
– Вот и отлично. Скажешь ей, что все выяснилось и это действительно был Костя. По дороге в Америку. Тогда обсуждать это станет неинтересно и вскоре все обо всем забудут.
– Да, это лучший выход… Но я-то не забуду.
– Со временем и ты забудешь. Но не исключено, что скоро это как-то прояснится. Вот тогда и поговорим. А ты успокойся, тебе вредно волноваться, да и не с чего. Ведь ничего плохого не случилось, верно? Любуйся цветами, ешь конфеты и берись за работу. А если тебе захочется поговорить на эту тему, для этого есть я. Я уж никому ничего не разболтаю.
– Лиза, какая ты мудрая! – с облегчением вздохнула я.
– Доживешь до моих лет, тоже помудреешь, – улыбнулась она. – А сейчас я хочу чаю с этими шикарными конфетами. И кстати, что будет с твоим сорокалетием?
– Ничего. Зажму! – ответила я, отправив в рот умопомрачительно вкусную бельгийскую конфету.
Тетушка вопросительно подняла брови, но ничего не сказала, так как тоже была занята конфетой.
– Мне некогда, и к тому же говорят, отмечать сорокалетие – плохая примета.
– Да, я тоже слышала… Маша…
Я точно знала, что последует дальше. И не ошиблась.
– Маша, а от Романа по-прежнему ни слуху ни духу?
Этот вопрос она задает мне вот уже почти десять лет. Я покачала головой. Сама я уже давно пережила эту свою любовную неудачу, а тетушка никак не может смириться.
– Девочка, но ведь это ненормально, что ты одна. В сорок лет нельзя жить без любви, без мужчины, наконец…
– Может, ты мне еще скажешь, где его взять?
– Но мужчин кругом уйма, а с твоей внешностью…
– Но мне не нужен первый попавшийся, да и вообще… Никто мне не нужен. Три мужа, и все козлы…
– А Роман?
– И Роман твой тоже типичный козел! Ты с этим не согласна?
– Нет! Решительно не согласна. Что касается твоих мужей, тут я не спорю… Но Роман…
Ну вот, завелась. По-моему, она сама немного к нему неравнодушна. Он и вправду был хорош…
– Впрочем, с мужьями все ясно, – пустилась в рассуждения на любимую тему тетушка, – ты никого из них по-настоящему не любила…
– А я, кажется, вообще еще не любила по-настоящему…
– А Романа?
– Да не знаю я, Лиза, ничего не знаю! И сейчас мне совсем не до любви, уж тем более бывшей. И вообще, ну ее, эту любовь, от нее одни неприятности. Мне сейчас надо деньги зарабатывать.
– Боже, что за поколение! – сжала пальцами виски тетушка.
Мы еще долго пили чай с конфетами, и когда наконец Лиза отбыла, я без сил повалилась в постель.
Но, вероятно, я слишком много спала в последнее время, и сон не шел. Тетушкины разговоры все-таки взбаламутили меня, и я стала вспоминать свою дурацкую жизнь.
Первый раз я выскочила замуж за Пашку Козелькова, когда мне стукнуло восемнадцать. Все говорили, что мы самая красивая пара в инязе. Он и вправду был хорош. И поначалу мы были влюблены друг в друга как сумасшедшие, но потом я вдруг стала замечать, что он очень подолгу смотрится в зеркало, любуется собой. Совсем как баба. Я никогда в жизни не торчала подолгу у зеркала, и так знала, что красива. А он… И еще он болезненно интересовался тряпками. И был вечно недоволен тем, что я, по его мнению, слишком небрежно одеваюсь. Однажды он сказал, недобро глядя на меня:
– Завтра мы идем на свадьбу, пожалуйста, приведи себя в божеский вид, мне не хотелось бы, чтобы люди сказали, что я женат на лахудре.
– Успокойся, Паша, так никто и никогда не скажет, поскольку с этой минуты ты на мне уже не женат! – И не успел он опомниться, как я собрала свои вещички и вернулась к матери. Она была до смерти рада. Паша ей никогда не нравился.
Наш брак длился всего год. Правда, Паша долго еще таскался за мной, просил прощения, канючил, но ничто уже не могло меня поколебать. Он для меня перестал быть мужчиной. Все кругом считали, что я должна страдать, но я нисколечки не страдала. Наоборот, я с новой силой ощутила радость жизни, которую едва не утратила в этом браке.
После окончания института я почти сразу вляпалась в новый брак. Александр Дмитриевич Козлитин был не чета Козелькову. Старше меня на десять лет, подающий большие надежды доктор технических наук, веселый, жизнерадостный, он умел красиво ухаживать, говорить именно те слова, какие мне хотелось слышать, и я без памяти в него влюбилась. И только Костя сказал мне тогда:
– Сестренка, тебя не настораживает сходство фамилий? Больно уж они однокоренные. Но в тот момент я была слишком влюблена, а в этом состоянии, как правило, я начисто лишаюсь чувства юмора. И на завуалированное предостережение всегда очень деликатного брата попросту не обратила внимания.
Мама и тетушка тоже не были в восторге от нового жениха, хотя теоретически он должен был им понравиться. Из хорошей семьи, интеллигентный, начитанный, веселый… Я недоумевала, чем он их не устраивает. Но когда через полгода его послали работать по контракту в Западную Германию, мне многое стало ясно. Но, разумеется, не сразу. Поначалу я была на седьмом небе – еще бы, в те годы это было огромной удачей – поехать на несколько лет за границу, а в моем случае особенно: мне предоставлялась идеальная возможность попрактиковаться в живом немецком. Поселились мы в крохотном городке Рейнбах, неподалеку от Бонна. И вот тут началось! Уже через месяц я поняла, что абсолютно не знала собственного мужа. Оказалось, что он не то чтобы жаден, но чудовищно расчетлив. Я должна была экономить каждый пфенниг, что было мне глубоко чуждо.
– Пойми, – говорил он мне, – у нас в жизни может уже не быть такой возможности заработать приличные деньги, а нам еще столько нужно…
Я все терпела, единственное, что позволяла себе – иногда посидеть в кафе, да и то не в Рейнбахе, а в Бонне, куда время от времени моталась на распродажу в одном из универсальных магазинов. Я не съездила за год никуда, кроме Кельна. И однажды я взмолилась:
– Саша, давай на выходные съездим хотя бы в Мюнхен, я так давно мечтаю туда попасть, или, еще лучше, в Любек!
Он посмотрел на меня как на полоумную, укоризненно покачал головой и спросил:
– А ты представляешь себе, сколько это будет стоить?
– Сашенька, ну пожалуйста, я очень тебя прошу!
– Машка, кончай бодягу! – ответил мне доктор наук, рафинированный интеллигент.
Я заткнулась, но затаила зло. И когда неделю спустя в боннском уличном кафе под цветущими розовыми каштанами ко мне приклеился Райнер, симпатичный веселый немец, который давно не сводил с меня глаз, я не стала кочевряжиться, а с удовольствием приняла приглашение поужинать и потанцевать нынче вечером. Поскольку Козлитин обычно возвращался довольно поздно, я могла спокойно уйти из дому, что я и сделала, наведя немыслимую красоту и оставив мужу записку следующего содержания: «Умираю с тоски. Решила развлечься сама. Материального урона ты не понесешь. Целую. Маша».
Райнер ждал меня на станции с машиной. Мы весело болтали всю дорогу, потом ужинали в уютном маленьком ресторане. Он ухаживал за мной по всем правилам, а я все время думала, интересно, как
