Уиллади отвечала:
– Еще как любит. Больше всех на свете. Рано или поздно он выберется из своего логова, и тогда держитесь, столько на вас обрушится любви.
Глава 36
Настал февраль, а Бог так и не указал Сэмюэлю, что делать, и тот спросил у Каллы, можно ли посадить картошку.
– А как же, любой, у кого есть земля, загубит урожай, если ко Дню святого Валентина не посадит картошку, – ответила Калла. – Много ли ты надумал посадить?
– Пару акров.
Калла состроила удивленную гримасу.
– Пара акров – ни туда ни сюда. На семью много, на продажу мало.
Сэмюэль ответил:
– Я бы с удовольствием посадил акров пять-десять, но всякого-разного.
На лице Каллы выразилось изумление, и Сэмюэль объяснил: год от года он наблюдал, как она сажает огород, и хотел бы применить ту же систему, только на большей площади.
– Вы никогда не засаживаете большой кусок земли чем-то одним. У вас все вперемешку, цветы растут в самых неожиданных местах, с маленькой площади вы получаете большой урожай – и ни вредителей, ни болезней. Видно, жуки-червяки до того запутываются, что не знают, куда ползти на обед.
Калла подтвердила:
– Да, так и есть, но ты первый, кто заметил.
Сэмюэль знал: крупное фермерство требует крупных денег. Денег на семена – но у Каллы каждый год созревает столько семян, что и на десять лет хватит, она с ним поделится. Денег на удобрения – но от Каллиных кур столько помета, сколько ей не использовать за всю жизнь, а в загоне для телят куча прелого навоза, и Леди исправно вносит в нее свою лепту – вот вам и бесплатные удобрения. Денег на оборудование – но Сэмюэлю не нужна дорогая техника, чтобы силой покорять землю, совсем не о том он мечтает. Сгодится и старенький трактор Джона плюс обычные инструменты. Сэмюэль насмотрелся на отца, постоянно жившего на сельскохозяйственные ссуды, и не желал идти по его стопам. Пока соберешь и продашь урожай да рассчитаешься с долгами, пора брать ссуду на следующий год. А Сэмюэль хотел – и считал правильным – вдоволь удобрять землю навозом, рыбьими потрохами и древесной золой и ждать, чем она одарит в ответ.
Калла сказала:
– Почему только рыбьи потроха? Я всю зиму зарываю на грядке объедки. К весне дождевые черви землю взрыхлят на славу – знай себе тыкай пальцем да сажай семена. Чего ради останавливаться на десятке акров?
– Потому что я не теряю надежды, что Бог даст мне приход.
Калла лишь кивнула. Она гнала от себя мысли, что Бог может дать Сэмюэлю приход, хоть и знала, что зять по-прежнему об этом мечтает.
Как только ему дадут приход, он уедет. И заберет Уиллади и детей.
– Не хочу оставлять вам землю, засаженную чем попало, чтобы пришлось перепахивать, – продолжал Сэмюэль. – Да и вряд ли найдется фермер, который возьмется после меня ухаживать за целым полем ноготков.
– Ноготкам уход не нужен. Ноготки и так не пропадут.
– Тем лучше, – обрадовался Сэмюэль.
И посадил картошку. Полряда здесь, полряда там, вперемешку с капустой и лимской фасолью. Чем теплее становилось, тем больше овощей сажал Сэмюэль. Зелень и тыквы, кукурузу и помидоры, лук и окру. И цветы, всюду цветы. Не ровными рядами, как принято сажать. Причудливой формы грядки сливались друг с другом, между ними вились тропинки, тут и там торчали колышки – подпорки для вьющихся растений. Часть земли он даже не распахал, а просто засыпал прелым сеном, дубовыми листьями и сосновыми иглами. Проезжие фермеры, видя, как Сэмюэль заваливает отличную почву всякой гнилью, не сомневались, что он умом тронулся. В жизни они не видывали ничего похожего на это поле, а Сэмюэль, глядя на свои труды, думал: неплохое начало.
На второй неделе марта, в понедельник утром, в лавку заглянул Кэлвин Фарлоу (он хоть и не был фермером, зато мнил себя знатоком любого дела) и сказал Калле, что ему неспокойно за Сэмюэля.
Калла ответила:
– Не за Сэмюэля тебе неспокойно, а за Уиллади. Езжай-ка домой и беспокойся о Донне.
Донна – жена Кэлвина. Всем известно, что он не уделяет ей внимания.
– Донне и так живется неплохо, – заверил Кэлвин. – Я ей купил новый «шеви».
«Новый» – значит, тот, которого у нее раньше не было. Кэлвин любил покупать подержанные автомобили и доводить до ума. У Донны что ни день новая машина, вот только на всех табличка «продается».
– И у Сэмюэля все отлично, – сказала Калла. Кэлвина Фарлоу она всегда недолюбливала.
– А со стороны кажется, будто он спятил. Что он такое затеял?
– Придет время – увидишь, – отвечала Калла.
Не один Кэлвин заглядывал в лавку с расспросами. В тот же день зашел Рас Белинджер справиться о Блэйде.
– И мне, и его матери, – уверял он с горечью, – тяжело далась разлука с сыном. Но раз уж ему у вас больше нравится, так тому и быть. Главное, здесь о нем заботятся.
Калла сказала, что забота о Блэйде им не в тягость. Рас тут же ответил, что не вынес бы, если б его родная кровь стала кому-то обузой, что на самом деле Блэйд – сущее наказание.
– Все шло к тому, что мы не смогли бы дальше удерживать его дома. Он от вас еще не убегал?
– Нет, – покачала головой Калла. – Ему, видно, у нас хорошо.
Рас смиренно кивнул: жаль, мол, что так вышло, да ничего не поделаешь, судьба. А перед уходом сказал:
– Можете ему не говорить, что я приходил.
«Не беспокоится, не скажу», – подумала про себя Калла.
В голове не укладывается, для чего Рас Белинджер явился в лавку спустя долгие месяцы и притворялся, будто беспокоится о сыне. Другое дело, если бы пришла мать, плакала, умоляла мальчика вернуться домой. Или просто взяла его и увела. Когда дети Каллы были еще малы, она бы никого из них даже ночевать к чужим не пустила без спросу. Но опять же, она не осталась бы с человеком, который причинил вред ее ребенку. Если бы Джон Мозес выбил кому-то из ее детей глаз кнутом, наутро он очнулся бы в лучшем из миров.
Когда Рас уехал, Калла задумалась, что означал его приход. Хочет восстановить свою репутацию? Наверняка по этой же причине он помог Милларду и Скотти довезти Тоя до больницы. С тех пор Калла была с ним радушна. Как и вся семья. Все были благодарны ему за Тоя, и никто не задумывался о подоплеке его поступков.
Теперь же Калла задумалась.
– Не знаю, зачем он приходил, – сказала Уиллади в тот же вечер, когда узнала от матери новость. – Но я ему не доверяю. Стоит о нем забыть, он тут же напоминает о себе.
Они только что уложили детей и сидели в гостиной. Уиллади переставляла на другую сторону потертый воротник на рубашке Сэмюэля. Она как раз отпорола его и выдергивала обрезки ниток.
– За Расом нужен глаз да глаз, – предупредила Калла. – Что-то мы расслабились.
Дети стали убегать далеко от дома. Дальше ручья, разумеется, не уходили, но зачастую за ними никто не присматривал, особенно когда они катались верхом на Леди. А катались они, едва сходили со школьного автобуса и до темноты.
Уиллади расправила воротник, целой стороной кверху, и стала прикалывать булавками.
– Я стараюсь никому не желать зла, мама, но не понимаю, как таких земля носит.
– Если он тронет мальчика, недолго земля его будет носить.
Уиллади многозначительно глянула на мать. В устах Каллы Мозес это страшная угроза.
Калла добавила:
