ковра», в которой был «стол, два-три стула и несколько книг». Так описал обстановку один из современников Диккенса. Вверив свое достоинство «шаткому стулу», он принялся рассматривать писателя: «Коротко стриженные волосы, одежда бедна, хотя и изысканного покроя. Сменив потертый служебный сюртук на потрепанный синий, он стал у двери, наглухо застегнутый и без воротника, и казался мне олицетворением авантюризма». Биограф Диккенса, его «Босуэлл», Джон Форстер, цитируя придирчивого современника, добавляет, что они с Диккенсом «от души смеялись над этим описанием, в котором едва ли есть одно слово правды. И я, — добавляет Форстер, — привожу его как достойный пример той чепухи, которой и после его смерти писалось более чем достаточно».
Чарлз Диккенс в 1839 г. Художник Д. Маклес
Человечество, однако, должно быть благодарно современнику даже за те крупицы правды, которые содержатся в его рассказе, потому что это единственное сохранившееся описание репортера «Хроники» и его окружения в тот решающий момент его жизни. Примерно в это же самое время в «неуютной комнате без ковра» произошел разговор, который стоило бы запечатлеть с документальной точностью.
Участниками разговора были Диккенс и некий мистер Холл. Уильям Холл — книгоиздатель, партнер Эдварда Чапмена. Обоим было немногим больше тридцати, и издательский опыт их был под стать возрасту. За три месяца до этого разговора они выпустили небольшую книжку под названием «Сатирический ежегодник» с иллюстрациями Роберта Сеймора, одного из известнейших художников той, счастливой для «книжек с картинками», эпохи.
Сеймору было тридцать восемь, т. е. больше, чем издателям, и в полтора раза больше, чем Диккенсу. В том, что в критическую минуту его настойчивыми партнерами оказались совсем молодые люди, и заключалось несчастье Сеймора. Когда человеку за тридцать, то уступать двадцатилетним гораздо труднее, чем в шестьдесят. Два года назад Сеймор поссорился с Гилбертом Абботом Беккетом, двадцатитрехлетним редактором сатирического журнала «Фигаро в Лондоне». Сеймор был самоучкой; свои ранние работы он делал на дереве, потом перешел на медь и получил известность под псевдонимом Шипшенкс — «овечьи ноги». Но Джордж Крукшенк (кривоногий) умел постоять за свое имя. Чтобы их не путали, Сеймору пришлось довольствоваться более скромной славой под своей настоящей фамилией. Работал он с жадностью, что, возможно, ускорило катастрофу. Стоит заметить, что многие из его ранних, но уже вполне зрелых работ оплачивались не меньше чем по полгинеи каждая.
Успех сатирического ежегодника воодушевил обе стороны, и был заключен контракт на «серию гравюр о лондонцах и спорте». Идея принадлежала Сеймору и обсуждалась с Чапменом и Холлом, но дальше обсуждения дело не пошло. Тем временем Сеймор получал новые предложения и, не зная, как с ними поступить, он наконец потребовал от издателей определенного ответа. Было решено гравюры издать, сопроводив их юмористическим текстом. Сеймор согласился, и встал вопрос, кто же будет его напарником. Наконец, вспомнили об авторе очерков в «Хронике». Вот почему мистер Холл пришел в дом 15 по Фернивалз Инн, где жил Диккенс.
Сколько продолжался разговор, никто не знает. Как бы то ни было, мистер Холл ушел с убеждением, что его новый автор умеет добиться своего. План Холла заключался в том, что художник делает ежемесячно четыре гравюры на спортивные темы, а мистер Диккенс пишет к ним текст. Мистер Диккенс, однако, имел контрпредложение: сначала текст, а потом — гравюры. Ведь лошадь впрягают впереди телеги, а не позади нее. Этот аргумент, а может быть, личность писателя, или все вместе, произвело впечатление на мистера Холла, и он сдался.
Начались напряженные дни, и новые события только усугубили их напряженность. Заключив контракт с Холлом, Диккенс начал работать наперегонки с типографским станком, и так продолжалось тридцать четыре года, до того самого дня, когда шестая часть «Тайны Эдвина Друда», последнего романа Диккенса, так и осталась недописанной…
31 марта 1836 года появился первый выпуск «Посмертных записок Пиквикского клуба, содержащих правдивую летопись прогулок, путешествий, приключений и спортивных предприятий его членов. Под редакцией Боза. С четырьмя иллюстрациями Сеймора». Появление книги не было замечено. Джеймс Грант, редактор «Ежемесячного журнала», в котором печатались многие ранние очерки Диккенса, писал позже, что в первые месяцы «Пиквик» терпел «редкостную неудачу» и добавлял: «Чарлз Тилт, в то время влиятельный книгоиздатель, из дружбы к Чапмену и Холлу прилагал все усилия к тому, чтобы обеспечить изданию успех. Он разослал по провинциям не меньше полутора тысяч экземпляров каждого из пяти первых выпусков. Это была для «Пиквикского клуба» широкая реклама, тем не менее продано было всего пятьдесят экземпляров каждого выпуска. Правда, кое-что было, кроме того, продано через другие каналы». Грант ошибался относительно числа разосланных экземпляров. Достоверно известно, что было напечатано не больше четырехсот экземпляров первых выпусков. Что же касается проданного количества, то тут он прав. А «через другие каналы» тоже вряд ли разошлось больше пятидесяти книг. В итоге получается с натяжкой сотня экземпляров.
Задолго до этих грустных событий, второго апреля, был освящен брак Чарлза Диккенса и Кэтрин Хогарт. После короткого медового месяца они вернулись в дом на Фернивалз Инн, где, следует надеяться, Кэтрин немедленно обзавелась ковром. Второй выпуск «Пиквика» был, наверное, уже в наборе утром 21 апреля, когда молодоженов разбудил брат писателя Фредерик, принесший печальную новость. Утренние газеты сообщали, что художник Роберт Сеймор застрелился у себя в доме в Айлингтоне, в летней беседке. Он привязал веревку к курку охотничьего ружья, встал перед дулом и дернул за веревку, сделав таким образом неразрешимой одну из величайших литературных загадок той эпохи. Эта трагедия имела библиофильские последствия: наиболее ценными считаются те экземпляры «Пиквика», в которых часть вторая содержит листок, объясняющий, почему очередной выпуск появился только с тремя гравюрами вместо обещанных четырех. Грустно, что и человеческие несчастья становятся иногда предметом коллекционирования…
О том, насколько Диккенс обязан Сеймору рождением «Пиквика», много спорят. Спор разгорался неоднократно еще при жизни Диккенса, всякий раз вызывая его раздражение. Последнее не свидетельствует против писателя, так как человеку вообще свойственно острее реагировать на незаслуженную обиду, чем на угрызения совести. «Пиквикские записки» принадлежат Диккенсу, и его противники не выдвигали пока достаточно веских аргументов, чтобы мы могли в том сомневаться. Самым яростным из противников была вдова Сеймора, и все наше сострадание к ее горю не мешает учесть, что она, конечно, судила предвзято. Через тринадцать лет после катастрофы она написала Диккенсу письмо, по его словам, «совершенно безумное, на редкость оскорбительное и содержавшее различные утверждения о происхождении «Пиквика», лживые от начала и до конца». Пятью годами позже, в 1854 году, миссис Сеймор опубликовала на ту же тему злой памфлет, которому, как полагают, не дали ходу ее же друзья. Во всяком случае, сегодня известно только два экземпляра этого издания.
После самоубийства Сеймора сложилось положение, подобного которому не было во всей истории книгоиздания. Книга была задумана как серия иллюстраций, скорее картинки, чем записки Пиквикского клуба, но писатель настоял на обратном распределении ролей. Потом художник вышел из этой игры. Первенство так и оставалось за писателем, кто бы ни был новый художник, но художник был во всяком случае необходим. После отчаянных поисков Чапмен и Холл остановили свой выбор на Р. Бассе.
Участие Басса в издании оказалось тоже неудачным, хотя и не таким трагичным. Басс был самой бледной звездой в созвездии иллюстраторов Диккенса, от Крукшенка до Файлдза. Существует мнение, ошибочное и поспешное, что он был просто плохим художником, случайно приглашенным участвовать в издании, подобно кошке, оказавшейся на сцене в самый драматичный момент спектакля. Был он, напротив, талантливым и опытным графиком. Просто рисунок на металле был для него совершенно новым делом. Ибо в то время издатели не просто помечали на рисунке размеры и отсылали его граверу, а требовали готовых гравюр. Раньше художник сам гравировал или же нанимал гравера. Гравировали тогда вручную, поэтому гравер становился как бы автором иллюстрации.
Статья о Бассе в биографическом словаре занимает полстолбца, но в ней ни слова нет о его работе
