слово: мусташ, что по-французски означает «усы». Когда Двинятин вернулся, французские коллеги уже придумали ему кличку «Усатый».
В другой раз пришел старичок с хомячком. Хомяк умудрился сломать переднюю лапку. Бедный старик, сморкаясь и кашляя, был уже готов к худшему. Смотрел на ветеринаров обреченно, представляя, что его любимца усыпят.
Однако Андрей не позволил усыплять зверушку. Он внимательно осмотрел раненую лапку. Подумал- подумал и предложил сделать хомяку внутрикостный стержень. Старичок, конечно, сразу же согласился, и Двинятин произвел тончайшую хирургическую операцию. Он вставил в полость сломанной кости небольшую иголочку, соединил сломанные косточки, наложил гипсовый лубочек. Вся эта микрохирургия проходила в полном молчании коллег, так как им ничего подобного делать никогда не приходилось. В лучшем случае хомяка могла бы ждать ампутация лапки. Но Двинятин считал необходимым бороться за полноценную жизнь хомяка. Он попросил коллег снять гипс через две недели.
Французы были зачарованы точностью движений украинского ветврача по имени Андрэ. Они наблюдали ее вначале во время операции, когда он, не глядя, протягивал руку и брал необходимый инструмент. Причем его движения были быстры, точны и экономны. Удивительно, но казалось — он с первого раза запомнил, где что лежит в их клинике, и освоился сразу. Затем эту ошеломительную точность и пластику движений французы наблюдали ежедневно и не только в операционной, а например, когда он надевал халат, пил кофе, закуривал. Как-то Леон Дюфренуа уронил зажигалку. Двинятин в этот момент стоял рядом и, казалось, смотрел в сторону. Рука его дернулась, он поймал зажигалку и с улыбкой вручил растерянному Леону.
А однажды какие-то хулиганы-подростки из предместья Парижа набросились вечером на троицу ветврачей, когда те шли из клиники. Подростков было пятеро. Ни Пеньо, ни Дюфренуа не успели отреагировать, то есть повернуться и убежать, как они обычно поступали и как советовала в таких случаях полиция. Оба смогли только протянуть руки к русскому ветеринару, чтобы ухватить его за край одежды и утащить за собой. Но и тут не успели. Андрэ быстро шагнул вперед, в гущу нападавших, на мгновение исчез, мелькнули чьи-то руки и ноги, а потом все оказались лежащими на земле. Кроме него. Теперь уже Двинятин быстро схватил французов под руки и поволок вперед, к выходу из переулка. По дороге объяснил, что это такой вид самообороны — айкидо. А что касается малолетних бандитов, то теперь они будут знать, что обыватели тоже способны оказать сопротивление.
После этих случаев настороженность к Двинятину исчезла, французы стали воспринимать Андрэ как своего товарища. Они закрепили добрые отношения дегустацией французских вин в ближайшем ресторанчике. Леон и Габ, как теперь их называл Андрей, делились семейными новостями. А в один из дней они завеялись после работы в гости к Габу, афрофранцузу. Он устроил обед с африканской кухней в честь нового друга Андрэ Двинятин (с ударением на последнем слоге в имени и фамилии). Особенно Андрею понравились африканские вареники с мясом. Как они назывались по-настоящему, он тут же забыл, но зато с интересом смотрел, как ловко Габ готовил их прямо на глазах у гостей. Он их не варил, а жарил в масле, подсыпая во время жарки какие-то приправы. Непривычный вкус теста и мяса делал эти вареники более пикантными, чем обычные. Когда Двинятин похвалил творение Габа, темнокожий француз просиял и стал потчевать его особыми африканскими напитками. Один по цвету и вкусу напоминал компот из красной смородины. Но оказалось, что на самом деле это настой каких-то цветов. Следующий напиток Габа был желтого цвета, тоже вкусный. В высоком графине лежал кусочек лайма, что придавало напитку необыкновенно приятный запах. Слабоалкогольные напитки хорошо утоляли жажду и были легким вступлением к настоящему напитку мужчин — карибскому рому, продиравшему внутренности. Двинятину с непривычки он показался намного крепче водки. У рома был специфический вкус и приятный запах. И он великолепно развязывал язык.
Учитывая, что Андрей плохо владел французским, но отлично говорил по-английски, а Габ и Леон в английском сильны не были, можно понять, почему объяснялись больше мимикой и жестами.
— Попробуй это, — протягивал Леон нечто в тесте.
— Это семена баобаба! Если съешь, будешь сильный и могучий, как это дерево! — Худощавый Габ изображал Шварценеггера и Сталлоне в одном лице.
— Да вы что, ребята! Эти семена твердые как камень. Их же есть нельзя, зубы сломаешь! — отмахивался от французов Андрэ.
— Семечки можно посадить — вырастет баобаб! — настаивал кругленький толстячок Леон.
— Кстати, насчет баб, — подвыпивший Двинятин слышал в звуках чужой речи знакомые сочетания и растолковывал их на свой лад. — Вот все говорят: француженки, француженки… Ни черта подобного! Смотреть не на что. Ваши фам — ерунда!
— Женщины! — догадались французы и наперебой заговорили так быстро, что Андрей совсем ничего не понял.
— Вот приезжайте к нам в Киев! Я покажу вам настоящих красавиц! Все «миски» мира им в подметки не годятся.
— Уи! Да, да! — Габ подскочил и показал на стене большой плакат европейского конкурса «Мисс Европа».
Андрей встал и, слегка пошатываясь, подошел вплотную к плакату, чтобы рассмотреть фотографии топ-моделей. Ром на него действовал очень забавно: ходить было трудно, а говорить — легко. Леон и Габ переглянулись с ухмылкой, им было ужасно любопытно проверить реакцию пьяного Андрэ: останется ли она после спиртного такой же молниеносной? Двинятин двигался взад-вперед и что-то горячо говорил, а за его спиной Леон и Габ придвигали к краю стола блюдца, тарелки, бокалы и легонько подталкивали — чтобы они поочередно падали. Гость, не прекращая говорить и не глядя, подхватывал падающее и водворял на стол. Кажется, он даже не замечал, что руки живут как бы отдельно от него. И вообще, это так было похоже на цирковой номер, что оба француза захохотали — до икоты, до слез.
Обычно сдержанный, молчаливый Двинятин чувствовал себя оратором. Он повернулся спиной к красоткам на стене и, указывая рукой назад, обратился к французам с горячей речью, не обращая внимания на их смех:
— Не надо смотреть на женщину так однобоко, только секси. Посмотрите ей в глаза! О! В ее глазах есть сразу и сирень и незабудки… У вас внутри делается сперва прохладно, а потом жарко! Э! Так сложно объяснить… Вот скажите мне, что такое любовь?
— Амур? — одновременно улыбнулись Леон и Габ, вытирая слезы смеха.
— Ну амур, лав, любовь. Что это? Болезнь? Раньше люди с ума сходили от любви! Даже придумали название болезни, она называлась любовная горячка. Вот вы встречали таких женщин?
Самое странное — несмотря на языковые барьеры, его приятели-французы поняли Двинятина. Выражения лиц Дюфренуа и Пеньо стали мечтательными. Видимо, каждый из них вспоминал романы своей жизни. Веселый полноватый крепыш Леон спросил:
— Как зовут твою женщину?
— Вера.
— Веррра! — грассируя, произнес Леон, а вслед за ним, как эхо, имя повторил Габ. Они делали ударение на последнем слоге имени, и получалось на французский манер.
— Нет, Вера! — поправил их Двинятин. — Вы не понимаете! Одно ее имя значит «верить», а разве можно жить без веры?
— Она красивая? — спросил Габ, затягиваясь сигарой.
— Очень, — ответил Андрей.
Он не смог бы объяснить французским приятелям, да и никаким своим старым друзьям это чувство. Мужчины, увидевшие ее впервые, начинали беспокоиться. Андрей неоднократно наблюдал такое. Они сначала не понимали, откуда исходит беспокойство. А предмет беспокойства стоял рядом и совершенно их игнорировал. Но стоило ей посмотреть своим синим взглядом или произнести хоть слово своим серебряным грудным голосом… И все головы поворачивались в ее сторону, и все люди начинали прислушиваться. Причем не только к словам — к самому звуку. А уж стоило ей рассмеяться!.. Какими жалкими выглядели бы слова, попытайся он описать Верин смех. Когда она смеялась, казалось, будто льется золотой дождь. Он обожал ее смешить, и это у него неплохо получалось. Не потому, что она была очень смешлива. Просто они всегда находились на одной волне. Ум ее был ироничным. Она видела смешное или нелепое там, где другие
