в гражданском процессе — для оказания юридической помощи и защиты нарушенных и оспариваемых прав и законных интересов обратившегося.
Во-вторых, представительство в суде имеет характеристику, отличную от гражданско-правового. Кроме того, указывается также на несовпадение предметов рассматриваемых правовых институтов, отмечается несходство оснований возникновения и порядка оформления полномочий и т. д. Таким образом, на основе сопоставления сущности, содержания и форм представительства в гражданском праве и представительства в гражданском процессе делается вывод об их различной правовой природе.
По нашему мнению, с большей частью приведенных доводов можно согласиться. Вместе с тем, на наш взгляд, из этих доводов не следует вывод о том, что судебное представительство не может рассматриваться как разновидность общегражданского.
В гражданском праве представительству посвящена глава 10 ГК РФ. Представительство дает право одному лицу (представителю) совершать от имени и в интересах другого лица (представляемого) сделки в силу полномочия. Поэтому, если сравнить сущность и содержание этого гражданско-правового института с договорным представительством в гражданском процессе, то окажется, что в их характеристиках больше общего, чем различий, так как и в том, и другом случае речь идет о выполнении определенных юридических действий в интересах и по поручению лица, обратившегося за правовой помощью.
Различия в основаниях возникновения представительства сторон и третьих лиц позволяют разграничивать его на виды. Необходимо при этом отметить, что каждой группе отношений, существующих между представляемым и представителями, отвечает свой вид представительства. Так, представительство, возникающее из семейных правоотношений, принято называть законным представительством. Договор поручения и договор о правовом обслуживании является основанием для договорного представительства. Из отношений общественных организаций с их членами и иными гражданами возникает общественное представительство. Представительство юридического лица, осуществляемое членом коллегиального органа, возглавляющего это юридическое лицо, на наш взгляд, необходимо именовать уставным представительством. По нашему мнению, есть все основания считать целью представительства в гражданском праве оказание правовой помощи лицу, которое приобретает по совершаемой через представителя сделке права и обязанности, поскольку совершение такой сделки не является самоцелью представительства, а лишь служит средством оказания содействия представляемому. Необходимо признать, что различие в целях рассматриваемых институтов, таким образом исчезает. Причем количество представителей для участия в деле законом не ограничено. В связи с этим характерно одно дело, рассмотренное судом общей юрисдикции.
Так, истица Т. обратилась в Кунцевский межмуниципальный суд г. Москвы с иском к О. о защите чести, достоинства и деловой репутации и компенсации морального вреда, ссылаясь на то, что в его кассационной жалобе на решение Таганского межмуниципального суда г. Москвы, он обвинил ее и совершении незаконного предпринимательства и назвал ее утверждения по иску «бредовыми», что порочит ее честь, достоинство и деловую репутацию. В судебном заседании интересы О., который покинул зал судебного заседания, представлял по доверенности К., который заявил письменное ходатайство об отложении дела, в связи с желанием ответчика пригласить адвоката для участия в судебном разбирательстве. Суд отклонил просьбу представителя К. и рассмотрел иск по существу, обратив решение к немедленному исполнению. Отменяя решение суда по кассационной жалобе и кассационному протесту, Судебная коллегия по гражданским делам Мосгорсуда, на наш взгляд, правильно указала, что количество представителей, которые могут участвовать в судебном разбирательстве и представлять интересы стороны, законом не ограничено, в связи с чем судом нарушено право О. на получение юридической помощи и участие адвоката в заседании суда первой инстанции[10].
Как гражданское, так и судебное представительство регламентируют такие отношения, при которых представитель выступает в защиту чужих, а не своих интересов, совершая в то же время определенные самостоятельные действия от имени обратившегося к нему за помощью лица. Помимо этого, существует общее и в порядке оформления полномочий представителя в гражданском праве и гражданском (арбитражном) процессе. Например, для осуществления действий по распоряжению правом представляемого (отказ от иска, признание иска, заключение мирового соглашения и т. д.) судебный представитель, в том числе адвокат, как указано в статье 46 ГПК РСФСР (ст. 54 проекта ГПК РФ[11]), ст. 50 АПК РФ должен иметь специальную доверенность, точно так же, как это предусмотрено статьей 185 ГК РФ.
Представитель допускается в процесс при наличии надлежаще удостоверенного документа, подтверждающего его полномочия. Полномочие адвоката удостоверяется ордером, выданным юридической консультацией, которое дает ему право только на совершение процессуальных действий, не связанных с распоряжением материальными правами доверителя.
Изложенное позволяет сделать вывод о том, что по основным параметрам представительство гражданское и представительство судебное аналогичны, несмотря на то обстоятельство, что между ними имеются различия. Особенное всегда содержит не все, а лишь наиболее важные черты общего[12]. Аналогичные примеры можно найти и в российском праве. Так, договор найма жилого помещения значительно отличается от договора аренды (имущественного найма) — (главы 34, 35 ГК РФ), однако представляет собой разновидность последнего. Похожая ситуация с договорами подряда и, например, строительного, бытового подряда (глава 37, § 1, 2, 3 ГК РФ).
Следующим доводом против непризнания общности представительства в гражданском праве и представительства в гражданском и арбитражном процессе является то, что судебное представительство реализуется с помощью гражданско-правового договора поручения (ст. ст. 971–979 ГК РФ), а договор поручения есть полномочие именно для представительства в смысле статьи 182 ГК РФ[13].
Кроме того, основным доводом против оспариваемой позиции является то, что в представительстве в гражданском и арбитражном процессе имеются два типа связей: один — между представителем и представляемым, а другой — между представителем и третьими лицами. В юридической литературе эти типы связей принято называть соответственно внутренним и внешним[14] . Если исходить из позиции В. М. Шерстюка, Я. А. Розенберга и других сторонников мнения о самостоятельной правовой природе процессуального представительства, то становится непонятным — какова его нормативная база? В связи с этим возникает также вопрос о том, что если внешние отношения (например, между представителем и судом) регулируются гражданским и арбитражным процессуальным правом, то какова правовая основа внутренних отношений представительства? В ГПК РСФСР, АПК РФ и в проекте ГПК РФ нет упоминания об отношениях представителя с доверителем, хотя очевидно, что и этот вид связей, на наш взгляд, должен быть законодательно урегулирован. Приведем пример.
Допустим, что представительство — сугубо процессуальный институт, как полагает В. М. Шерстюк. Однако между представителем и представляемым возникают не процессуальные, а материальные правоотношения. Сам же В. М. Шерстюк выступает против объединения всех отношений представительства в состав единых процессуальных[15], и с этим возражением можно согласиться. Однако, как нам представляется, не в интересах практики отрывать друг от друга внутренние и внешние связи представительства, поскольку они имеют как логическое, так и правовое единство. В связи с этим нельзя не согласиться с Е. Л. Невзгодиной, которая отмечает, что представительство в гражданском процессе содержит и материальные, и процессуальные нормы, что подтверждает вывод о его гражданско- правовом происхождении[16].
На наш взгляд, подводя итог сказанному, можно отметить, что целый ряд доводов свидетельствуют о том, что судебное представительство является специфической разновидностью общегражданского представительства. Аналогичная позиция уже высказывалась в 50-е-70-е годы[17]. Кроме того, интересно также отметить, что и в зарубежной гражданско- процессуальной литературе данный вопрос решается подобным образом. Так, польский ученый- процессуалист Б. Берутович отмечает, что отношения представителя с третьими лицами регулируются нормами ГПК, отношения же между представителем и представляемым — ГК[18]. На наш взгляд, данная точка зрения является обоснованной и мы ее поддерживаем. Более того, она соответствует интересам практики. Во-первых, она дает четкую нормативную базу договорному представительству. Во-вторых, позволяет ответить на ряд вопросов, используя нормы
