осторожно пошла за нею на глубину. Сначала было страшновато. Я зашла в воду но пояс и остановилась: теперь волны, набегая одна за другой, захлестывали меня почти до плеч – и это оказалось очень здорово! Я попробовала воду на вкус – она была страшно соленой. Набежала волна повыше других и намочила мне лицо и волосы, и это тоже было приятно.
А мать Евдокия так и скользила в воде передо мной то в одну сторону, то в другую, как большая белая рыба с широким хвостом. И как это ей не мешала ее рубаха? Я оттолкнулась от дна и, подражая ей, беспорядочно забила руками по воде. Плыть у меня не получалось, но на поверхности я каким-то образом держалась. Я барахталась, визжа от удовольствия, иногда уходя с головой под воду, и стоило мне разок не нащупать ногами каменного дна террасы, как я запаниковала и вернулась поближе к скале. Тут мне пришло в голову вымыть волосы. Это была сложнейшая процедура, которой бабушка обучила меня, когда мои волосы стали отрастать. Я взяла кусок мыла, оставленный вместе с полотенцами на камне над самой террасой, хорошо намылила волосы, а потом опустила голову в воду, чтобы смыть пену. Я покрутила головой в воде, чтобы лучше прополоскать волосы, и тут мне захотелось открыть глаза и поглядеть – а что там под водой? Я так и сделала. И увидела прямо перед собой темную нору, из которой на меня злобно и холодно глядели два выпуклых круглых глаза, а под ними ритмично приоткрывалась щель длинного рта с неровными острыми зубами. Я выбросила голову из воды и заорала:
– Мать Евдокия, назад! Здесь в пещере чудовище! Выбирайтесь скорей! – крича это, я уже карабкалась на скалу. Примостившись на камне возле наших полотенец, я нагнулась и поглядела вниз. Чудище выплыло на свет и оказалось огромной пятнистой рыбой-змеей с оттопыренным вверх спинным плавником. Она извивалась перед своей пещерой, недоумевая, куда вдруг исчезла добыча. А мать Евдокия еще только плыла к скале. Что делать, чтобы отвлечь мерзкую рыбину? Я завернула в камень полотенце и бросила его вниз. Чудовище резко бросилось к нему, ухватило зубами, дернуло, а потом отпустило – не заинтересовалось. А мать Евдокия еще только встала на дно и медленно, осторожно шла к скале.
Рыба-змеюка, играя кольцами длинного тела, стала разворачиваться в ее сторону. Я поняла, что только настоящая добыча может ее отвлечь. Бежать к джипу за бутербродами уже не было времени. Я сообразила, что ее может привлечь запах крови. Я схватила мыльницу и, зажмурившись, изо всех сил резанула ее краем по левой руке. На счастье, край оказался достаточно острым – из длинного разреза сразу выплеснулась кровь и растеклась по мокрой руке. Я схватила полотенце матери Евдокии, стерла им кровь, а потом завернула в него камень и завязала узел. Это заняло всего несколько мгновений, и приманка полетела в воду между чудовищем и монахиней. Тварь бросилась к ней, схватила зубами и начала заглатывать полотенце вместе с камнем и моей кровью – ну и подавись! Пока она терзала полотенце, тряся башкой и мерзко извиваясь сама вокруг себя, мать Евдокия влезла на скалу и уселась рядом со мной, стуча зубами. Она уставилась круглыми глазами вниз, в бурлящую воду.
– Холодно?
– Нет, страшно!
– А кто это?
– Мурена. Морской угорь. Только очень уж крупная.
– Надо запомнить, как она выглядит. Пригодится для Реальности. Пошли наверх, надо вытереться и согреться, я ведь оба наши полотенца мурене скормила…
– Зачем же?
– Отвлекала от вас.
Мы поднялись к машинам, быстренько вытерлись насухо, взяв другие полотенца из наших запасов, и оделись. Мать Евдокия принялась готовиться к ужину, а я достала нашу аптечку и стала искать в ней бинт, чтобы перевязать руку. Вдруг, совершенно случайно поглядев в сторону террасы, я увидела, как по скале, извиваясь всем своим безобразным пятнистым телом и помогая себе толстыми плавниками, с широко распахнутой страшной пастью к нам поднимается мурена.
– Мать Евдокия! К нам мурена подбирается!
– Неостроумно, Сандра! – сказала мать Евдокия, не поднимая головы от бутербродов, которые она в этот момент чем-то намазывала. – Мурены – рыбы, они по камням не лазают и без воды жить не могут…
Она что-то там еще говорила, по-прежнему не желая отвлекаться от своего занятия, но уже не было времени что-то ей объяснять; я побежала к джипу, вскочила в кабину и тронулась с места. Шум двигателя привлек внимание мурены уже выбравшейся на край скалы. Тварь приподняла верхнюю часть змеиного туловища и водила безобразной головой, выясняя обстановку. С ее пасти свисали и падали на камни длинные сопли желтой слизи. Мы ринулись навстречу друг другу одновременно. Не доезжая до нее метров десять, я подалась назад, чтобы заманить ее за собой и вместе с тем отвести джип подальше от края скалы. Решив, что добыча уходит, тварь быстро заскользила ко мне по ровной площадке скалы. Отъехав на порядочное расстояние от края, я остановилась и подпустила ее еще ближе, а потом бросила машину ей навстречу, слегка вильнув, чтобы наехать на нее сбоку. Оба передних колеса прошлись по ее туловищу с противным хлюпающим звуком. Я услышала истошный визг матери Евдокии и удары мощного хвоста по капоту. С полураздавленным телом мурена вывернулась из-под джипа и снова яростно кинулась в атаку. Я дала задний ход и увидела расплющенное в двух местах тело неистово извивающееся и мотающее зубастой головой. Я опять бросила на нее тяжелую машину, и опять, и опять… Мне пришлось отъезжать и наезжать несколько раз, пока я не убедилась в неподвижности чудовища. Но и теперь куски его, почти отделенные друг от друга, содрогались, кончик хвоста мотался из стороны в сторону, а искореженная пасть кусала воздух окровавленными зубами.
Выйдя из кабины, я первым делом оглядела передние колеса – не прокушены ли они зубами? Ко мне подошла мать Евдокия с совершенно квадратными глазами.
– Господи, да что же это такое? – спросила она прерывающимся голосом.
– Это такая рыбка, мать Евдокия. Мурена называется. Она плавает себе в водичке и на суше совершенно не опасна.
– Да нет же, это какой-то монстр!
– Слава вашему Богу, теперь и вы разглядели! Я думаю, это мурена-мутант.
– Ой, на вас кровь! Она вас задела?
– Нет. Это я о скалу руку поцарапала.
– До того или после того?
– Не поняла вопроса.
– Вы поранили руку до того, как мы сошли в воду или после?
– Ну, скорее всего, когда я спускалась к воде.
– Вот в этом все и дело! Запомните, Сандра, никогда нельзя лезть в воду с открытой раной – запах крови быстро разносится в воде и привлекает морских хищников, – все еще стуча зубами, назидательно произнесла монахиня. – Если бы вы мне сказали про вашу царапину, я бы ни за что вас в воду не пустила. А теперь из-за вас придется нам всю ночь не спать: по следу одного чудовища могут придти и другие.
Вот так, я же и виновата оказалась! Проявила скромность и получила воздаяние. Чтобы всерьез не рассердиться на мать Евдокию, я решила довести ситуацию до абсурда и явила кротость поистине монашескую.
– Простите меня великодушно, мать Евдокия. Это я во всем виновата. Я больше так делать не буду.
– Бог простит. Зато вы сдали экзамен на экологистку – уничтожили животное-мутанта.
Вот тут уж я возмутилась по-настоящему!
– Мать Евдокия, прошу вас, никогда не называйте меня экологисткой!
– Почему, Сандра? Разве в этом есть что-то обидное? Экологисты делают полезное дело – уничтожают животных-мутантов, очищают землю от дьяволоха…
– И от асов тоже.
– При чем тут асы?
– Может быть, вы не в курсе, несмотря на всю вашу образованность и продвинутость, но основная задача экологистов – выслеживание и уничтожение асов. А защита природы – это так, прикрытие.
– Сандра! Вы это точно знаете?
