приходит обычно не от побед, а от поражений.
Когда Верховный прочитал переведенный на русский приказ Паулюса, ни немецкий полководец, ни Сталин еще не знали, что менее чем через два года, в октябре 1944-го, Паулюс, ставший в дни катастрофы генерал-фельдмаршалом, подпишет совсем другой документ. Он сохранился в личном фонде Сталина. Приведу из него лишь небольшую часть;
'Немцы! 26 октября 1944 года
Генерал- фельдмаршал фон Паулюс
Я чувствовал, что мой долг по отношению к родине и возложенная на меня, как на фельдмаршала, особая ответственность обязывает меня сказать своим товарищам и всему нашему народу, что теперь остался только один выход из. нашего кажущегося безвыходным положения- разрыв с Гитлером и окончание войны.
Наглой ложью является утверждение г-на Гиммлера о том, что с немецкими солдатами в русском плену обращаются бесчеловечно, что с помощью кнута и под дулом револьвера их заставляют выступать с пропагандой против своего отечества. В Советском Союзе с военнопленными обращаются гуманно и корректно...' Паулюс еще не знал, что он проведет в Советском Союзе долгих десять лет. Но это будет потом. А пока армия Паулюса сражалась.
Только сейчас, когда завершалась сталинградская эпопея, когда остались считанные недели до пленения Паулюса, его генералов и остатков армии, Сталин впервые со всей глубиной осознал значимость свершенного. Он понимал, что дело не только в уничтожении и пленении сотен тысяч немецких солдат, освобождении огромных территорий, что так бесславно были отданы на поругание оккупантам летом и осенью 1942 года, но в огромном международном резонансе сталинградской победы. После Сталинграда к народу придет наконец та неодолимая уверенность, которая в значительной степени потрясет, поколеблет способность Германии бороться за победу. Для него, Сталина, это был переломный рубеж. После Сталинграда он внутренне изменится, поверит в себя как Верховного Главнокомандующего. Но он быстро забудет, что озарение блестящей идеей контрнаступления, родившейся в момент, когда казалось, что новое катастрофическое поражение неминуемо, пришло не к нему. Не он ее автор! И не только к Жукову и Василевскому. Скромные, незаметные операторы Генштаба своими прикидками, расчетами доведут идею до кристальной ясности: простую, пожалуй, даже элементарную идею окружения глубоко вклинившегося в нашу оборону противника превратят в изящный, до мелочей продуманный план. Правда, в стратегии едва ли есть элементарные вещи. Мне представляется, что замечательной идеей является не сам замысел окружения немецкой группировки силами трех фронтов, нет. Попыток окружения и реальных окружений в минувщей войне будет осуществлено немало. Интеллектуальной вершиной стратегической идеи Сталинградской наступательной операции, по моему мнению, предстает способность прийти к этому решению в кульминационный момент тяжелейшей обороны, чреватой новым поражением. Увидеть жар- птицу возможной победы, когда сплошные пожарища над Сталинградом свидетельствовали об отчаянном положении сражающихся частей и соединений. Не знаю, чувствовали ли авторы этой идеи и то, что задуманная операция с ее блестящим финалом поможет всему народу рассмотреть контуры грядущей желанной Победы, еще такой далекой. Это было коллективное озарение.
Я уже отмечал, что Сталин вначале не оценил смелости идеи. Вдохновение пришло не к нему. Но Верховный смог по достоинству оценить план, который со всех точек зрения выглядел шедевром военного искусства. Когда после детальной проработки вопросов на оперативных картах, длинных колонок расчетов материально-технического снабжения, рекогносцировок в районе Серафимовича, Клетской, других мест Жуков и Василевский принесли карту-план контрнаступления, Сталин впервые не стал ее рассматривать. Он уже жил этой идеей и всячески старался верить в нее. В углу карты Верховный поставил размашисто: 'Утверждаю. И. Сталин'. Внизу у обреза карты стояли подписи Жукова и Василевского.
Когда после 1945 года появятся первые апологетические публикации по отдельным операциям Великой Отечественной войны, Сталина неприятно поразит тот факт, что кроме него, 'творца гениального стратегического замысла Сталинградской наступательной операции' упомянут и его заместителя Г. К. Жукова, начальника Генерального штаба А. М. Василевского, командующего фронтами Н. Ф. Ватутина, К. К. Рокоссовского, А. И. Еременко, членов Военных советов А. С. Желтова, А. И. Кириченко, Н. С. Хрущева, начальников штабов Г. Д. Стельмаха, М. С. Малйнина, И. С. Варенникова и других военачальников. Он уже свыкся с мыслью, что Сталинград, операция по снятию блокады Ленинграда, контрнаступление под Курском, освобождение Правобережной Украины, как и завершающие операции Великой Отечественной войны,- это прежде всего заслуга его как полководца. Он уже никогда не сможет делить лавры с кем-либо. Одна 'из причин опалы Жукова после войны, как и некоторых других полководцев, заключается в нежелании разделить с ними славу. Хотя, конечно, никто и не пытался ее делить. Просто в статьях, докладах, выступлениях, фильмах, Где действовал лишь. один 'непогрешимый полководец', иногда в перечислении, списком, назывались командующие фронтами, члены Военных советов, начальники штабов. О командармах же речь обычно не шла; Главный герой минувшей войны народ - был лишь фоном блестящих деяний 'непобедимого полководца'. Хотя сегодня, ознакомившись с сотнями, тысячами оперативных, политических, партийных документов минувшей воины, можно с полной убежденностью сказать, что свою роль Верховного Главнокомандующего И. В. Сталин смог исполнять только благодаря наличию в Ставке, Генеральном штабе, на фронтах, флотах незаурядных полководцев и военачальников. Наша страна, и это свидетельствует о ее неиссякаемой жизненной силе, смогла возродить в муках, страданиях, крови свой, если так можно выразиться, полководческий потенциал. Так рождалось военное искусство Великой Отечественной войны. И Сталин научится его использовать.
& ВЕРХОВНЫЙ И ПОЛКОВОДЦЫ
Во время войны Сталин ничего не успевал читать, кроме донесений, шифротелеграмм, оперативных сводок, планов операций, отчетов наркоматов, дипломатической переписки; Его библиотека на даче и в кремлевской квартире могла покрыться пылью. Но несколько книг он все же просмотрел. Мне встретилась записка Поскребышева Сталину, где перечислялись 'книги о Полководческом искусстве'. Приведу этот список, составленный, по-видимому, по указанию 'вождя'.
1. С. Борисов. Кутузов. М., 1938.
2. М. Драгомиров. 14 лет, 1881-1894. СПб., 1895.
3. К. Клаузевиц. 1812 год. М., 1937.
4. Н. А. Левицкий. Полководческое искусство Наполеона. М., 1938.
5. Г. Леер. Коренные вопросы (Военные этюды). СПб., 1897.
6. Ф. Мерйнг. Очерки по истории войн и военного искусства. М., 1940.
7. Н. П.Михиевич. Суворов-стратег (сообщения профессоров Академии Генерального штаба). СПб., 1890.
8. Ф. Мольтке. Военные поучения. М., 1938.
9. Наполеон. Избранные произведения. Т. 1. М., 1941.
10. К. Осипов. Суворов. М., 1838.
11. А. Петрушевский. Генералиссимус князь Суворов. СПб., 1900.
12. А. В. Суворов. Наука побеждать. М., 1941.
13. Е. Тарле. Нашествие Наполеона на Россию. 1812 г. М., 1938.
14. Ф. Фош. О ведении войны. М., 1937.
15. Б. Шапошников. Мозг армии. М., 1927-1929.
Напротив первого, десятого, двенадцатого и пятнадцатого номеров стоят четыре галочки (вероятно, Сталина) . Возможно, он просмотрел эти, а может быть, и другие книги о выдающихся полководцах. Совсем не случайно с началом войны Сталин приказал повесить на стенах своего кабинета в Кремле портреты Суворова и Кутузова. Не случайно и то, что.в своей короткой речи на Красной площади во время парада 7 ноября 1941 года Сталин, обращаясь к войскам, произнес:
'Пусть вдохновляет вас в этой войне мужественный образ наших великих предков - Александра Невского, Димитрия Донского, Кузьмы. Минина, Димитрия Пожарского, Александра Суворова, Михаила Кутузова! Пусть осенит вас победоносное знамя великого Ленина!' Сталин не раз возвращался к великим полководцам прошлого, черпая в них веру в победу. Именно по его инициативе были учреждены полководческие ордена Суворова, Кутузова, Богдана Хмельницкого, Александра Невского, Нахимова и Ушакова. Сталин понимал, что в условиях войны боевые традиции выступают как сплав былинного и народного эпоса, животворный источник национального самосознания, чести и достоинства. Примечательно, что Мехлис, а затем Щербаков специально сообщали Сталину о выполнении его указания - выпуске и распределении по фронтам и армиям брошюр ознаменитых русских полководцах и
